«Венеция Ренессанса» в Пушкинском музее

Прекрасная жемчужина на волнах океана, La Serenissima, «Светлейшая», город, выросший из морских брызг и солнечных бликов, тающий в соленой дымке, изменчивый и прихотливый. Все это прекрасная Венеция — город-призрак, где в мраморные ступени дворцов (роскошных «ка») бьются зеленоватые волны, город-театр, лицедействующий причудливым карнавалом в великолепных древних декорациях, где вырастающие из воды церкви повторяют своими плавными силуэтами изменчивые линии волн.

Изысканные узорчатые ткани, драгоценные мозаики (наследие Византии), тонкое венецианское стекло и, конечно, великолепная живопись прославили этот загадочный остров и определили его уникальное и самобытное место в истории мировой культуры.

Сегодня в ГМИИ имени А.С. Пушкина открывается масштабная выставка из музеев Италии и России «Венеция Ренессанса. Тициан, Тинторетто, Веронезе». Возросшая на этих трех «столпах» искусства венецианская живописная школа на века вперед определила развитие и итальянского, и всего мирового художественного языка. Именно Венеция со своим влажным морским климатом, губительным для фресок, дала миру картину на холсте, ввела в обиход масляные краски и в итоге родила свой неповторимый теплый, золотистый колорит, как будто в каждой работе, выполненной венецианцем, разлито сияние древних золотых мозаик, играют блики отраженного морскими потоками света и мерцают тонкие грани муранского стекла.

Паоло Кальяри (Веронезе). Мадонна с Младенцем и святыми Петром и Екатериной Александрийскойю Около 1550. Виченца, городской музей Палаццо Кьерикати

При всей неоспоримой общности трех великих мастеров венецианского Ренессанса каждый из них обладает безусловной яркой выразительностью и уникальностью.

Структура выставки в ГМИИ позволяет нам наглядно сопоставить и выяснить особенности их дарования. В едином пространстве представлены собранные из разных церквей и музеев портреты, работы на религиозные и мифологические сюжеты.

Один из «титанов» Возрождения, Тициан Вечеллио (около 1488, Пьеве ди Кадоре – 1576, Венеция), старший из экспонируемых авторов, обладал поистине масштабным видением сюжета, безупречным чувством композиции и тонким психологизмом искусного наблюдателя.

Тициан Вечеллио. Саломея. Около 1515. Рим. Галерея Дориа Памфили.

Среди самых ярких шедевров выставки — принадлежащая его кисти Саломея из частной Галереи Дориа Памфили в Риме. Драматизм сюжета сочетается здесь с изысканной красотой и гармонией композиции. Изящный изгиб фигуры молодой очаровательной героини, преданный взгляд служанки, сочный теплый колорит, мягкое свечение юной, бархатистой девичьей кожи, искусно переданные складки дорогих тканей — все это создает при беглом осмотре образ пышный, гедонистический. Однако тем выразительнее зарождающийся в глубине покрытых дымкой прекрасных глаз тайный страх, ужас перед этой пугающей наградой, которую получила Саломея за свой знаменитый танец. Она силится отвернуться, но не может отвести тревожного взгляда от отрубленной головы Иоанна Крестителя, покоящейся на золотом блюде. С непостижимой проницательностью и мастерством молодой Тициан воплотил в этой классической композиции момент зарождающегося осознания ужасного преступления, только что с легкостью совершенного и теперь пугающего своей необратимостью.

Тициан Вечеллио. Венера и Адонис. Около середины 1540-х. Москва. Благотворительный фонд «Классика»

С полотном Тициана «Венера и Адонис» связана интересная работа по его атрибуции специалистами Пушкинского музея. Кисти мастера из Кадоре принадлежат несколько вариантов воплощения этого сюжета. Тема восходит к «Метаморфозам» Овидия и повествует о прекрасном юноше Адонисе, страстно увлеченном охотой. Влюбленная в него Венера пытается удержать возлюбленного подле себя, но тщетно (на бесполезность ее усилий намекает заснувший амур). Адонис погибает от клыков разъяренного вепря, а скорбящая Венера превращает его кровь в благоуханный цветок анемон.

