Люди могут жить в одном мире – ходить бок о бок по улицам, ездить рядом в транспорте – и при этом находиться в совершенно разных мирах. Более того, таких миров может быть множество, и тогда «прыжки» из одного в другой начинают походить на интересную игру.

О чём я? Да о том, что вот она – под нашими ногами лежит Москва Пушкина, Булгакова, Ивана Шмелёва. Стоит только немного покопаться в справочниках и прикрыть глаза…

Так почему-то вышло, что «Лето Господне» я прочла очень поздно. Уже были опубликованы широчайшими тиражами «возвращённые имена» русской литературы, и коллеги-учителя в голос охали, видя шмелёвские тексты мелькающими в официальных сборниках диктантов и изложений (а ну-тко попробуйте в нервной обстановке годового диктанта «быстренько» объяснить выросшему в неверующей семье ребёнку всю обстановку и смысл домашней исповеди или что за такие «маковые кресты» пекли раньше Великим постом), а роман всё как-то ходил мимо меня… Когда же, наконец, до него почему-то вдруг добрались руки и глаза, выяснилась интересная подробность – многие шмелёвские места я чуть не с детства прохожу и проезжаю регулярно.

Так, оказалось, что Большая Калужская, про которую маленький герой романа говорит всё время «наша улица» — это не что иное, как кусок нынешнего Ленинского проспекта от Калужской площади до площади Гагарина – бывшей Калужской заставы.

К сожалению, при перестройке этого района в 1950-е, когда здесь прокладывали трассу из Кремля в аэропорт «Внуково», историческая застройка не сохранилась; среди прочих исчез с карты и дом Шмелёвых.

Та же участь, но только с многочисленными мытарствами, постигла в конце концов и «нашу церковь» — храм Казанской иконы Божией Матери у Калужских ворот, прихожанами и ктиторами которой Шмелёвы были много лет.

Необычно величественный для Замоскворечья, но закрытый в конце 20-х годов, лишившийся части куполов и алтарной апсиды, храм ещё очень долго был известен москвичам как кинотеатр «Авангард»; в 1972 г. его спешно взорвали по надуманному поводу.

Ныне приблизительно на месте прежнего храма выстроена небольшая церковь-часовня, стену которой украшает мемориальная доска с его изображением.

Абсолютно «моими», знакомыми, оказались и многочисленные маршруты, которыми ездят герои. Вот они отправились на постный рынок в торговые ряды у Кремля. Это значит – по Большой Калужской в центр – по Якиманке, через Большой Каменный мост и дальше направо. А если от моста повернуть налево, то получится – по Волхонке к Гоголевскому бульвару – туда, где в 1880-е достраивалось как раз старое здание  Храма Христа Спасителя – отец Шмелёва поставлял туда строительные леса, и в начале книги мальчик видит зашитый ими купол, который почти закончили золотить.

Шмелёвские купальни и «портомойни» разбросаны возле разных московских мостов: хозяйственная — там, где бабы за почасовую плату стирают с мостков бельё, — это возле Крымского моста; ещё одна – на Яузе –  за Зарядьем, возле нынешнего Устьинского моста и высотки на Котельнической – представляете, в конце XIX века там просто стирали и брали воду.[1]

Ещё один маршрут. За берёзками на Троицу герои едут «на Воробьёвку» — на Воробьёвы горы. Это значит – по Большой Калужской из центра, а затем вправо – от нынешней площади Гагарина по улице Косыгина. При этом по правую руку у них остаётся сначала зелёный массив Нескучного сада, откуда, по словам главного героя «тянет ландышками», а потом и «Андреевская богадельня» — это знаменитый с XVII века бывший Андреевский монастырь, расположенный аккурат ниже площади Гагарина на набережной. Проход к нему сейчас легко отыскать, ориентируясь на здание Президиума Академии наук, футуристические конструкции на крыше которого хорошо видны со всех окрестностей.

