Рафаэль: когда живопись прекраснее действительности

Итак, сегодня в ГМИИ им. Пушкина открылась новая выставка «Рафаэль. Поэзия образа. Произведения из галерей Уффици и других собраний Италии». Не обещаем точно попасть в список картин, которые сейчас экспонируются в музее, просто выберем несколько картин по своему усмотрению. Как бы там ни было — Рафаэль всегда прекрасен.  

Высокое Возрождение… Зрители, наконец, усвоили ценность изображения конкретного человека. Не условной, по технике исполнения — отчасти напоминающей детский рисунок картинке готической живописи и книжных миниатюр. Не собирательной, вытянутой в угоду пропорциям соборов и укрытой в семь слоев драпировки скульптуры в молитвенном экстазе, а конкретного человека из плоти и крови, мышц, костей, сухожилий. Все изучено и перенесено на доски и холсты

Художники этого времени освоили изображение человека с таким мастерством, что, как будет сказано в эпитафии на могиле Рафаэля, «природа боялась быть побежденной». И все же, живопись Возрождения это — реальность… и еще чуть-чуть. Человек, который, по словам Протагора, «мера всех вещей», но он же — образ и подобие Божие. Поэтому образы с картин на нас глядят живые, но… все-таки чуть-чуть улучшенные, психологичные, но слегка обобщенные, конкретные, но отстраненно-прекрасные. Да, и про четко выверенную композицию не забываем. Искусство должно быть идеальным.

Вот, например, Магдалена Строцци.

Лицо незнакомо, но зрителя упорно не покидает мысль, что где-то все это он уже видел — и посадку модели, и жест ее сложенных рук, и пейзаж за спиной… Мона Лиза Джоконда! Только краски другие, четкость не та, и нет на лице великой загадочной улыбки. Лицо тут даже как будто слегка недовольное. Но только слегка!

И еще почтенная матрона должна быть скромной. Поэтому ее взгляд, не касаясь зрителя, обращен в себя. Нос, пожалуй, толстоват, подбородок чуть тяжел, а верхняя губа поджата чуть нервно, так что госпожа Строцци немного беспокойно смотрится на фоне безмятежного пейзажа. Но несмотря на это она прекрасна.

Аньоло Дони Строцци, супруг прекрасной Магдалены.

Тут художник явно позволил себе больше смелости — и взгляд, внимательно направленный на зрителя, и не вполне классические черты лица. Загар, лежащий пятнами, и даже морщины, намеком проступающие на лице, и вены на руках.

Нет, никаких изуродованных болезнью суставов, никакой сетки морщин на портрете молодого флорентийского аристократа быть не могло. Но харáктерность все же слегка просвечивает сквозь гармонию и безмятежность.

Автопортрет художника.

Темный фон будет свойственен поздним портретам Рафаэля, когда художник сознательно уйдет от традиционного условного пейзажа на заднике, чтобы всецело сосредоточиться на характере модели. Здесь фон тоже темный, но это не делает сюжет мрачным и не оставляет тяжелого впечатления от картины.

Перед нами молодой человек, взгляд которого так же пытлив, но чуть более отрешенный, чем у Аньоло Дони. Иногда невозможно понять, смотрит ли он на зрителя или думает о своем. Небольшая горбинка на носу лишает лицо безупречной правильности, но делает живым и интересным. И в то же время он задумчив, хотя задумчивость его — неглубока. Перед нами то ли портрет Рафаэля Санти, то ли собирательный образ художника — каким, по мнению художника, он должен быть.

И все же — Рафаэль немыслим без Мадонн. Самых тиражируемых картин, набивших оскомину на конфетных коробках и интернет-мемах, мы, пожалуй, касаться не будем. Посмотрим на «Мадонну со щеглом».

Мадонны Рафаэля неизменно молоды и прекрасны. Среди всех женских образов именно этот закономерно получает у художника саму большую выразительность, пластичность и мягкость. Здесь не будет столь характерных для восточной традиции скорби и страданий. Мадонна Рафаэля — это юная Дева, к тому же освещенная светом материнства. А вот в том, чтобы сознательно достроить композицию до идеально-прекрасной, художник отказать себе не мог.

Две младенческие фигурки весьма условно играют в щегла. Птичка, в руках младенца-Христа возникла совершенно не случайно. Она появилась прямиком из благочестивой легенды о том, что, пролетая над крестом, щегол вынул изо лба Спасителя шип тернового венца. В память об этом щегол получил якобы яркое кровавое пятно на оперении и почтение у католических любителей символических сюжетов.

Дети играют с птицей. Что совершенно не мешает двум статично-прекрасным фигуркам застыть с обеих сторон от Богородицы, образуя своими телами правильный треугольник. Мир живописи Возрождения прекрасен — он даже еще прекраснее, чем есть на самом деле.

И, для  контраста, один из поздних портретов.

Папа Лев X с кардиналами.

Среди присутствующих на картине два двоюродных брата — Джиованни и Джулио Медичи. Первый, став папой Львом X, всячески «продвигал» второго. Однако лишь через два года после смерти брата Джулио все-таки сядет на папский престол под именем Климента VII.

Представители жутковато известного семейства, активные участники европейской политики, интриг и войн, у Рафаэля именно братья Медичи отрешенно смотрят мимо зрителя. Психологизм намечен, но он не может искажать лиц. Композиция сложна, но направления взглядов придают ей симметрию и даже динамизм. Хотя они же и делают ее слегка условной.

Перед нами Высокое Возрождение, где живопись должна быть прекраснее реальности.

Выставка картин Рафаэля в ГМИИ им. Пушкина продлится до 11 декабря 2016 года.