— Напиши про прерафаэлитов, — попросила знакомая, когда выставка в Пушкинском музее только открылась. И я послушно полезла в альбомы. Однако, натолкнувшись в них на десятую по счёту деву с бледным челом в неоправданно-статичной позе, вспомнила, что с романтизмом у меня вообще-то не очень. Поелику любовь моя к романтикам первой волны поиссякла в своё время где-то между Евгением Боратынским и ехидной пушкинской рецензией на предсмертную записку Ленского. Ну а дальше началось мелкое издевательство, потому что у прерафаэлитов, на мой взгляд, хоть и есть некоторое количество удачных бытовых зарисовок, но в целом большинство этих творений могло бы спасти только включение в число изображённых персонажей парочки хоббитов. Ну или фавнов. В общем, кого-то, кто обеспечил бы хоть какое-то видовое разнообразие, но при этом не убил своим видом авторов. Далее из намеренно-идеального мира прерафаэлитов мои мысли закономерно понесло в обратную сторону, и я задумалась, а где же она, собственно, граница искусства? Вот с какого момента мы можем сказать, что вот это – реальность, а дальше уже что-то иное? Так постепенно взгляд обратился к художественной фотографии. Предупреждаю сразу: автор в обозреваемом жанре – полный профан, а всё изложенное ниже – чистая вкусовщина. Что до кадров, то они отбирались в базах по одному единственному признаку – нравится-не нравится. Так что я вполне могла пропустить что-то важное и знаковое. И вообще, всё нижеизложенное не претендует на опус по истории фотографии; хотелось другого – понять, чем таким принципиально важным должен обладать результат щелчка затвором, чтобы из простого сувенира в жанре «Вася был здесь» или «на фоне Пушкина снимается семейство» стать произведением искусства. Итак, первое, на мой взгляд, что нужно уяснить, разбираясь в фотографиях, — это то, как мы воспринимаем мир. Мир существует в виде непрерывного потока из множества одновременных движений и процессов, но запоминаем мы в нём какие-то яркие моменты, отдельные образы, которые нам удалось вычленить. Так вот, умение вычленить и «поймать на плёнку» эти образы и является сутью искусства фотохудожника. Что же до самих образов, то суть их в том, что любой мелочи, которую наш взгляд вычленяет из потока жизни, мы тут же начинаем придавать некое общее, символическое значение. То есть, попав в поле нашего зрения, «удачный кадр» должен показывать нечто большее, чем сиюминутные события. О чём я? Да вот о чём. Автор фото: Анри Картье Брессон Этот кадр имеет свою любопытную и довольно необычную историю. Снимок сделан французским фотографом Анри Картье Брессоном в 1954 году, когда после смерти Сталина группе представителей французского агентства «Магнум фото» разрешили посетить Москву. Эта подробность наполняет глубоким смыслом многие детали кадра, позволяя нам разглядеть там и жизнерадостность первого послевоенного поколения, немудрёные наряды и причёски девушек того времени (на фоне которых главная героиня в платье столь непростого фасона выглядит просто-таки состоятельной красавицей). Иначе начинает смотреться и военная форма молодого человека. И всё-таки, согласитесь, перед нами, прежде всего, вечный сюжет – он, она и любовь как искусство «смотреть в одну сторону». Другая сторона хорошего кадра состоит в том, что, помимо чего-то общего, там ещё должно быть что-то, наоборот, маленькое и частное, делающее это «общее» личным и тёплым. Знаменитый «открыточный» вид на Эйфелеву башню все видели? А так? Робер Дуано. Париж Да-да, представляете, там в парижах тоже люди живут. Дальше. Момент, изображённый на фотографии, может быть очень тонким, еле уловимым – настроение или движение. Вот так: Мартин Мункачи. Три мальчика, бегущие к прибою на озере Танганьика . Около 1930 Прям-таки, «остановись, мгновение», согласитесь? Кстати, в своё время именно этот кадр сделал буквально революцию в жанре: именно во времена Мункачи техника наконец достигла такого уровня, который позволял фиксировать на плёнку быстрые движения, и маэстро не преминул этим воспользоваться, сделав многочисленных летящих, бегущих и пляшущих героев своей визитной карточкой. Я уж не говорю о том, сколько будущих фотохудожников пришли в профессию, именно увидев «Трёх мальчиков». А вот ещё Мункачи. Мартин Мункачи. Вратарь, опоздавший на секунду И здесь мы видим, как мимолётное может быть одновременно историческим и, с другой стороны, очень личным. Упал на секунду позже – получите; и кто ж теперь помнит, какой это был матч? И, наконец, самое, на мой взгляд, интересное. Кадр может быть живым и спонтанным, выхваченным прямо из жизни, как вот это знаменитое фото Макса Альперта, сделанное в 1942 году прямо на поле боя под Ворошиловградом. Макс Альперт. Комбат. 