Заседание 106. Особенности национального дзена

Я люблю сидеть дома и страстью к путешествиям не отличаюсь. Страсти у меня другие, и их много, но для их удовлетворения необходимо именно сидение дома. К теме сегодняшнего заседания это не имеет никакого отношения, пишу просто на случай, если кто решит, что меня нужно срочно спасать от моей скучной доли.

Что имеет отношение к сегодняшней теме — так это отсутствие у меня, в силу указанной причины, большого опыта пребывания за границей. А тот опыт, который имеется, ограничен славной Черногорией в количестве трёх заездов, то есть залётов. Впрочем, по свидетельствам более опытных в заграничных турне людей, Черногория практически не отличается от прочей Европы в отношении того аспекта человеческого бытия, о котором я сегодня хочу поговорить.

Начну с наглядного.

Сижу я как-то раз в любимой кондитерской на улице Бечичска плажа, смотрю на море, жду, когда мне принесут мою любимую крем-питу, которую я почему-то больше нигде не видела. (Крем-пита — это как наш «Наполеон», если представить, что в него забыли положить побольше теста и поменьше крема.) Плетёные стульчики не слишком ровно стоят на брусчатке. Одно неловкое движение — и упс: спинка моего стула весьма ощутимо ударяется о спинку стула старушки, сидящей за соседним столиком.

В мгновение ока я внутренне напрягаюсь, привычно готовясь выслушать некоторое количество диагнозов и прочувствовать некоторое количество законного раздражения жертвы моей неосторожности.

— Oh, I’m sorry! — прикидываюсь я в надежде, что соседка ещё не успела меня рассмотреть и признать во мне соотечественницу. Потому что хоть я и виновата, но огребать мне не хочется.

— Oh, don’t worry, I’m okay, — искренне улыбается мне бабулечка, которую я тоже до этого не успела разглядеть и которая оказалась, вероятнее всего, немкой или француженкой.

Мы обе с подчёркнутой доброжелательностью переустанавливаем наши стулья таким образом, чтобы в дальнейшем не причинять друг другу неудобств. Ещё раз обменявшись улыбками, мы возвращаемся к созерцанию бухты и ожиданию неторопливых черногорских официантов.

После кофе, купанья, ещё одного кофе в другом ресторанчике и разнузданной пляжной фотосессии мы с мамой идём в супермаркет за ракией. Та стограммулечка, которую мы купили позавчера, уже выпита, а пара глотков перед чорбой очень повышает наш хронически плохой аппетит. Однако заказывать стопку в ресторане невыгодно: за пять евро, которые с нас возьмут за два глотка, в магазине можно купить три бутылочки.

Наша медитация перед полкой с алкоголем (стограммовой «Дуни» нет, брать «Сливовицу» или в другой магазин пойти?) обрывается самым удивительным для этих мест образом. Две энергичные дамы оттирают нас в сторону, и до моего слуха доносится родное:

— Блин, а как нам сюда надо, так тут сразу толпа!

Фраза произносится себе под нос и как бы безадресно, но с непременной целью достичь ума и сердца слушателей.

Я на всякий случай оглядываюсь, дабы уточнить. Конечно, супермаркет в Рафаиловичах не поражает воображение своими размерами. Но если учесть, что на данный момент нас в нём всего шесть человек, двое из которых — кассиры…

— Let’s go then, — говорю я маме, которая за границей впервые, но за несколько дней уже успела, судя по её удивлённому лицу, напрочь забыть о российских реалиях, — we’d better look for it at some other place.

Улыбнувшись во все виниры (о которых я давно мечтаю) нашим компатриоткам — они срочно сделали вид, будто очень нам рады, — я хватаю маму (поскольку она хорошо знает немецкий, но английский знает чуть хуже, чем я, то есть не знает вообще, и поэтому вот-вот скажет «переведи!») и утаскиваю прочь.

Едем по стрёмному черногорскому серпантину на раздолбанной «Нексии» времён гражданской войны. За рулём раритета — Мирослав, хозяин нашей гостиницы, куда, мы собственно, и направляемся. Дорожный знак сообщает нам, что на данном участке дороги нельзя превышать скорость 60 км/ч. На мой взгляд хватило бы и половины… Этот взгляд, похоже, кто-то разделяет: перед нами внезапно образовалась процессия из нескольких авто, ползущих с торжественностью катафалков. Доезжая до знака «обгон разрешён» (они тут все психи), партнёры по движению обгоняют красненький автомобильчик и газуют дальше вверх и дальше вглубь. Миро готовится совершить тот же манёвр, но тут безопасный участок заканчивается.

Мы ползём за красным автомобильчиком. Я по привычке пытаюсь разглядеть, какой козёл создаёт дурацкую ситуацию на дороге. Даже Миро слегка напрягается, но потом облегчённо вздыхает:

— Devojka.

