Заседание 77. Умереть, чтобы родиться

Психотерапию я проходила лет шесть постоянно, да и сейчас время от времени наведываюсь для корректировки курса. Началось всё с выбора «инвалидность или психотерапия», и в первую я верила несравнимо больше, чем в возможности второй, но получать инвалидность очень не хотела. Поэтому пришлось попробовать и таки оказалось, что психология — не лохотрон для зажрашихся дурочек с Рублёвки, а и впрямь работает.

На фоне многих проблем, которые нужно было решать, чтобы не получить пособие по нетрудоспособности, был один пустячок, одно крайне неприятное состояние, которое я иногда, уже будучи в клинической ремиссии, переживала по ночам. Однажды на сеансе я его вспомнила и рассказала. Доктор спросила: не было ли у меня асфиксии в родах, ибо мое состояние весьма характерно для испытавших эту самую асфиксию.

С маминых слов я знала, что, родившись, закричала не сразу. Была ли это асфиксия — неизвестно, такого диагноза акушеры мне не ставили.

Я уже как-то писала, что помню себя неприлично рано: хоть и отрывочно, но — месяцев с четырёх. И вот однажды на занятии я вспомнила момент своего рождения, вернее, я вспомнила то чувство, с которым я появилась на свет: мне страшно не хотелось начинать эту «бодягу».

Точно знаю, что не дышать — было моим единственным на тот момент желанием. Но злая тётя-акушерка дёрнула меня за ногу, чем и обидела настолько, что я вот уже скоро как сорок лет копчу это небо и топчу эту землю.

С тех пор как меня вылечили от навязчивого желания пострадать за какое-нибудь великое Правое Дело… Вылечили, кстати, очень просто: дали действительно как следует пострадать за нечто невнятно-пафосное. Так вот. С тех пор я знаю, что страдать следует, во-первых, только если этого никак нельзя избежать, а во-вторых, не для того, чтобы кому-то от этого стало лучше. Лучше от этого не станет никому, если цель страдания — просто пострадать, а не получить конкретный, простите за жаргонизм, «апгрейд», причём исключительно и бесстыже — для себя лично.

Когда-то я сочинила сказку о Терпеливом мушкетёре, и, в общем-то, в ней сказала на тему страдания и терпения всё, что имела сказать. Но как ни крути, а, говорят, сюжетов даже в художественной литературе всего семь (и об этом я тоже, кажется, писала), а в жизни, по моему личному наблюдению, — и того меньше.

Поэтому захотелось вернуться и рассмотреть попристальнее тот интересный факт, что страдания сами по себе — однозначное зло, если не служат нашему развитию.

Закономерен вопрос: а что, без страданий никак? Развиваться, в смысле?

Внимательно изучив этот каверзный вопрос, я пришла к выводу, что таки да, никак. Другое дело, что иногда страдания — совершенно объективные, между прочим, — субъективно как страдания не воспринимаются. (Замечу в скобках, что с удовольствиями дело обстоит ровно тем же образом).

Ну вот, например, возьмём… меня в шестилетнем возрасте — фортепиано и классический танец.

Что такое фортепиано и игра на нём? Со стороны — сплошное умиление: аккуратная девочка с бантиками, сидя на удобном стульчике, жмёт пальчиками на клавиши благородного инструмента.

Что такое классический танец? Кошмар и ужас: ту же девочку, но только потную и встрёпанную, учительница вручную завязывает тройным морским узлом на тонком коврике на деревянном полу. А это, скажу я вам, больно.

Угадайте, в каком из двух случаев я была счастлива?

(Кто знает, не подсказывайте).

Не угадали.

В балетный класс я неслась сломя голову. В класс фортепиано шла как на казнь. Ибо в страданиях на коврике для меня был смысл. В сидении за пианино для меня его не было.

Кстати, про смысл. Тоже тот ещё персонаж. Страшно застенчив, поэтому всегда пытается облечься в одежды логического обоснования. Но если отловить его в тёмном углу и принудительно раздеть, то под приличным костюмчиком окажется всего лишь голое страстное «хочу!!!», не умеющее ни говорить, ни думать, ни оправдываться, ни защищаться.

В танце для меня такое «хочу» было (да кто ж его знает, почему?), а в музицировании — не было. И, вопреки надеждам папы, так и не появилось. К слову, у меня есть родной брат, с которым ситуация обстоит с точностью до наоборот, только на танцы его не водили…

И поэтому боль балетного класса (попробуйте полминуты порастягиваться на шпагат и поймёте, о чём я) не была для меня страданием. Она вела к исполнению моего «хочу», то есть моего смысла (в том числе ради которого, возможно, Бог и дёрнул акушерку дёрнуть меня за ногу).

В сидении же за пианино я видела лишь бессмысленную пытку, несмотря на то, что она заключалась не в боли, а всего лишь в скуке. «Хочу», идущее извне нас, никогда не бывает нашим настоящим смыслом.

