На Мадейре: луковый суп, волны с перехлестом и никаких смартфонов

В это трудно поверить, но мы с дочерью Катей оказались на Мадейре. Есть такие места в мире, одно название которых кажется невозможной экзотикой, а уж попасть туда — и вовсе за гранью возможного, однако поди ж ты — прилетели. Посадка была не так чтобы мягкой, позже оказалось, что взлетно-посадочная полоса построена на сваях вдоль обрывистого берега — ровного места для нее на всем острове не нашлось. Зато совершенно потрясающее зрелище открылось в очереди на паспортный контроль: сидят пограничники в будочках, а за спиной у них — Атлантический океан. Меня это поразило даже больше, чем в свое время знаменитый фонтан в аэропорту Бен-Гурион.

Второе сильное впечатление — это еда. Ну была у меня возможность последнее время походить в Москве по ресторанам. Но ведь это и близко не стояло! Это ведь — вкусно! Вот просто я ем, и мне безумно вкусно! Не говоря уже о цене и величине порций. В первый же вечер я перепутала во французском меню устрицы с луком (бывает) и не пожалела об этом. Мне принесли умопомрачительной вкусноты луковый суп — ела и представляла себя каким-то героем Вудхауза, который все хотел открыть кафе, чтобы кормить страждущих луковым супом, — теперь я его понимаю! Главное, оно все чрезвычайно горячее и не остывает через две минуты, не знаю, как они добиваются такого эффекта. В Москве такого не бывает, даже если попросить подогреть.

День второй

А сегодня поразил десерт— на сей раз и меню, и даже официантка была русская, ошибиться невозможно. По ее описанию я поняла, что предстоит нечто вроде штруделя с шариком мороженого, но это был не он! Это был кусманище рассыпчатого пирога, обильно политый шоколадом, и не с шариком, а с целым шаром! Взяла ложечку — и обожглась: «Он горячее, чем шуп!» — прошамкала с трудом. «Ты уже как по-португальски говоришь, все на Ш», — заметила Катя.

Если наконец перейти к духовной пище, то прекрасен кафедральный собор. Он, кажется, даже не имеет названия, просто Кафедрал. Он древний, темный, местами деревянный, и полы длинными паркетными полосами, как в старых домах. И только в одном месте через единственный витраж падает кружочек солнца на этот пол. В одном из боковых алтарей —  Лурдская Богоматерь, в другом — Фатимская. Но их белые одежды кажутся позднейшими вкраплениями, подобно белым оштукатуренным стенам темного деревянного храма, ведь сам собор — родом из тех древних времен, когда ни Лурда, ни Фатимы еще не было. (Лурд и Фатима — деревушки во Франции и в Португалии, ставшие всемирно известными центрами паломничества после явлений Девы Марии местным детям — в Лурде в 1858, в Фатиме в 1917 году. — Прим.авт.). А на ступенях кафедрала сидят нищие прямо из времен Франциска — один со струпьями, другой со щенками.

Вечером на пирсе обещали финал Атлантического фестиваля фейерверков — его победитель готовит салют на Новый год, что очень почетно. Сказали, что лучше занимать места заранее, и мы пришли за час. И вот сидишь за столиком посреди эспланады, слева у тебя — Атлантический океан, справа — кафе с маленьким вкусным кофе, за спиной гора с переливающимися огнями и невидимый в темноте город… Что-то во всем этом есть.

День третий

Сегодня были в Кафедрале на мессе в честь Сан Педро и Сан Паоло. Катя говорит: «Все мессы на иностранных языках очень скучные. Ничего не понятно». — «А мне наоборот нравится, что несмотря на чужой язык, все понятно». Удивляют только всегда чужие обычаи. Вместо министрантов со священником вышли почетные прихожане в каких-то красных лентах через плечо, как у выпускников, они же помогали раздавать причастие. Но наибольшее впечатление произвели «сборщики податей» — в черных костюмах и при галстуках, похожие на секьюрити, они ходили с неким предметом на палке, при ближайшем рассмотрении оказавшемся этаким бархатным ведерком, но издали напоминавшим оборудование то ли трубочиста, то ли фонарщика. Протягивают палку вдоль ряда, а прихожане в ведерко монетки опускают. Колоритно живут люди в чужих краях.

В Ботаническом саду почему-то оказалось много поляков. Я не сомневалась, что услышу польскую речь на Мадейре (а где ее не услышишь?), но не думала, что она вся сосредоточится в этом экзотическом месте. Особенно приятно было вместе разбираться в расписании обратного автобуса. Всюду жизнь!