Поняв причину, он немедленно теряет всяческий интерес к скорости собственного передвижения и прочим экзистенциальным данностям заодно. Я искренне пытаюсь поступить так же, но дальше ехидного пожелания «хорошего мужа и двадцать погодков, чтобы за руль ей больше было некогда и незачем» дело не идёт.

И ведь я не на работу опаздываю, да и вообще никуда не опаздываю, а пейзаж вокруг такой, что его грех промахивать даже с такой скоростью…

Тут поневоле задумаешься: чё за нафиг?!

Но я, как обычно, не задумываюсь.

Много позже, в родной столице, пытаюсь ехать туда, куда нам надо, сквозь табун любителей поворачивать направо из крайнего левого ряда сквозь три сплошных. Забывая о поворотниках, народ не забывает, однако, нервно бибикать на окружающих. Муж вопрошает Вселенную:

— Ну почему все вокруг такие уроды?!

Меня терзает тот же вопрос. Я не вожу машину, но штурманское место — то ещё удовольствие. Сколько раз за этот день моя нога в панике искала несуществующую педаль тормоза… И ведь воскресенье! С вероятностью до 90% более 90% едущих едут не на работу и вообще не в те места, куда можно опоздать. Мы, например, просто возвращаемся домой из супермаркета. То есть мы тоже никуда не спешим.

Но мы-то не нарушаем! А если и нарушаем, то просто потому, что вокруг все козлы и они нас достали!

Ю. Пименов «Новая Москва», 1937 г.

Я отверзаю уста свои, дабы в очередной раз изречь нечто о всеобщей невоспитанности, национальном постсоветском хамстве и прочих очевидных вещах.

Но изрекаю почему-то совсем другое.

Впрочем, со мною так часто: хочу сказать одно, а начинаю говорить — и узнаю много нового, в том числе и о себе самой.

— Ну вот скажи, если ты человек ни разу не тренированный, ты сможешь правильно повести себя в стрессовой ситуации? Например, кто-то захочет тебя ударить, скажем, кулаком, скажем, в лицо. Ты зажмуришься и отшатнёшься, просто потому что сработает инстинкт. То есть поведёшь себя, с точки зрения тактики и стратегии, наихудшим образом. И даже если ты знаешь, что действовать нужно с точностью до наоборот (а ещё и с линии атаки уйти), то без многолетних тренировок твоё знание всё равно останется бесполезным, и по физиономии ты таки получишь как следует.

Ну и вот. Я не буду рассуждать о том, как и почему случилось то, что мы все здесь, в этой стране и в этом городе особенно, находимся в постоянном стрессе. И, соответственно, ведём себя наихудшим образом, поскольку мы не тренированные. Да, многие из нас ходят на всякие полезные фитнесы вроде фехтования, но увы: чтобы полученные в зале навыки сопровождали нас по жизни дальше раздевалки, нужно этим жить. А мы? Вышли — забыли.

С церковью, кстати, — ровно та же ерунда. Только в церкви мы ведём себя максимум так же, как на айкидо, а обычно — гораздо хуже, потому что…  А знаешь, мы ведь цели не видим! То ли оттого, что в стрессе никто не видит дальше своего носа (если не тренированный), потому что в состоянии паники угол зрения у человека резко сужается, и мы становимся как зашоренные[1], и если стресс постоянный… То ли зависимость обратная, и мы в стрессе, потому что потеряли цель. Не знаю, почему, но мы ведём себя, как блондинки на стрельбище: перед выстрелом обязательно надо отвернуться от мишени, зажмуриться и завизжать… Теоретически попасть в мишень можно, конечно, но, скорее всего, будут жертвы среди окружающих. Так оно и происходит.

Мы здесь все поголовно напряжены и испуганы. Хронически. Большинство из нас это знает. И оно знает, что надо успокоиться и расслабиться, быть более внимательными к себе и к миру, больше размышлять, больше узнавать и посредством этого брать под контроль эмоции и так далее. Только при этом оно, большинство, уверено, опять же, что для достижения всего этого нужно куда-то переехать. или заработать много денег. или ещё что-нибудь. Вот если бы у меня была домработница, или вот если бы я был гендиректором банка, или если бы все кругом не были такими козлами… Но думать, что смена места жительства или других внешних обстоятельств сделает нас спокойными и свободными — всё равно что надеяться на то, что, купив рояль и переехав в Зальцбург, мы немедленно станем моцартами. Тренироваться надо.

Окончив дозволенные речи, я с изумлением умолкла, пытаясь осознать сказанное. Муж тоже молчал. Козлы на дороге не то чтобы рассосались, но ехать стало легче.

Да кто ж его знает, почему…

[1] Шоры — дополнительные детали уздечки, ограничивающие угол зрения лошади. — прим. автора