Читайте также: Ребёнок, я иду тебя искать! — Я же ясно вам сказала, что работать с вами не буду! И не надо сюда все время звонить – только отрываете людей от работы, — голос моей собеседницы звенел от еле сдерживаемых негодования и неприязни. Я в недоумении уставилась на телефонную трубку, из которой пошли длинные гудки. Уже несколько недель у меня был напряженный и, к сожалению, пока малорезультативный «роман в звонках» и совершенно четкое ощущение хождения по какому-то замкнутому кругу: я звонила региональному оператору в надежде встать на учет и получить направление на посещение найденного мной в интернете малыша – региональный оператор переадресовывал меня в опеку, на территории которой находился дом ребенка, где меня (именно меня – я была в этом абсолютно уверена) ждал «мой» малыш. Начальница опеки говорить со мной сначала вообще категорически отказывалась, и только упоминание в разговоре прокуратуры и СМИ сделало ее совсем немного более разговорчивой да и то в стиле «Зоя Космодемьянская на допросе в гестапо», причем в роли последнего явно выступала я: сквозь зубы мне сообщили, что на данный момент направление на ребенка еще никому не было выдано, малыш «свободен», но работать со мной она категорически отказывается, поэтому «обращайтесь к региональному оператору и там решайте вопрос с направлением на ребенка». Региональный оператор, в свою очередь, упорно переадресовывал меня к «опытному и знающему специалисту», каковым является начальница опеки. Единственным практически полезным результатом всех этих телефонных звонков стала полученная от регионального оператора информация о состоянии здоровья малыша: основные диагнозы и их коды мне зачитали из анкеты ребенка; при этом весь разговор велся в стиле «оно Вам надо?!» — У ребенка белковая недостаточность и серьезнейшие проблемы по зрению![1] У него же третья группа здоровья! Вы хорошо подумали – зачем Вам вообще нужен такой ребенок, с таким состоянием здоровья?! — чуть ли не со слезами в голосе вопрошала меня представительница регионального оператора, главной задачей работы которой как раз и являлось скорейшее устройство ребенка-сироты в семью. — А что такого страшного в третьей группе здоровья? У меня такая же, между прочим, — неосторожно заметила я. — Ну, как хотите, — отвели мне и… положили трубку! Господи, ну почему так, ведь сначала все шло просто замечательно! Я самая первая из нашей группы, обучающихся в школе приемных родителей, нашла «своего» малыша; мы с мужем пережили долгие и весьма тревожные месяцы ожидания, когда день начинался и заканчивался открытием сайта опеки с информацией о ребенке – каждый раз мне было ужасно страшно, что вместо его фотографии я увижу рамочку со словами внутри «ребенок в семье!»; я распечатала имевшиеся на сайте немногочисленные фотографии малыша и везде носила их с собой как своеобразный талисман на удачу; у нас сложились нормальные отношения с органами опеки по месту жительства, и после изматывающего сбора документов было получено положительное заключение, дававшее мне возможность наконец-то забрать ребенка в семью! И вот теперь в течение уже несколько недель, когда позади остались все, на мой взгляд, наиболее сложные препятствия, я не могу добиться от органов опеки по месту рождения ребенка никакой четкой информации, на отправленные мной письма с ксерокопиями документов я не получила никакого ответа… Тяжелая дверь никак не хотела открываться, сколько я не тянула ее на себя. Наконец победа осталась за мной, и я вошла с шумной и раскаленной Тверской в прохладный вестибюль Министерства образования Российской Федерации. Сегодня у меня должна была состояться встреча с представителем федерального оператора: я записалась заранее и ждала этого приема почти три недели. Отчаявшись решить свой вопрос у представителей органов опеки по месту жительства ребенка, я решила идти «другим путем»: получить направление на ребенка у федерального оператора и затем ехать забирать долгожданного сынишку. Представительница федерального оператора встретила меня весьма доброжелательно, при мне загрузила базу данных – несколько минут ожидания и на меня с экрана компьютера глянуло столь полюбившееся и уже столь родное личико ребенка; я увидела полностью его анкету – с датой рождения, фамилией, с медицинскими диагнозами (как раз о них меня уже «любезно» проинформировал региональный оператор). Помню, что больше всего меня потрясло в этой анкете, что за все время нахождения ребенка в доме ребенка – чуть больше года – к нему приходили только одни потенциальные усыновители. И при этом региональный оператор столь настойчиво отказывал мне в постановке на учет и выдаче направления на него! Странно… — Ну, что, какое Вы приняли решение? – спросила меня представительница федерального оператора – мне выписывать Вам направление на ребенка? – словно просмотр анкеты мог каким-то образом негативно повлиять на мое решение. — Да, конечно же