Вечером еще одно потрясение — работающая в баре отеля украинская девушка Оксана рассказывала о местной жизни. Она снимает квартиру, которая называется здесь однокомнатной и напоминает наш номер в отеле: большая спальня, холл со встроенной кухней (за комнату не считается), ванная, интернет, все дела. Но дом старый — вот незадача! — даром что с видом на океан и в полусотне метров от берега. Поэтому квартира не очень дорогая — 360 евро. В месяц. А вот в новом доме, элитном, и по-настоящему трехкомнатная, та уже дорогая. Целых 600 евро. Эх! Нам бы ваши цены.

День четвертый

«Сеня, поехали завтра на Черные скалы!». На четвертый день пребывания на острове добрались, наконец, до Атлантического океана — не считая пирса, выйти к нему можно только на двух пляжах, один из которых представляет собой крутую лестницу с последней ступенькой в воде. Там отдыхают местные жители — расстилают полотенца на широких лестничных пролетах и площадках, и вперед. Мы спустились как-то вечером посмотреть, Катьку обдало с ног до головы волной, ударившей в нижнюю ступеньку, кругом камни…

В общем, отправились сегодня на пляж Формоза, где черный вулканический песок. Он оказался такой мягкий и приятный, кажется, что мягче забытого желтого. А уж как приятно в нем возиться, представляя себя в грязевых ваннах! Правда, чтобы попасть туда, пришлось потрудиться — пройти сквозь скалу по настоящим пещерам (привет от Тома Сойера и Бекки Тэтчер), а потом долго топать по проложенным на камнях доскам.

Катька чистая человек-амфибия: на суше ноет, что устала, но стоит добраться до любого водоема — бассейна ли, океана — плещется часами, что твой Ихтиандр. Причем не столько плавает, сколько кувыркается в воде, ныряет, изображает поплавок, встает на голову — напоминает именно Ихтиандра в бочке. Не знаю, как ей, а мне для полного спокойствия не хватает какого-нибудь родственного мужчины — деда, например, — который разделял бы с ней эти игрища. На пляже устроилась в нескольких метрах от мужественных спасателей, напряженно всматривающихся в даль, и почувствовала себя защищенной.

День был без числа

Еще была поездка в местечко Монте — соответственно названию, на вершине горы, прекрасная церковь с могилой австрийского императора (я его все время путаю с тем, что кончил дни в Южной Америке, но это не он), и Тропический сад, который нам понравился больше Ботанического. Потом была экскурсия через весь остров на северо-западную оконечность, перевал в горах, когда клочья туч несутся у тебя перед глазами прямо через дорогу, кафе рядом с отелем, который хочется назвать «У погибшего альпиниста» — и останавливаются же там люди! Хотя что-то, впрочем, в этом есть. Спуск по другую сторону гор, где снова солнце, но теперь уже с ветром. Подумала, сидя за обедом с бокалом белого вина и глядя в окно на Атлантический океан (бывает же такое в жизни), что фраза «Нынче ветрено, и волны с перехлестом» — она вечная, на все времена, как, например, «День уже склонялся к вечеру» или «В первый же день недели, рано…» Если бы надо было оставлять в капсуле письмо потомкам с образцами культурного достояния, я бы написала эту фразу.

Потом мы купались в естественных бассейнах этого самого океана — образованных рифами и человеческими руками заводях, защищенных от ветра, а волны, которые только что были «с перехлестом», теперь налетали с другой стороны и разбивались о риф, напоминая другую строчку: «…И с тяжким грохотом стремится к изголовью». Классики, они знали.

Та самая церковь

Последний день

Он оказался днем контрастов — сначала мы пили шампанское в «Ритце», а потом общались с мадерьянским водопроводчиком. Ну, с первым все просто — шли по улице, Катя хотела мороженого, купили, сели за столик, а потом оказалось, что это кофейня от «Ритца» (цена на мороженое такая же, как в обычной кондитерской). А я хотела выпить чего-нибудь холодненького, и самым дешевым напитком там был португальский брют. Приходим домой, а у нас на краю ванны сидит водопроводчик. Накануне вечером вдруг отказал переключатель воды с крана на душ, и мы, как истинно советские люди, встали перед выбором: идти жаловаться на ресепшн или сделать вид, что так и было? Поскольку жить в отеле нам оставалось чуть больше суток, а голова уже была вымыта, я выбрала второй вариант, смутно надеясь, что горничная сама обнаружит неполадку и что-нибудь да предпримет. Так и вышло. Меня разобрал смех, потому что когда-то мы с подругой долго муссировали тему испанских водопроводчиков — кажется, встретили это слово в разговорнике и обсуждали, насколько оно необходимо, — и вот, пожалуйста! Живой португальский водопроводчик — кстати, по виду немногим отличается от нашего. Я его сразу узнала.

