Вызовы сорокалетия

Мне уже скоро сорок. Я поняла это внезапно, когда встретила на улице многодетную знакомую с новорожденным ребёнком. Оказалось, что в коляске не плюс один сын, а первый внук. Я вспомнила, что знакомая младше меня на год. Если Лена — живая, неугомонная, похожая на ровесницу своих старших детей — бабушка, то где тогда я?

Примерно в то же время я поехала на Крит учиться в школе греческого языка для иностранцев. Я ожидала, что окажусь там самой старшей в группе в свои 37. «Учатся ведь молодые, уж точно те, кому меньше тридцати. Наверное, я буду там возвышаться унылым матриархом над компанией развесёлой европейской молодёжи лет 25».

Моими одноклассницами оказались итальянка, швейцарка и австралийка. Итальянке, Марии, было 41. Во время наших занятий под окнами школы прогуливался муж Марии с её годовалой дочкой в коляске. На уроках она несколько раз рассказывала свою историю любви, о том, как вышла замуж в 39.

Швейцарка Сюзанна вихрем прилетала на занятия на велосипеде. У неё были седые волосы и поджарое спортивное тело. Над вид ей можно было дать лет 47. Она рассказывала, что дома в Берне её ждут муж, семилетний сын и горячо любимая работа.

Австралийке Сьюзен, которую мы старались по имени не путать с Сюзанной, не знаю, сколько было лет, но её старшему сыну исполнилось 29. Её муж — грек, и она решила наконец-то выучить его родной язык. Её дети, сын и дочь, носили греческие имена и отдыхали в Греции каждое лето, но к языку предков оставались равнодушны.

Да, все они были именно в том возрасте, когда многим хочется открыть в жизни новые смыслы, увлечения, горизонты. В том, который Карл Густав Юнг называл возрастом обретения самости — примерно 40. Оказывалось, что я достигла этого рубежа психологически даже несколько раньше, чем мне это было положено по календарю.

Карьера уже построена, благосостояние нажито, любовь найдена, семья создана, достаточно комфортная жизнь, в которой можно позволить себе и долгие путешествия, и нежную баранину клефтико в приморской таверне, идёт своим чередом, своей колеёй. У тебя есть практически всё, о чём ты мечтала в 30 и в 20. Но именно в этом состоянии благолепия и покоя в голову начинает стучаться проклятый вопрос: «А кто я? А где, собственно, я посреди всего этого?»

Со мной проклятый экзистенциальный вопрос, напавший в кризисе среднего возраста, обошёлся ещё довольно милосердно. В итоге поисков смысла я всего лишь поменяла профессию — была журналистом, увлекающимся психологией, а стала пишущим психологом. Психологический институт, подобно греческой школе, стал ещё одной питательной средой, где собрались единомышленницы, решающие тот же бытийный вопрос. Были среди однокурсниц и 25-летние, но ядро — снова те же около сорока.

Да, ещё раз повторю — я довольно легко отделалась. Кризис не прошёлся по моей жизни тяжёлой танковой армией и ковровыми бомбардировками, оставляющими за собой выжженную пустыню. А у целого ряда знакомых именно в этот кризисный период разрушились браки. Кто-то из супругов понял, что оставаться в 40 таким же, каким ты был в юности и в молодости, больше невозможно. Пришла зрелость, и теперь надо учиться быть кем-то другим, то есть на самом деле тем, в кого тебе суждено было вырасти изначально, на роду написано. Стать настоящим, прекрасным, расцветшим тобой.

Один из супругов понимал, что уже вырос из юношеских штанишек, и отправлялся искать дальнейшие пути роста: в новые увлечения, в личную терапию, в другую работу с вытекающим из этого новым кругом общения. А другой не понимал этого и старался удержать беглеца за фалды. Ведь у нас же всё хорошо: семья, квартира, дети, работа, ты вообще куда? А туда — за самостью, за индивидуацией. За обретением смысла.

Видела, как несколько мужчин оставили жён, с которыми прожили в браке много лет, и создали новые пары с женщинами, разделяющими те же ценности и желающими вместе расти. Ушли даже не к молоденьким, чего обычно боятся, а к своим ровесницам, с которыми их объединила общая цель найти в новом возрасте новые смыслы. Впрочем, другие жёны в этом возрасте тоже внезапно оставляли мужей, за которых держались непонятно ради чего, и создавали новые семьи.

Я не берусь их осуждать. Это очень тяжело, когда ты оказываешься перед выбором: или сохранять многолетний брак во что бы то ни стало, или ценой его разрушения позволить себе быть собой и расти в настоящего себя. И, конечно, до таких радикальных шагов лучше не доводить, особенно если знать и понимать, что на границе сорокалетия появляется желание решать подобные вопросы кардинально. В 90 случаях из ста можно попробовать разобраться и перезаключить брак с теми же мужем и женой. Перезаключить — в переносном смысле. Возможно, это похоже на то, что в католичестве называют повторными обетами.

В день моего сорокалетия неоднократно пришлось слышать: «В сорок лет жизнь только начинается!» Наверное, это было именно то, что хотелось слышать меньше всего. В моей жизни до 40 было очень много всего важного и ценного, и я совсем не хотела бы всё это обнулить и начать сначала. Кстати, у героини «Москва слезам не верит», которой принадлежит эта цитата, в 40 лет жизнь отнюдь не начиналась. К этому возрасту она уже была директором крупного предприятия, вырастила дочь и всё, что у неё, собственно, началось, — это был всего лишь ещё один бурный роман. Не так уже много для того, чтобы считать это началом совсем нового жизненного этапа.

Ещё один из бонусов перехода в пятый десяток — это то, что у тебя появляется круг младших друзей, для которых ты — живое свидетельство, что можно пройти сквозь страшный тёмный лес, вернуться оттуда живым, да ещё вынести из самой чащи некие бесценные сокровища. Нет, не мать-наставница, не советчик, Боже упаси. Это вообще очень неблагодарное дело — давать советы. Но это здорово — почувствовать себя бывалым проводником, который плавал и знает. Нет, это их жизнь, и будет очень неправильно, если ты попытаешься выложить перед ними готовую карту местности, но пару подводных рифов и мелей подсказать можно.

Ближе к сорока становишься очень тёплой. Как летнее море, хорошо прогретое лучами солнца до самого дна, с жарким песком на берегу, а не как вода в первый солнечный день лета, у которой тёплый только верхний слой, а под ним — холод. Если жить правильно, то это тепло будет умножаться, оно никуда не уйдет до самой смерти, а может быть, его получится забрать с собой и в вечность. Наверное, вы встречали таких старушек — в созданный ими мир хочется закутаться и там купаться в любви? Я бы очень хотела стать одной из них, когда вырасту.