Изящные статуарные фигуры богини и ее возлюбленного переданы быстрыми мазками, создающими мягкое свечение вокруг их силуэтов. Теплый розоватый колорит включает в себя искристые золотые вкрапления — в пшеничных косах Венеры, драгоценной вышивке по бархату, перевернутой чаше, символе любовного опьянения. Виртуозный мастер композиции, Тициан устремляет движение фигур по быстрой, легкой для восприятия диагонали — слева снизу вправо вверх, тем самым эффектно воплощая драматизм сюжета и эмоциональный накал. Метафора цветения природы и ее умирания, восторга любви и утраченного счастья, легенда об Адонисе снискала большую популярность среди европейских заказчиков.

В 2005 году картина появилась на одном из европейских аукционов как работа неизвестного художника венецианской школы, однако эксперту ГМИИ Виктории Марковой удалось установить авторство Тициана, что впоследствии подтвердили технологические исследования, проведенные в Венеции. Более того, тем же специалистом высказывается гипотеза о том, что находящееся в Москве полотно является оригиналом для серии авторских копий, выполненных художником позже.

Якопо Робусти (Тинторетто). Грехопадение Адама и Евы. Около 1550 – 1551. Венеция, Гелерея Академии

Являясь безусловным авторитетом для своих более молодых коллег, Тициан был своего рода образцом для подражания и переосмысления. Якопо Робусти, прозванный Тинторетто, то есть сын красильщика (около 1519, Венеция – 1594, Венеция), своей неистовой молодой энергией постоянно бросал вызов прославленному старцу. Научный руководитель выставки профессор Бернард Айкема отметил желание молодого дерзкого художника превзойти своего учителя, в мастерской которого он недолго работал. Композиция полотна «Грехопадение Адама и Евы» Тинторетто как будто зеркально отражает «Венеру и Адониса» Тициана. Молодой автор придает сюжету драматизм и даже трагизм, направляя основное движение по трудной для глаз диагонали направо вниз, затягивая взгляд зрителя в глубокий пространственный прорыв в правой части картины. Колорит сдержанный и темный, свет выхватывает бледную фигуру Евы, спину отшатнувшегося Адама и сцену изгнания из рая вдали — горькую расплату, которая ждет героев. Открытый мазок создает тревожную вибрацию живописного пространства.

Здесь мы видим основные черты, определившие мятежный и драматичный характер искусства Тинторетто, предвосхитившего в своих творениях живопись барокко и определившего на века развитие венецианской школы. Именно на знаменитого Робусти, как и на его не менее прославленного современника Паоло Веронезе, столетия спустя будут ориентироваться художники XVII, XVIII и XIX века и в первую очередь великий венецианец Тьеполо. Да и наши современники не могут обойтись без творческого диалога с авторами золотого века.

Паоло Кальяри, прозванный Веронезе, то есть уроженец Вероны (около 1528 – 1588, Венеция) резко отличался от неистового Якопо легкостью нрава и веселым расположением духа. Не претендуя на соперничество с Тицианом, он быстро снискал любовь и доверие великого мастера.

Как заметил Бернард Айкема, он «весь как свет, весь как солнечное сияние, его палитра на 50 градусов более ясная, более яркая, более синяя, более красная. Его белый великолепен. Но оба живописца исследуют возможности колорита и, хотя один решает проблему одними средствами, а другой другими, они учитывают друг друга».

Паоло Кальяри (Веронезе). Венера и Марс с Амуром и лошадью. Около 1570. Турин, Савойская галерея (Сабауда)

Известная под эпитетом «драгоценная живопись», небольшая работа Веронезе «Венера и Марс с Амуром и лошадью» — вариант решения той же пластической задачи, что и две рассмотренные выше картины. Сияющие драпировки, золото и дорогие ткани, жемчужное ожерелье (символ Венеции, сокровища, окруженного морем), прихотливая прическа Венеры — все это создает образ роскошной избыточности. Две обнаженные фигуры здесь подчинены не таким стремительным диагоналям, как у Тициана. Линии их силуэтов и наклон маленького Амура вместе создают впечатление раскрывающегося цветка. Но веселый Веронезе добавляет в композицию голову лошади, выглядывающую с лестницы, по которой она вряд ли сможет спуститься. Что это? Просто шутка. Он как будто говорит: «Ты велик, Тициан, а я сделаю смешнее».

Интересно сравнить работы Тинторетто и Веронезе на один и тот же сюжет.

