Заседание 12. Апокалиптический этюд

— Профессор, скажите, а когда у второго курса зачёт?
— Ну, давайте где-нибудь ближе к концу декабря…
— А до Конца Света или после?
— Давайте  после. До я буду занят.
(Из разговора в коридоре одного учебного заведения)

Я, как лицо нематериально ответственное за пятницу, внезапно оказалась ответственной также и за организацию и проведение Конца Света, ибо он пришёлся аккурат на моё дежурство. Докладываю: задание руководства портала Матроны.РУ, давшего мне это почётное поручение, выполнено в соответствии с текущим психологическим состоянием автора. То есть, впопыхах, практически не приходя в сознание, зато от всей души.

Я не развлекалась таким образом со времён написания своей последней курсовой по специальности. Если кто не в курсе, моя специальность – дирижирование. Помню как сейчас: полпятого утра, светает (ибо июнь), а я аккуратно вывожу в тетради (тогда ещё курсовые писали вручную): «… и с криком «Бегите!» Отелло врывается в фа-диез минор».

В полпятого утра Отелло уже и не то может крикнуть, да и ворваться – тоже куда угодно, но вот объясни ты это экзаменатору! Помнится, экзаменатор с пеной у рта доказывал мне, что «Отелло не может ворваться в фа-диез минор, потому что это неодушевлённый предмет!» Видимо, у экзаменатора ночь  перед экзаменом тоже не задалась.

Ну вот и теперь то же самое. Только вместо рассвета за окном – глухая морозная темень. А вместо девочки-студентки за столом – всё ещё молодой и начинающий колумнист. Дедлайн наступит через два часа сорок три минуты… По сравнению с дедлайном все эти ваши Концы Света…

Но, поскольку это первый Конец Света в новом тысячелетии, было бы неразумно обойти его вниманием.

Начну, как обычно, издалека.

Я люблю Японию совершенно чистой и бескорыстной любовью. В моей любви нет ни грамма эгоистических желаний. Мои чувства к этой далёкой, прекрасной и таинственной стране столь возвышенны, что даже к учебнику японского языка я дерзаю благоговейно прикоснуться лишь примерно раз в две недели, когда на репетиции в любимом оперном театре становится уже совсем тоскливо и нечего делать…

Упс… ну, в общем,  моя любовь в основном чисто платоническая (в нынешнем, а не изначальном понимании этого слова, разумеется). Поплакать над тяжёлой долей Ёшимуры-сенсея из фильма «Последний меч самурая», подарить мужу на ДР или НГ сувенирную катану, на фиг ему не нужную, примерно полтора раза в год мужественно наступить на горло собственной жабе и храбро заказать сукияки и дайфуку в дорогущем, но, как его ни крути, вкусном японском ресторане «Первая Звезда» (во избежание подозрений в рекламной деятельности привожу русский вариант названия) — вот те застенчивые жесты, которыми я осмеливаюсь иногда выражать снедающую меня неразделённую любовь к великой родине анимэ и харакири.

В общем, Японию я люблю страстно, скромно, самоотверженно и на приличном расстоянии, как оно и  положено цивилизованному европейцу, а  тем более – европейцу женского пола.

Но у меня есть одна приятельница, которая любит Японию извращённым образом. Ей плевать и на скромность, и на самоотверженность, не говоря уже о том, что ей совершенно наплевать на то, что она девочка (девочке изрядно за тридцать, но давайте не будем стервами, тем более, что я ещё старше). Про расстояние я вообще молчу: приятельница уже дважды посетила Страну Восходящего Солнца, причём не как туристка, не за свои кровные, а на халяву, как призёр всероссийских чемпионатов по кендо.

(Тут следует признаться, что кендо я тоже люблю, впрочем, ещё более самоотверженно, чем Японию в целом. То есть, изредка смотрю ролики на Ютубе, роняя скупую женскую слезу. Если вы не знаете, что такое кендо, спросите у Премудрого Интернета. Потому что все мои собственные попытки ответить на этот вопрос разбиваются о первую же фразу: «Кендо – это когда толпа шикарных, брутальных босых мужиков…» Дальше аудитория начинает восторженно визжать и требовать адрес. Наверно, я как-то не так объясняю.)

Ну так вот. Хотя приятельница иногда вместе со мной с большим удовольствием смотрит «Последний меч», но её, в отличие от меня и других нормальных женщин, больше интересует не трагическая любовь главных героев, а техника фехтования в многочисленных эпизодах кровавых самурайских стычек.

— Блин! – орёт она в самый неподходящий момент. – Киичи Накаи — зайка! Посмотри на этот дзёдан! Какие ручонки, тоньше моих, обнять и плакать!..

(Заранее прошу прощения у тех, кто во всём этом разбирается. Все выше- и ниже-не–к–ночи-будь-упомянутые японские названия неизвестно чего я записываю по слуху и за правильность написания не ручаюсь!)

— Слышь, подруга, — отвечаю я, — ты это… того… не выражайся, едрён батон. Я, между прочим, в отличие от некоторых, настоящая леди, я ваших заморских терминов не разумею!

— А я тебе о чём? – оживляется подруга. – Балетные термины знаешь, верхом тоже ездишь, а фехтование до сих пор не освоила!

— Где — спрашиваю, — логика?

— Пойдём, покажу! – отвечает подруга.

