Чужие письма

Пишешь письма, иногда деловые, короткие, иногда – личные, длинные. Вспоминаешь какие-то события, делишься чем-то глубоко сокровенным. Не всегда это постыдные вещи. Совсем не обязательно. Это может быть что-то глубоко твое – то, что оставило след, что тревожит до сих пор, что ранит. Что радует. Ты смотришь на свои слова и видишь себя неуклюжим подростком, неопытной мамашей, влюбленной дурочкой. За буквами проступают твои ошибки, чужие обиды, горе. Все это – пусть и не всегда оно «положительное» — твои сокровища. Да, они похожи на детские «драгоценности»- битые цветные стекла, бисеринки, фантики. Мусор, в общем-то. Но с какой любовью ты перебираешь его. Потому что все это – ты сама, потому что это все, что ты успел накопить за свою жизнь.

И рассказывать-то об этом ты не любишь. Это ведь значит — полностью открывать себя перед другим, отпирать все замки, распахивать двери. Поэтому людей, допущенных к тому, чтобы вместе с тобой любоваться твоими битыми стекляшками, не так уж и много. Один, может, два. Хорошо, когда ты можешь сидеть рядом с ними, говорить лицом к лицу. Иногда пишешь в письмах. Они получаются длинными, сумбурными – память зацепляет то одно, то другое, увязывая все события твоей жизни в замысловатый узор.

И вдруг ты узнаешь, что твою почту читают. Причем, не какие-то анонимные спецслужбы, а просто твои знакомые. Потому что кто-то из них взломал твой ящик – от обиды или желания узнать что-то «тайное». И все, что ты говорил одному, узнали многие.

Тебя передергивает – об обиды и отвращения. И даже не потому что кто-то узнал твои «страшные тайны», а потому что теперь ты живешь в доме со сломанными дверями и разбитыми окнами. В доме, по которому ходят малознакомые люди, перебирают твои вещи, смеясь, швыряют на пол, то что им не нужно. Твои цветные стеклышки растоптаны, фантики – в помойке. И твой дом уже не твой. Да это и не дом уже…

Не один раз я слышала и читала в православных книжках, что Страшный Суд будет заключаться в том, что все увидят то, что ты хочешь скрыть, твое сокровенное станет явным. И ты сгоришь от стыда. И, в общем-то, это и есть Суд, и потому-то надо на исповеди рассказывать все, чтобы не осталось ничего тайного, что могло бы стать явным и опозорить тебя.

Но пережив ситуацию предельного обнажения – слежки и взлома почты, выемки смс-сообщений, понимаешь, что, наверное, подобное насильное раскрытие человека перед другими – жестокость. Унижение. И если так – низко – с тобой может поступить тот, кто просто тебя не любит, то как же Бог? Неужели Он допустит это – умирание даже не от стыда, а от опустошения?

Как же все это увязать с тем, что Он любит нас? Больше, чем мы сами умеем любить Его и друг друга? Может, глядя на то, как мы плача и корчась от боли, собираем разбросанные по полу стекляшки, вытирая их грязным рукавом рубашки, пожалеет нас? Раз уж мы сами друг друга не жалеем. Предаем. Раскрываем чужие секреты. Читаем чужие письма. Показываем их другим.

Мы здесь и сейчас устраиваем себе Страшный Суд. Мы в нем живем каждый день. Он-лайн, так сказать. Нас уже не надо будет добивать до полного уничтожения другим Судом. Мы уже почти мертвы. И единственное, что дает силы не умереть до конца – вера в том, что Бог не будет читать наши письма и заглядывать в наши тайные уголки. Как любящий Отец, он даже не будет у нас требовать предъявить ему нашу «шкатулочку с сокровищами», потому что Он был рядом, когда мы наполняли ее. Он в это время сидел на скамейке под деревом и смотрел, чтобы мы не упали и не выбежали, забывшись, на дорогу…