Ужинали напоследок в том же ресторанчике, что и в день прилета, замыкая круг. Он, оказывается, входит в десятку лучших на Мадейре, прочитала в путеводителе. Оно и видно. Когда перед тобой отодвигают стул, чувствуешь себя леди Мэри из «Аббатства Даунтон». Катька совершила «ложный шаг» — случайно съела салат вилкой от горячего, и ей принесли недостающую на блюде, покрытом крахмальной салфеткой. «Мама, а почему они говорят нам спасибо? За что? За то, что мы у них поели?» («Причем всего на 19 евро», — думаю про себя. Количество же еды на эту сумму с трудом поддается описанию).

И еще одно важное, отмеченное напоследок: за восемь дней я видела одного человека с мобильным телефоном. Одного. Это была та самая русская, точнее, украинская барменша из нашего отеля. Она отошла в сторонку от своего рабочего места, отвернулась к стене и говорила. Слышно ее не было. Когда я подошла что-то спросить, она мгновенно спрятала телефон в карман, как нечто постыдное. Где и как разговаривают остальные португальцы — не знаю. Такое впечатление, что они не пользуются телефоном, а встречаются по вечерам в ресторанчиках, забитых под завязку, в которых нет музыки. То есть люди сидят и разговаривают. Звучит такое приятное домашнее жужжание, очень уютная и тихая обстановка.

Ночь

Самолет — чартер — должен был прилететь из Москвы в шесть вечера и спустя час улететь с нами обратно. Однако по техническим причинам в полшестого он только покинул столицу. За семь часов пребывания в мадерьянском аэропорту мы полюбовались на смиренное кладбище рядом с церковью, расположенное неподалеку, посмотрели два футбольных матча по телевизору, засняли с открытого балкона взлет другого самолета, съели ужин от авиакомпании и выпили кофе за свои деньги, поиграли во всевозможные игры со словами и на бумажке и впали в тоску. Катя заснула в кресле, я маялась.

Самолет с грохотом опустился с неба ровно в полночь — точнее, без двух минут, как Золушка, спешащая к карете-тыкве. С той же скоростью опаздывающей Золушки его привели в порядок, и через час мы уже взлетели. Кругом полная тьма, лишь месяц с левой стороны, почему-то оранжевый, сопровождал меня уныло. Катька разглядела рядом Большую Медведицу. К счастью, мы оказались вдвоем на трех креслах, ребенок улегся, я опять маялась. В голове крутилась фраза из любимой когда-то детьми серии «Смешариков»: «Староват я стал для таких полетов…». Вскоре впереди появилась светлая полоса на небе. Мы летим на восток, догадался Штирлиц. Небо стало темно-синим вместо черного, полоса вдали оранжевой, тут проснулась Катя, я заняла ее место и вырубилась. Когда проснулась, все кругом было залито солнечным светом и белым-бело от облаков. Первая мысль — мы едем куда-то зимой на автобусе, ишь сколько снегу навалило! Да, староват я стал…

Итоги

Экзотической на Мадейре, кроме названия, оказалась разве что природа, особенно внутри Ботанического и Тропического садов. В целом же Мадейра выглядит провинцией на фоне континентальной Португалии, которая два года назад мне понравилась больше. В Лиссабон хочется вернуться, а сюда нет. Разве что в компании человека, который любит сам покупать и готовить рыбу. Или ходить по ресторанам — не один раз в день, а три. Или бродить по горным левадам и залезать куда только можно. В общем, отдохнули мы хорошо, но по друзьям я соскучилась.

И, как всегда после поездок, какое-то время обдумываю вопрос с потенциальной точки зрения «пора валить». Отсутствие мобильников и громкой музыки действует необыкновенно умиротворяюще — это повод для отъезда? Мои болезные руки, как всегда за границей, сделались чисты и прекрасны — а это повод? Край вечного лета, самая низкая температура зимой +15, кипарисовый воздух в горах и океанский на берегу? Бутылка вина за 1 евро 24 цента? Нет-нет, с такими ценами на вино валить нельзя. Сопьемся же.