На Москву герои любуются из трактира Крынкина, что «на самом торчке». В начале XX века этот трактир превратился в знаменитый на всю Москву ресторан, особая примечательность которого состояла в том, что расположен он был на Воробьёвых горах, в районе современной смотровой площадки, и с его террасы открывался великолепный вид. Вам тоже чего-то не хватает в этой панораме? Так и быть, подскажу – сейчас на первом плане снимка, сделанного с этой точки, была бы Большая спортивная арена «Лужников». А в конце XIX века Лужники – это всё ещё огороды, исправно снабжавшие Москву овощами и зеленью. Кстати, собственная, выращенная тут же на грядках клубника была ещё одной «фирменной» достопримечательностью ресторана Крынкина.

Накануне Вербного воскресения откуда-то из далёкого далека, из лесной чащи, Шмелёвым везут вербу. Везёт чёрный лесной старик Михал-Иванов, да рассказывает, как «захаживают» в его владения медведи, живёт в избушке ручной ёж, а вокруг водятся в лесу ягоды и грибы да на болоте клюква. И создаётся ощущение, что старики, добиравшиеся на Большую Калужскую два дня, с ночёвкой в лесу, привезли свою красавицу-вербу никак не ближе, чем из сибирской тайги. Да вот только «тайга» эта расположена, по словам автора, на берегах Сетуньки. А Сетунька — небольшой приток одной из московских речек, ныне на большей части своего течения загнанный в трубу, — вьётся…в районе современной МКАД, начинаясь в Тёплом Стане и заканчиваясь недалеко от Солнцево. То есть получается, что добиравшиеся к Шмелёвым в начале 1880-х с такими подвигами гости почти что и не покидали границ современного города. Вот вам и медведи.

Отдельный маршрут – это упомянутые в романе московские кладбища – Ваганьковское, Даниловское, Рогожское и, конечно, «наш Донской монастырь».

Уж не знаю, какими путями добирались герои на «Ваганьковку», куда им ехать было через весь город – от Большого Каменного моста через Арбат и Пресню. Но вот Данилов монастырь от Донского расположен так близко, что не посвящённые в церковную топографию современные водители их иной раз путают – и такое бывало на моей недолгой памяти. А и правда, если на машине – чего там ехать-то? – вдоль стены Донского вниз, чуть по Серпуховскому валу – вот тебе и «Тульская», а за ней – Даниловский вал.

А вот «Рогожку» – знаменитую заставу московских старообрядцев – я, признаться, открыла для себя недавно. Правда, сам Рогожский посёлок – что за Таганкой, возле нынешнего Третьего Транспортного кольца, – небольшой. В 2005 он был практически с нуля восстановлен в своём историческом облике, а на кладбище здесь много могил знаменитых рогожских ктиторов – начиная с Саввы Морозова. Но настоящим открытием для меня было другое – старообрядцы когда-то населяли в Москве весьма немалый по площади район от Таганки и до Рогожского посёлка – между Таганской и Николоямской, Нижегородской и началом Владимирского тракта – нынешним шоссе Энтузиастов. По этому прямоугольнику – с его улицами, храмами и прочими примечательностями — мы когда-нибудь прогуляемся отдельно.

И, наконец, сердце и центр всего романа – Донской монастырь. Знаменит он не только тем, что расположен на соседней со Шмелёвыми улице, не только крестным ходом в день памяти иконы Донской Божией Матери, который в романе подробно описан, но и тем, что там, на «чистом солидном» кладбище у «яблонного сада», семейство Шмелёвых мечтало быть когда-нибудь похороненным. И самое невероятное состоит в том, что мечта эта, несмотря на все исторические перипетии XX века, в конце концов исполнилась.

Иван Сергеевич Шмелёв умер в 1950 году во Франции, много лет прах его покоился на Сент-Женевьев-де-Буа. Однако в 2000 году состоялось перезахоронение писателя и его супруги в Москве, в Донском монастыре. Да, и новый яблоневый сад рядом с некрополем там теперь тоже есть.

В статье использованы материалы ресурсов
http://dedushkin1.livejournal.com
http://www.oldmos.ru