выписывать!!! – я ведь специально за этим и пришла. — Хорошо, только подождите минутку – позвоню региональному оператору, уточню ситуацию по ребенку – «свободен» ли он? Она ушла в другую комнату, а я стала в очередной раз просматривать фотографии малыша – совсем скоро ты будешь с нами, солнышко мое! — К сожалению, вынуждена Вас огорчить – на мальчика уже выдано направление: в понедельник с ним приедут знакомиться кандидаты на усыновление![2] – представительница федерального оператора смотрела на меня с нескрываемым сочувствием. — Но как же так? Мне говорили совсем другое, что этим ребенком никто не интересовался… Как же мне быть? Что делать? — Ну, не огорчайтесь так сразу: возможно, что это – не Ваш малыш! В России много детей сирот, Вы найдете себе другого. А, может, эти кандидаты напишут отказ на него, не захотят брать в семью, и тогда Вы снова обратитесь к нам и сможете получить на него направление. — Нет, это как раз мой малыш – я знаю, сердцем чувствую! Мне никто другой не нужен – я ждала именно его… — я была настолько огорошена, раздавлена этой жуткой новостью, что горько разрыдалась – совершенно не стесняясь присутствия представительницы федеральных органов опеки. Мне было совершенно все равно, что она подумает обо мне – мир рухнул в бездну, я ни на минуту не могла себе представить, КАК буду жить, если малыша заберет кто-то другой, а не я… — Знаете, единственное, что я могу сделать для Вас – это послать официальный запрос региональному оператору о статусе интересующего Вас ребенка – ответ на него придет не ранее, чем через десять дней: как раз если к этому времени кандидаты примут отрицательное решение и не будут принимать его в семью, то Вы будете первая в очереди за направлением на ребенка. — Да, пожалуйста, отправьте этот запрос, очень Вас прошу – я буду ждать, вдруг они примут отрицательное решение. — Хорошо, тогда позвоните мне дней через десять или даже чуть побольше, я Вам сообщу какой будет ответ. Я вышла на залитую солнцем Тверскую, но глаза почти ничего не видели не столько из-за яркого солнца, сколько из-за застилавших их слез. Не побоюсь сравнить свое состояние с состоянием беременной женщины, которой сообщили о том, что она потеряла своего малыша… На выходе из здания я отправила смски друзьям, поддерживавших меня в моих намерениях по поводу усыновления малыша: «Все просто ужасно. На него уже выдали направление другим людям». Мне сразу же перезвонила моя подруга, матушка – «Надо молиться, чтобы все произошло по воле Божией: если это – «твой» малыш, чтобы Господь все управил и определил его именно в вашу семью!». Я позвонила мужу – «Милый, молись как только можешь молиться – на нашего мальчика выдали направление – молись, чтобы его не забрали! Я просто не переживу этого, понимаешь?». В полном отчаянии, продолжая плакать, я почти на автопилоте свернула в Брюсов переулок и вошла под своды храма. У иконы Божией Матери «Взыскание погибших», несмотря на будний день, было много людей: каждый шел к Пречистой со своими скорбями и мольбами. Молиться словами молитв я не могла – дождавшись своей очереди, просто подошла к образу, припала горящим лбом к руке Пречистой, всей душой мысленно взывая «сохрани его для меня, умоляю, не отдавай его никому – сбереги, пожалуйста, я очень-очень прошу. Матерь Божия, сохрани для меня моего сына!». Наверное, я стояла у иконы очень долго, но никто не торопил меня. Наконец, последний раз перекрестившись и приложившись к образу, я вышла. На ступенях храма мобильный снова завибрировал – пришла смска от одногруппницы по школе приемных родителей «раз так происходит, то скорее всего, это просто не твой ребенок. Смирись и отпусти ситуацию – ты ничего не можешь изменить!». Как это смириться? Мы будем молиться, чтобы наш малыш был с нами! И мы с мужем молились так, как не молились, наверное, никогда до этого. С нами молились все наши друзья, которые были в курсе событий. А накануне «черного» понедельника, которого я боялась не знаю как – словно решение об усыновлении не могло было быть принято кандидатами во вторник, среду или четверг – в нашей семье произошло одно очень важное событие: мой муж стал священником[3]. Упав на колени в алтаре, новорукоположенный иерей усердно вымаливал сыночка. *** Через десять дней я получила от федерального оператора ответ на отправленный им запрос о статусе ребенка. В частности, в ответе сообщалось, что направление на его посещение региональный оператор выдал иностранным усыновителям, гражданам Италии. Продолжение следует… [1] Примечательно, что впоследствии окулист – доктор медицинских наук, профессор – никаких проблем со зрением у малыша, слава Богу, вообще не обнаружила! [2] Я была на приеме у федерального оператора в четверг. [3] Если помните, то в школе приемных родителей я училась одна, без мужа: он не мог посещать субботние и воскресные занятия именно по причине несения диаконского послушания и нахождения на службах.