Якопо Робусти (Тинторетто).Снятие с креста. Около 1560. Венеция. Галерея Академии

«Снятие с креста» Якопо Робусти исполнено возвышенного драматизма и эмоциональности. Иосиф Аримафейский опускает безжизненное тело Христа на колени теряющей чувства Богоматери, их трагическое соединение являет собой символ страдания и сострадания, что было особенно важно для религиозного сознания ордена иезуитов, заказчиков полотна. Активные диагонали, архитектурно выстраивающие композицию, углубляются в пространство, оно пластично и рыхло. Колорит основан на ярком контрасте светлых и темных тонов, знаменитом венецианском «кьяроскуро», особенно остро выраженном Тинторетто.

Паоло Кальяри (Веронезе). Снятие с креста.1546 – 1549. Верона, Музей Кастельвеккьо

Паоло Веронезе решает композицию в совершенно другом ключе. Вписанная в треугольник и подчиненная медленной диагонали группа персонажей располагается параллельно плоскости холста. Переживание евангельского события здесь связано с созерцанием свершившегося факта, горя в его безысходной необходимости, тогда как у Тинторетто трепет от горького потрясения и острота трагического момента настигают как ошеломляющее известие.

Тициан Вечеллио. Святой Иоанн Милостивый. 1549 – 1550. Венеция, церковь Сан Джованни Элемозинарио

Образы святых часто встречаются в творчестве всех троих художников. Изображение Иоанна Милостивого, патриарха Александрийского, жившего в VI веке, относится к позднему периоду жизни Тициана и некоторыми деталями подчеркивает юридическую власть дожа в церкви Сан-Джованни. Спор об этом с папским престолом шел на протяжении нескольких веков, и заказанная дожем картина была призвана утвердить долгожданный особый статус храма, хранящего мощи святого патриарха. Сдержанный колорит с характерными теплыми тонами, статуарная фигура старца и низкая линия горизонта, обуславливающая взгляд зрителя снизу вверх, рисуют величественный и классицистический образ. Однако в нем уже проглядывают черты римско-флорентийского маньеризма и влияние позднего Микеланджело, которому был подвержен Тициан. Фигура святого немного удлинена и изогнута, его мощный абрис напоминает титанов великого автора потолка Сикстинской капеллы, которая произвела сильное впечатление на венецианского мастера.

В конце жизни Тициан стал терять зрение и, возможно, это побудило его накладывать краски на холст пальцами, как будто вылепливая полотна. Мягкая дымка, сфумато, вокруг его фигур стала еще более тягучей, пластичной и вибрирующей, что уже заметно в образе святого Иоанна.

Якопо Робусти (Тинторетто). Крещение Христа. Около 1580. Венеция (Сан Поло), церковь Сан Сильвестро

Похожий вертикальный формат и взгляд снизу отличает «Крещение Христа» Якопо Тинторетто. Но здесь нет и следа классической сдержанности. Свет заливает изогнутые фигуры, их силуэты дробятся и вибрируют, шумное, подвижное пространство изливается из глубины полотна и не вмещается в границы холста. Цветовая палитра редуцирована до почти монохромных золотисто-коричневых тонов.

Паоло Кальяри (Веронезе).Святой Иоанн Креститель. Святой Мина. 1558 – 1561. Модена, Галерея Эстенсе

Совершенно по-другому решает подобные вертикальные композиции Веронезе. Его святые расположились в свободных спокойных позах на фоне арочных проемов, которые нисколько их не стесняют. Колорит сияет теплыми зелеными и красными тонами. Величие и выразительность, мягкие блики света, как будто отражающегося от воды, и золотистая красочная основа — вот черты, прославившие великих венецианцев на века.

23 картины, представленные на выставке, — это окна в загадочную Венецию Чинквеченто, пиршество для глаз и загадка для ума. Как и сама Венеция, влекущая своими тайнами, своей задумчивой прелестью, своим изобилием красоты и избыточностью искусства, живопись трех великих мастеров Ренессанса наполняет сердце какой-то неясной сладкой тревогой, манит и не отпускает. Любовь к Венеции может родиться, но вряд ли может умереть. Наверное, этот город знает тайну притяжения. Но разгадать ее невозможно, можно только утолить на время свою жажду, погрузившись в волшебный мир ее виртуозного искусства.