Московские улицы: злоключения менестрелей и другие истории

Помню, когда в начале 90-х в Москве принялись массово возвращать улицам исторические названия, мы с мамой на какое-то время перестали понимать друг друга. Проведя несколько отроческо-юношеских лет вдали от родного города, по возвращении я как-то спокойно и сразу погрузилась в мир Никитских и Тверских, тогда как она продолжала существовать посреди Колхозных и проспекта Маркса.

Позже у этих двух миров обнаружилось ещё одно существенное различие: советский был официозен и нем, тогда как по «новому-старому» можно было ходить, то и дело отыскивая всякие клады и неожиданные истории. Так, в бесконечном переплетении всяких Спасопесковских,  Борисоглебских и Якиманских переулков тут же ярко проявились на карте московские храмы – живые и, увы, утраченные.

Выяснилось также, что аккурат за бетонным кубиком моей любимой Ленинки притаился переулочек со странным названием Староваганьковский, и даже храм Николы в Старых Ваганах там сохранился. И стало страшно любопытно – кто ж это такие? Ответ, впрочем, нашёлся легко, с подачи одного из знакомых, — наши «ваганы», хоть и при отсутствующей всё-таки связи названий, оказались в чём-то коллегами европейских «вагантов». С той лишь разницей, что основу европейской публики с таким названием составляло бесприходное священство, делавшее попытки зарабатывать на жизнь литературным трудом и лишь позже разбавившееся всякими играющими и поющими выходцами из самых разных сословий.

На Руси же «ваганами» именовали просто всяких скоморохов-потешников да работников царского Потешного двора, что стоял в этих местах с XV века. Его обитатели развлекали царя песнями, по праздникам – устраивали кулачные бои и водили медведей. Позже, в XVII столетии, то ли жителей Потешной слободы стало слишком много, то ли всё-таки решили, что нечего им делать среди приличной публики — в непосредственной близости от Кремля и в черте Белого города,  – только переселились скоморохи от Кремля подальше. Перебрались они в урочище Трёх гор, где в окрестностях современной Красной Пресни запрятался ещё один переулок – Нововаганьковский. И новый храм, опять же в честь своего покровителя, выстроили – Николы на Трёх Горах.[1] А уж знаменитая мануфактура и известное московское кладбище – всё это в окрестностях «весёлой слободы» появилось много позже.

Васнецов А. «Медведчики» (1911)

Вообще, по названиям старых улиц оказалось весьма удобно прослеживать информацию о том, как в разное время заселялась и расстраивалась Москва. Сейчас сложно иногда и поверить, что какие-то 400-500 лет назад город имел совершенно другие, нежели теперь, очертания. Так, Кремль был отнюдь не собранием музеев и местом паломничества туристов, а царской резиденцией и, в первую очередь, крепостью, использовавшейся по прямому назначению настолько часто, что его стены трижды – при Иване Калите, при Димитрии Донском, а затем при Иване III — перестраивали в соответствии с последними достижениями тогдашней фортификации. Так на месте дубовых, а затем белокаменных укреплений и возникли те знакомые краснокирпичные очертания, которые хорошо знает каждый россиянин хотя бы по открыткам и заставке «Интервидения».

Вейс А.И. Спасские ворота Московского Кремля (1852)

Со стороны Красной площади (или Пожара, как называли это место после очередного московского бедствия 1493 года, когда примыкавшую непосредственно к Кремлю выгоревшую полосу решили оставить незастроенной, опять-таки, из соображений военной безопасности) с Кремлём граничила территория заселённого боярами и духовенством Великого Посада. Впрочем, отсутствие застройки между этими частями города никак не отразилось на «специализации» площади – вплоть до первой половины XVII века всё её пространство было торговым, – так что Охотный ряд в разные десятилетия представлял собою то зады, то середину огромного рынка и был назван так за то, что торговали в нём дичью.