1942. Уже через секунду после съёмки, изображённый на фото солдат (только через тридцать лет журналистам «Комсомольской правды» удастся с большой долей уверенности установить его имя – младший политрук Алексей Ерёменко) был убит осколком, а объектив в руках фотокорреспондента – разбит, так, что он некоторое время считал плёнку засвеченной. Импровизацией был, по словам создателя – Альфреда Эйзенштадта – и другой кадр… 14 августа 1945 года, только что по радио объявили о капитуляции Японии – закончилась Вторая мировая война. Весёлый морячок шёл по Таймс-сквер, навстречу ему – молоденькая медсестра… То, что получилось в итоге, попало на обложку журнала “Life” и стало для целого поколения американцев своеобразным символом окончания войны. Альфред Эйзенштадт. Поцелуй. 14.08.1945. А вот кадр, ставший таковым для советских людей, был, наоборот, постановочным. Фотограф Евгений Халдей оказался в Берлине 2 мая 1945 года, когда судьба немецкой столицы, да и в целом войны, была уже вопросом дней и часов. Из воспоминаний художника следует, что он позвал на улице первого попавшегося солдата, затем они нашли флаг, поднялись на крышу рейхстага и какое-то время экспериментировали с ракурсом, так что в архивах осталось несколько вариантов знаменитого снимка. Евгений Халдей. Знамя Победы над Рейхстагом. 2.05.1945. И, по идее, всё это время чуть выше – на остатках стеклянного купола здания государственного собрания развевалось знамя Победы — штурмовой флаг 150-й Идрицкой стрелковой дивизии, за сутки до того доставленный туда легендарными Егоровым и Кантарией. Впрочем, в мае 1945 флагов на крыше рейхстага перебывало много. Бывает, что фото делает знаковым человек, который на нём изображён. Например, знаменитый снимок Эрнесто Че Гевары, многократно тиражированный (в том числе и потому, что социалистическая Куба не признавала закона об авторском праве) в печати и плакатах, изначально принадлежал фотографу Альберту Диасу Гутьерресу (также известному под псевдонимом Корда) и выглядел вот так: Альберто Диас Гутьеррес (Корда). Че Гевара. 1960 Не правда ли, живое выражение глаз, тень на щеке и пальма на заднем плане делают его куда проще и теплее эпичных плакатов? Вот он, пожалуй, первый случай из перечисленных в нашей статье, когда в полной мере художественным фото делает обработка, придавшая изображению лаконичность и монументальность. А в исходнике – так, удачный ракурс, не более. И вообще, как свидетельствуют фото, команданте по жизни был живым эмоциональным человеком и много улыбался. Бывает и наоборот – фото делает знаковым человека. В 1960 фотокорреспондент Александр Геринас сфотографировал свою восьмимесячную дочь Алёну. В 1962 этот снимок украсил обложку первого номера журнала «Здоровье», потом был немного доработан художниками и в 1966… Александр Геринас. Алёнка. 1960 Ну, Вы поняли. Кстати, появилась знаменитая шоколадка за целых два года до того и название своё получила по имени совсем другой девочки – дочери Валентины Терешковой. Вот такие совпадения. Кстати, о советской фотографии. Вот что бы ни говорили о её «лакированности» и заказном характере, — люблю. Чувствуется во всех этих спортсменках, целинниках и колхозниках какой-то предустановленный оптимизм, которого, на мой взгляд, очень не хватает современным людям, почему-то привыкшим прямо с утра открывать глаза с мыслью: «Всё плохо». Нормально всё – всё по плану. Мало ли какой своеобразный может быть у жизни план. Другое дело, что в СССР, в отличие от Запада, фотография достаточно долго не воспринималась как самостоятельный вид искусства – эту нишу, скорее всего, занимал плакат. Поэтому многочисленные отечественные авторы существовали на положении не художников, а фотокорров информационных агентств, и работали, главным образом, в жанре репортажной съёмки. А теперь их кадры зачастую лежат в архивах тех же агентств в очень неважном разрешении – обидно. И всё же и у советских фотохудожников иногда получалось очень даже неформально и о вечном: Солдаты оборачиваются вслед девушкам. Мариус Баранаускас/РИА Новости 01.04.1965 Школьники делятся впечатлениями после каникул на площади у Никитских ворот в Москве. Михаил Озерский/РИА Новости 02.09.1963 Дрессировщик с бегемотом на берегу Черного моря. Юрий Сомов/РИА Новости 03.08.1967 При подготовке статьи использованы материалы сайта http://diddlybop.ru/