Против такой харизмы не попрёшь, и вот я чудесным образом оказываюсь в довольно сомнительном помещении с мягким полом, которое окружающие почтительно именуют «додзё». Тут начинаются приятные вещи: я замечаю, что эти окружающие – толпа шикарных брутальных босых мужиков. И они мне рады. Во всяком случае, надвигающийся на меня двухметровый шкаф улыбается очень задушевно.

— Сенсей! – весело кричит подружка. – Это со мной, посмотреть!

Из-за спины шкафа внезапно выкатывается невысокий дядя, чем-то неуловимо напоминающий сильно обиженную панду.

— Ну, если ей больше нечем заняться, — ворчит он и, навсегда забыв о моём существовании, командует:

— Надеваем доспехи!

Тут приятные вещи заканчиваются. Потому что на меня тоже надевают доспехи, в которых, судя по запаху, скончался от усиленных тренировок не один брутальный мужик. В негнущуюся рукавицу мне вставляют сложносочинённое бамбуковое орудие, при помощи которого у местных принято выяснять, кто здесь крутой, и я пробую встать на ноги. Сама себе я напоминаю первого космонавта на Луне. Жаль только – гравитацию забыли уменьшить…

— Ой, да ладно тебе, тут всего-то каких-то килограммов семь! – успокаивает подруга. – Ну давай, нападай на меня!.. Что значит «как»? Обыкновенно! Вот смотри: я слегка отвожу свой синай, ты этим пользуешься и бьёшь меня по шлему.

— Что, вот прямо так беру и бью? Вот этой тяжёлой бамбуковой фигнёй? Тебя? Послушай, но я же к тебе хорошо отношусь… в общем и целом! Ну во всяком случае не настолько плохо, чтобы ударить! – сквозь решётку шлема фиг разглядишь лицо оппонента, может, она так шутит?

Однако все вокруг поглощены именно этим: лупят друг дружку со всей дури. Давешний шкаф (судя по габаритам, это именно он) с треском обрушивает свой этот, как его… синай на своего визави, который ему (шкафу) ровно по плечо.

— Почти хорошо, — ворчат из-под противоположного шлема (судя по голосу, это панда-сенсей). – Только нужно попадать по доспеху. А вы попали по мне. На соревнованиях не засчитают. Ещё раз.

Я стояла и чувствовала, как где-то в глубине моей души происходит мощный тектонический сдвиг, и моё мировосприятие уже никогда не сможет быть прежним.

— Ну ладно, показываю, вот смотри, как надо, — подруга трактует моё замешательство по-своему и я сквозь решётку шлема, как сквозь окошко темницы, наблюдаю, словно в замедленной киносъёмке, как её синай летит к моей голове. Летит, летит и, наконец, прилетает…

…По пути домой я неожиданно делаю несколько эпохальных открытий. Во-первых, я, наконец, чётко формулирую для себя, что такое счастье. Счастье – это когда тебе разрешают, наконец, снять тяжёлый вонючий шлем. Кроме того, меня настигают ещё несколько мыслей, коротких и сокрушительных, как подружкины удары.

Победа  — это  случайность, достигнутая упорным трудом.

«Поражение» не означает «позор».

Грех может быть следствием ошибки. Ошибка может быть следствием греха. Но если, боясь греха, можно стать святым, то, боясь ошибок, не станешь даже более-менее взрослым человеком.

Если я неправа – это моё естественное состояние. Если права – это милость Божия.

— Я мыслю, — бормочу я себе под нос, — следовательно, мне больше нечем заняться. Я поняла. Удары по голове включают логику. Но только мужскую. Судя по ней, мужики – очень простые существа. И больше одной мысли за раз в них не лезет. Понятно, почему они могут драться без ненависти. В бою они так радуются, что им разрешили побегать и помахаться, что про всё остальное просто забывают. Это недостаток или достоинство? Определённо, без умения концентрироваться на чём-то одном  невозможно достичь высот … Ааааа! Я что, теперь так и буду всегда думать квадратно-гнездовым методом?! Переключите меня обратно!

Я зря волнуюсь. Женский роман, плитка шоколада, килограмм мандаринов и сеанс шопотерапии быстро приводят меня в норму.

— Уфф, — облегчённо вздыхаю я. – Ну вот, теперь совсем другое дело. Разумеется, ошибки – это совершенно ужасно, это даже хуже греха, потому что грех – это страшно и поэтому где-то даже по-своему красиво (ибо трагично), а ошибки – это глупо и смешно. А для женщины нет ничего страшнее, чем показаться смешной. К счастью, я никогда не ошибаюсь, потому что я всегда права. Поражение и позор — это одно и то же, поэтому оппонента надо рвать зубами. Особенно в интернете. Успех совершенно необязательно приходит к тому, кто трудится, как ишак, достаточно просто быть уверенной в том, что я неотразима, особенно в моём случае. Победа любой ценой – для дураков, умный найдёт, где можно взять со скидкой… Ведь я этого достойна!

…Теперь, я надеюсь, вы поняли, почему Японию я предпочитаю любить на расстоянии и исключительно платонически… в нынешнем понимании этого термина. Ну вот, собственно, и всё, что я хотела сказать.

Что? Я забыла про Конец Света? Отнюдь! Просто для всех нормальных людей — это праздник, а у меня он случается каждую пятницу в штатном режиме…
… три, два, один. Дедлайн.