В 30-е годы XVI века, когда участились набеги крымских татар, Великий Посад обнесли стеной, получившей название «Китайской», после чего сам Великий Посад стал именоваться Китай-городом. Понятно, что китайцев в этих местах сроду не водилось, а повинно в таком «недоразумении с географией», по одной из версий,  древнерусское слово «кита» — «плетень», так как возведению кирпичной стены предшествовала ограда из обычных жердей. В Китай-город, как и в Кремль, вело несколько ворот, которые запирались на ночь. Отсюда понятно, почему автор одной из древнерусских повестей Смутного времени особо сокрушался о том, что захватчики-поляки обманом завладели ключами от Китай-города, тем самым доставляя большое неудобство горожанам.

Васнецов А. Спасские (Водяные) ворота Китай-города в XVII веке (1922)

Следующей московской преградой была стена Белого города, проходившая по границам современного Бульварного кольца. Построенная в конце XVI и разобранная к середине XVIII столетия, когда она окончательно утратила своё стратегическое значение и обветшавшие стены стали, напротив, угрожать жизни горожан, она оставила московским площадям наименования своих многочисленных ворот – Пречистенских, Арбатских, Тверских (на современной Пушкинской площади), Петровских, Сретенских, Мясницких, Покровских и Яузских. Ещё одни ворота – Всехсвятские, что в угловой Семиверхой башне – выводили из Белого города к Большому Каменному мосту.

Васнецов А. Семиверхая угловая башня Белого города (1924)

За пределами Белого города, где проживали, главным образом, находившиеся на царской службе дворяне, отчего земля под их жилищами не облагалась земельным налогом и называлась «белой», располагались многочисленные слободы. Кстати, название, наверное, самой известной из них происходит, по некоторым данным, от слова «рабад», что по-тюркски именно и означает «предместье, пригород».

Кстати, если уж мы о личном, то вот, как-то Новый Арбат я люблю гораздо больше Старого. Да простят меня почитатели московских достопримечательностей, но ныне бывший Калининский проспект, нехитрый своей прямотой, сбивающими с ног сквозняками и кубиками своих высоток, за которые он был прозван некогда «вставной челюстью Москвы», кажется мне гораздо милее старинной улицы, что много лет была отдана на откуп туристам, а ныне убита новомодной «реставрацией» так, что душа в изуродованных поперёк всех знаний об архитектурных стилях фасадах не заведётся, наверное, уже никогда. Зато вот на обоих берегах Арбата Нового у меня есть памятные и дорогие места.

Например, если свернуть с него в сторону Большой Никитской, то мы попадём прямо в кварталы, которые занимала в XVI веке «кормовая слобода». Населяли её работники особого Сытного двора, обслуживавшие, говоря проще, царскую кухню. Вот и названия улиц здесь остались соответствующие: Поварская да к ней переулки — Хлебный, Ножовый, Скатертный, Столовый и исчезнувший ныне Чашников. Позже, при Петре I, в связи с переводом столицы в Санкт-Петербург Поварская слобода была упразднена, и уж кто только потом не селился в этом районе – опричники и аристократы, купечество, которое к началу XX века выстроило на свободных участках между дворянскими усадьбами доходные дома; кого только не видела улица – направляющиеся в Новгород царские выезды, масонов и революционеров, а в наше время – музыкантов из находящейся здесь «Гнесинки», послов и даже киноактёров — а её название всё ещё «помнит» самых первых древних обитателей.

Вот такие истории витают иногда на московских улицах – стоит просто, пробегая мимо, немного вчитаться в их названия. Конечно, они общеизвестны, о них написано в справочниках, о них рассказывают туристам, и они не заменят личного и памятного «а вот здесь мы…», но всё-таки позволяют взглянуть на привычные маршруты несколько по-новому; где-то – начать историю заново, а где-то вдруг чудным образом её и продолжить.  Попробуйте – наверняка у каждого «Вашего» места есть и такая своя история.