С определённого момента я зареклась служить чужим смыслам. Этому тоже приходится учиться. И в этом обучении тоже есть страдание, но здесь я опять знаю «зачем». Поэтому, как говорил доктор Франкл, могу выдержать почти любое «как».

Что и говорить, без твёрдого знания «зачем» бывает так тяжко, что рука сама тянется написать в ЖЖ отчаянный пост на тему «жизнь-уныла-и-всё-достало». Но лукавство в том, что, даже если я не знаю, зачем, я всё-таки это знаю. Ибо не девочка уже. И знаю, что если на первой странице детектива написать, кто именно кого и почему, то кто же его дальше читать станет?

Хотя, находясь в самой середине мрачного сюжета, ох как же хочется знать, что «всё будет хорошо»!

Но если мы верим в Бога и, более того, верим Ему, то как может быть, что всё будет плохо? Он, извините, не девочка-третьеклассница, решившая попробовать себя в высоком жанре романа-эпопеи, где герои бессмысленно мучаются всю дорогу исключительно для удовольствия «аффтарши», а в конце — «и фсе умирли».

С высоты прожитых лет я усекла одну простую истину: в моей жизни всё происходит а) вовремя и б) с какой-то целью.

Да, очень часто в самый момент происхождения события оно сильно смахивает именно на роман третьеклассницы: глупо, непонятно и неоправданно больно. Потом сквозь болевой шок приходит осознание: вовремя. Опять вовремя, блин. Потому что случись оно чуть раньше — сдохла бы нафиг. А теперь — смогу. Наверно.

Ну а ближе к «смогу» уже потихоньку начинает разъясняться и «зачем». Хотя поначалу это звучало как «За что?!»

И это возвращает нас к хореографии.

Маленькая девочка, лежащая на жёстком полу в позе «лягушка на животе», придавленная твёрдой рукой преподавательницы, мечтает только об одном: чтобы это поскорее закончилось. В эти волшебные минуты её совершенно не греют воспоминания о том волшебном мире, что был увиден однажды по телевизору и навсегда пленил душу красотой движений и полётов.

Даже эта маленькая девочка, терпя боль, может, закусив губёшки, думать «за что?!», прекрасно при этом зная, для чего её здесь мучают и ломают.

И если она хочет однажды взлететь, то придёт в этот класс снова и завтра, и послезавтра.

В класс фортепиано она тоже придёт и завтра, и послезавтра, но только потому, что этого хочет папа. Это не её собственный смысл, не её путь, не её страстное сокровенное «хочу»…

Между папой и Богом та разница, что папа может спроецировать свой смысл на дочку, но Бог будет всегда толкать вас только к вашему личному желанию.

Которое может быть почти с младенчества погребено под чужими смыслами. Но Он-то знает, чего вы хотите на самом деле.

Вы будете думать (ибо вам это внушили), что хотите замуж и ребёнка. Хотя на самом деле мечтаете о ядерной физике, но любимая бабушка, выросшая в деревне, с детства говорила, что без семьи баба только зря век свой губит. Ну, или наоборот: вы будете изводить своей, мягко говоря, неодарённостью «преподов» на кафедре ядерной физики, хотя на самом деле ваш смысл — семья и дети. Просто ваш троюродный дядя-физик с детства был тайно влюблён в дважды Нобелевского лауреата госпожу Кюри, и поэтому, навеки оставшись бездетным холостяком, обратил свои мечты и проекции к вам —ближайшему ребёнку женского пола.

Вы будете страдать, пытаясь следовать не своему смыслу, потому что Бог не станет вам в этом помогать. А потом, когда вы с Его помощью все-таки найдёте своё настоящее «хочу», вы опять будете страдать, хотя уже и совершенно по-другому. Просто потому что красота движений в танце требует пластичного тела, а пластика достигается лежанием на жёстком полу в позе «лягушка на животе» и прочими не менее приятными упражнениями…

Истинный смысл страданий мы все можем увидеть, включив спортивный канал или канал «Культура». Все эти люди, танцовщики, музыканты, спортсмены, прошли через множество страданий, чтобы воплотить мечту.

Включив «Хроники происшествий», мы поразимся бессмысленности происходящего, то же самое происходит в нашей собственной жизни. У нас адски болит спина, где-то там, в области лопаток. Не помогают ни врачи, ни таблетки, мы воем, лезем на стену и вопим «За что??!»

Просто мы забыли, что всегда хотели летать. Прочно забыли. Наглухо. Мы уверены, что рождены ползать (так нам сказали благоразумные родственники в далёком детстве). Но Бог этого не забыл, и теперь отращивает нам крылья. Сейчас мы думаем, что вот-вот умрём. Но когда крылья всё-таки вырастут (главное — не помешать!), тут нам и станет ясно, что мы наконец-то родились по-настоящему.