Непрестижная профессия

«Месяц замерших маятников» — так верно уловить тягучесть времени августовского Рима способен лишь поэт. «В августе расторопна только муха в гортани высохшего графина», — продолжает он, однако нынешние реалии удивили бы даже великого Бродского. Сорокоградусная жара — это последняя линия обороны Вечного города перед лавиной туристов, готовых круглосуточно полировать до блеска его мощеные улицы. Живительный эликсир с волшебной приставкой dolce пьянит каждого, кто приехал в столицу Италии.

Мне не занимать проворности у мухи и, передвигаясь по городу трусцой, я думаю только об одном — как бы не задохнуться от жадности. Впереди Квиринальский дворец, Пантеон, вилла Боргезе. Успеть бы до темноты…

***

«Деньги не пахнут» — эту знаменитую фразу сохранил для потомков писатель и историк Гай Светоний Транквилл, цитируя римского императора Веспасиана. К сожалению, спустя девятнадцать столетий она так и не потеряла своей остроты. Но сегодня, путешествуя дорогами Италии, понимаешь иное: время пахнет! А место его прописки здесь, в Риме.

Проходя мимо витрин бутиков, гастрономических лавок и сувенирных киосков, рискуешь случайно споткнуться о перила древнего Форума и разбиться в лобовом столкновении с машиной времени. А площадь, бывшая столетия до нашей эры центром общественной жизни горожан, лишь скромно подтвердит: «Вы не ошиблись. Да, это дом Цицерона, того самого. А это покои весталок, служительниц языческого храма, о девстве которых писал философ Плутарх… Umbilicus Urbis (руины языческого храма, дословно «пуп города») — закопан здесь же». И тогда на тебя снисходит понимание — и прощение — римлян за их упрямое нежелание общаться с приезжими на английском языке. Так, служащий метрополитена, деликатно «не расслышав» вопросов относительно подземной логистики, поставил меня в тупик своим комментарием: «Ты же приехала в Рим, как ты можешь не говорить на его языке?». Воистину, те, в чьи родословные корнями вплетены Юлии, Августы и Траяны, имеют право недоумевать.

В Риме невольно и сам инфицируешься желанием власти, дерзаешь остановить за локоть реставратора или невзначай пролить краску маляра, собирающегося подновить очередной памятник. Отсрочить прикосновение времени, чтобы успеть выхватить фотоаппарат и запечатлеть на снимке седину города, прикоснуться к драгоценным морщинам и вдохнуть аромат старины. Привезти домой флакон с запахом пыли дорог, катакомб и музеев, который воскресит в памяти и восхищение, и зависть. Ведь завидовать придется даже булыжникам. Камни останутся принимать солнечные ванны под голубым небом Рима, а гостю рано или поздно предстоит сказать прощальное «аривидерчи» в аэропорту Леонардо да Винчи и улететь восвояси.

А пока остается радоваться даже переполненным мусорным бакам, пешеходам, перебегающим дорогу на красный свет, эмоциональным жестам и повышенным тонам мирного диалога. Всему тому, что является «тихим» отголоском нас в итальянцах или наоборот. Глядя, как утром пожилые немцы и англичане старательно зашнуровывают белоснежные кроссовки и отправляются на пробежку, испытываешь легкое недоумение. Торжество здорового образа жизни выглядит как-то неожиданно на фоне праздной роскоши античного пейзажа.

Гете был уверен: кто видел Рим, «тот никогда больше не будет совсем несчастным». Немецкий ученый Винкельман был категоричен: «Кроме Рима в мире нет почти ничего прекрасного». А Гоголь ощущал себя на этих улицах счастливым репатриантом: «родину души своей я увидел, где душа моя жила еще прежде меня, прежде, чем я родился на свет». Однако дороги приводят не только гениев, но и простых смертных к подножью холмов Вечного города, где каждый может услышать и получить в подарок свою личную историю или урок. В моем случае, это была короткая лекция с наглядным сопроводительным материалом.

***

В тесном переулке, бегущем от площади Навона к церкви святого Евстафия, образовалась небольшая транспортная пробка. Мусоровоз отчаянно протискивался задом к крыльцу небольшой таверны, чтобы избавить ее от избытка мусора. Узость улицы делала этот трюк почти смертельным для кузова автомобиля. (Бродский и тут оказался совершенно прав, когда писал о том, что «в этих узких улицах… громоздка даже мысль о себе»). Постепенно образовалась группа из любопытных туристов и десятка карабинеров. В форме от Валентино, улыбающиеся и набриолиненные, полицейские переглядывались с толпой зевак, совершенно не скрывая здоровой иронии.

Оказалось, внимание стражей порядка привлекли отнюдь не габариты машины, а ее водитель. Молодая красивая девушка, правой рукой уверенно крутящая баранку, изредка бросала взгляды в зеркало заднего вида. В другой руке, украшенной десятком ярких пластмассовых браслетов, она держала мобильный телефон и что-то увлеченно рассказывала собеседнику. Каскад смоляных волос эффектно вздрагивал, когда она хохотала. Массивные серьги, раскачиваясь из стороны в сторону, придавали всему образу подчеркнутую беспечность.

