Рисуем соловья

Хорошо быть японским императором, а ещё лучше быть императором китайским. В Китае и подданных больше, и земель. А императорский сад здесь настолько велик, что даже главный садовник не каждый день обходит его полностью. Да и тоску нагоняют все эти серебряные колокольчики, прикреплённые шёлковыми нитями к колокольчикам полевым, постриженная травка, аккуратно подвязанные сакуры и абрикосовые деревья.

Дополнительной головной болью садовника было то, что на каждом кусте пиона его Императорское Высочество приказали поддерживать столько цветов, сколько лет его Императорскому Высочеству. Но вот вчера на самом видном месте увяло два цветка, а распустился лишь один. Вот что тут поделаешь? Пришлось замаскировать вазу с дополнительным пионом среди листьев. Мало того, лишнего розового пиона не нашлось и пришлось пустить в ход ещё одну хитрость: в сосуд с цветком налили подкрашенный акварелью глицерин, и уже к завтраку подмена была более-менее незаметна.

Император любовался своим садом за утренним чаем, восхваляя его природную, как он думал, красоту, а садовник уже был свободен и двигался по тропинке в направлении дикого леса, где почти без устали пел соловей – невзрачная серая пташка с удивительно нежным голоском. Там можно было присесть прямо в разнотравье лесной опушки и слушать, слушать соловьиные трели.

Утешались пением соловья и труженики кухни, и дворцовые слуги, и горничные, и многие другие простые люди. А император, как это обычно водится, узнал о диковинке последним. Его негодованию не было предела. Всё самое лучшее должно было находиться в его саду!

И без того непростая жизнь садовника была омрачена, когда его свободолюбивого друга доставили во дворец, сделали ему золотой насест и просторную клетку с дюжиной шёлковых ленточек, к которым соловья привязывали на ночь. Теперь тишину дальнего леса ничего не нарушало, и садовнику некуда было пойти, чтобы порадовать своё сердце. А соловей не то чтобы не мог улететь, не то чтобы его удерживали эти ленты, ему было жаль покидать императора, такого могущественного и такого одинокого.

Ведь в то время, когда из кухни доносился весёлый смех кухарок и горничных, когда слуги пили чай и обедали, их монарх, этот титулованный сын неба, в лучшем случае в одиночестве поглощал свою богатую трапезу, в худшем был вынужден слушать очередную часть лицемерных похвал и заискивающей лести придворных. Песни соловья наполнили душу императора отрадой, которую может дать только тёплая сердечная привязанность, и эта привязанность была почти взаимной. Если не считать дюжины шёлковых лент.

Да, переменить своё отношение к дружбе императору было непросто, но тут помог случай. Зависть человеческая чуть не разрушила трепетную дружбу монарха и простой серой птички, но в конце всё переложилось в добро, как и положено старой сказке.

Садовник нёс дивно украшенную коробку с печатями императорского дома Японии прямо в покои своего повелителя. Судя по предупреждающей надписи, нести её нужно было со всеми предосторожностями. Открывали подарок при закрытых дверях, но садовнику удалось смешаться с толпой многочисленных министров и дворецких. Конечно, подарок был непрост – из коробки вынули шкатулку, в которой находился механический соловей, который мог часами воспроизводить пение соловья настоящего совсем без устали.

Хороший подарок преподнёс японский император, нечего сказать! Это вам не живой соловей, которого нужно кормить и отпускать то и дело на волю! Мало того, достойная удивления игрушка была усыпана дорогими камнями, чем вызвала восторг знающего цену драгоценностям китайского императора. Под шум восхищённых вздохов настоящий соловей приоткрыл клетку и выпорхнул в окно. Незаметно вышел из монарших покоев и радостный садовник.

Всё возвратилось на круги своя. Император восхищался новой забавой, а бедный люд утешался минутами отдыха под рулады соловья в диком лесу. Но вкусив настоящего чувства, голубая кровь правителя временами волновалась от неясного ощущения потери, которую он ещё не осознал умом.

Но вот спустя месяц нежный механизм драгоценной птички заело. Вначале неутомимый голос сбился с мотива, потом взял паузу и, напоследок дав петуха, оборвался навечно. И тут монарх припомнил, при каких обстоятельствах пропал его лесной друг. Китайский император тяжко захворал…

Давайте здесь остановимся и изобразим соловья на ветке сакуры. Нам потребуются:

– лист синей бумаги,
– лист белой бумаги,
– ножницы, клей-карандаш,
– чёрная и красная ручки (мы использовали гелевые).

Очень эффектно выглядит силуэт птицы на фоне светящегося диска луны. Используем этот приём – изобразим соловья в ночном небе. Луну вырежем из белой бумаги и приклеим её где-то не в самом центре листа синего цвета. Вот и получилось ночное небо. Соловей – птица довольно невзрачная, его силуэт выполнить просто. Затем нарисуем ветки и цветы сакуры. Благо, на ночь они не закрываются, и мы нисколько не погрешим против истины, изобразив подлунное цветение во всей красе.

Чем больше человек стремится к независимости, тем более должен быть готов к отделению собственной личности от мира людей. Конечно, очень хочется сделать детство наших отпрысков безопасным, и все средства для этого есть: различные видеоигры, мультики, социальные сети прочно держат наших мальчиков и девочек возле нас не хуже пуповины. Но можно ли так научиться ценить дружбу? Будут ли человечными наши цветы жизни и смогут ли радоваться чужим радостям и сочувствовать чужим бедам?

Земное благополучие часто бывает синонимом одиночества. Похвалы приедаются, почести раздражают, роскошь утомляет. Никто не говорит правды, не доверяет сомнений, не выдаёт слабостей. Но никто не может отменить того, что даже у сильного мира сего есть плотяное сердце, которое жаждёт братских чувств.

В сказке всё кончилось хорошо: соловей вернулся, император научился ценить дружбу, и пение свободной птицы каждое утро звучало у окна его опочивальни. Как бы хотелось, чтобы человечество, слушая заводных соловьёв, не забывало о потребности в настоящем сердечном единстве.

В тексте использованы иллюстрации из книги: Г.-Х. Андерсен «Соловей» / Пер. с дат. А.Ганзен; Художник О.Зотов.-Переизд.-М.: Детская литература, 1988