Напряжение публики росло. Девушка не замечала изумленных взглядов, она лучилась радостью человека, довольного жизнью. Словно за ее спиной вовсе не было огромного зловонного багажа. Наконец маневры автомобиля увенчались успехом, и сигнальные огни оповестили зрителей о полной остановке машины.

Болельщики взорвались щедрыми аплодисментами. Героиня показалась в полный рост и, ослепив зрителей жемчужной улыбкой, исчезла в дверях таверны. Потом я узнала, что молодых людей в Италии (а может быть, и в других странах Европы) в «непрестижных» профессиях привлекает хорошая зарплата. Но в ту секунду площадь смотрела на вторую Монику Беллуччи, скользящую по красной дорожке в отзвуках бушующего моря оваций.

***

Говорят, случайная встреча — самая неслучайная вещь на свете. И действительно, мой внутренний ценностный гироскоп если не был опрокинут этим событием, то заметно пошатнулся и чудом удержал равновесие. Мимолетный эпизод беззвучно задал зрителям вопрос о чем-то важном и одновременно неудобном. Как решить задачу по вычислению формулы человеческого счастья? Сумма слагаемых, очевидно, у всех будет своя.

Наша старшая дочь была примерно одного возраста с вышеупомянутой римлянкой. Говорить начистоту с самим собой — нелегкое дело, но я отважилась спросить: хотела бы я видеть ее такой прекрасной, а главное — довольной? Да. Хотела бы я видеть ее за рулем мусоровозки? Нет.

Разве для этого с первого года ее рождения мы с папой заказывали дорогие торты на именины в форме короны и обязательной надписью — «любимой принцессе»? Неужели потратили школьные годы впустую, взращивая в ней правильные амбиции и нацеленность исключительно на красный диплом? Нам казалось, что, посещая пары в лучшем вузе страны, она обязательно станет счастливой. Разве слова «элита», «статус», «репутация», «престиж», «влияние» — не обязательные атрибуты беспечальной жизни?

Опоздать на праздник бытия, где «успешность» возглавляет нарядное застолье, страшно. Чтобы разделить изысканную трапезу, необходимо выглядеть «на уровне», быть «полноценным». Впрочем, чернобровая красавица не спрашивала мою родительскую совесть, тождественна ли успешность счастью. Аксиома не требует доказательств. Уделяя столько внимания цвету диплома, задумывалась ли я хоть однажды, в чем заключается настоящая «полноценность» человека?

Не думаю, что городские мачо, каковыми рисуют карабинеров устойчивые стереотипы, рукоплескали шоферскому мастерству или высокой зарплате, покрывающей побочные эффекты вождения «такого» грузовика. Цену личности не определяет толщина кошелька и многозначность банковского счета. Скорее, и едкий запах, и назойливых насекомых, и зрительскую брезгливость затмила и обезоружила красота человеческого достоинства. И одно из ее проявлений — это умение сохранять прекрасными лицо, одежду, мысли при любых обстоятельствах.

Возможно, итальянка не читала Чехова, но писательский завет исполнила. Она не позволила себе надеть грязную робу, завязать в узел немытые волосы, выйти на проклятую уборку без макияжа и с выражением лютой злобы на лице. Девушка достойно украсила свое рабочее место той красотой, что спасает мир. Впитать ее с молоком матери, с первого шага, будучи с детства погруженной в эстетически совершенную обстановку Рима, — особенно легко. И какая разница, «чем пахнут ремесла», если величественный палаццо Поли с раскинувшимся под окнами фонтаном де Треви преображает души?

***

Победив дремотой все живое по ту сторону ставен, полуденный зной лениво окутывал прохожих. Кафе Греко, несмотря на сиесту, было переполнено посетителями. Галантный официант во фраке принес мне чашечку кофе и продиктовал пароль доступа к вай-фаю. За соседним столиком обедала молодая пара, чей ребенок ежеминутно издавал оглушительный визг, стоило папе скорчить новую устрашающую гримасу. Я попыталась сосредоточиться на поисках нужной информации в планшете, но переливы детского смеха были так заразительны, что вскоре и я, и все остальные посетители кафе уставились на папу в ожидании очередной порции уморительных мин.

Наконец всеведущий гугл ответил на мой последний вопрос: почему Рим называют Вечным городом? Источники сходились в одном: городу почти три тысячи лет. Он стар. Но прежде чем на экране загорелись сухие цифры, мне показалось, что я нашла свой, личный ответ. Вечное всегда останется юным, к смерти движется старое, а не вечное. А еще юность с присущей ей любознательностью задает слишком много вопросов. О Вечном…

Младенец одобрительно хмыкнул.