Отец Виталий отчаянно сигналил вот уже минут десять. Ему нужно было срочно уезжать на собрание благочиния, а какой-то громадный черный джипище надежно «запер» его «шкоду» на парковочке около дома. «Ну что за люди?! — мысленно возмущался отец Виталий – Придут, машину бросят, где попало, о людях совсем не думают! Ну что за бестолочи?!»

В мыслях он рисовал себе сугубо мужской разговор с владельцем джипа, которого представлял себе как такого же огромного обритого дядьку в черной кожаной куртке. «Ну, выйдет сейчас! Ну, я ему скажу!» — кипел отец Виталий, безнадежно оглядывая двери подъездов – ни в одном из них не было ни намека на хоть какие-то признаки жизни.

Тут наконец-то одна дверь звякнула пружиной и начала открываться. Отец Виталий вышел из машины, намереваясь высказать недоумку все, что о нем думает. Дверь открылась и на крыльцо вышла … блондинка. Типичная представительница легкомысленных дурочек в обтягивающих стройненькие ножки черных джинсиках, в красной укороченной курточке с меховым воротником и меховыми же манжетами, деловито цокающая сапожками на шпильке.

— Ну чё ты орешь, мужик? – с интонацией Верки Сердючки спросила она, покручивая на пальчике увесистый брелок. Накрашенные и явно нарощенные ресничищи взметнулись вверх как два павлиньих хвоста над какими-то неестественно зелеными кошачье-хищными глазками. Шиньон в виде длинного конского хвоста дерзко качнулся от плеча до плеча.

— Ну ты чё, подождать не можешь? Видишь, люди заняты!

— Знаете ли, я тоже занят и тороплюсь по очень важным делам! – изо всех сил стараясь сдерживать эмоции, ответил отец Виталий блондинке, прошествовавшей мимо него весьма интересной походкой. Блондинка открыла машину («Интересно, как она только управляется с такой громадиной?» – подумал отец Виталий) и стала рыться в салоне, выставив к собеседнику обтянутый джинсами тыл.

— Торопится он… – продолжила монолог девушка. — Чё те делать, мужик? – тут она, наконец, повернулась к отцу Виталию лицом. Несколько мгновений она смотрела на него, приоткрыв пухлые губки и хлопая своими гигантскими ресницами.

– О, — наконец, сказала она – Поп, что ли? Ну все, день насмарку! – как-то достаточно равнодушно, больше для отца Виталия, чем для себя, сказала она и взобралась в свой автомобиль, на фоне которого смотрелась еще более хрупкой. Ручка с длинными малиновыми коготками захлопнула тяжелую дверь, через пару секунд заурчал мотор. Стекло водительской двери опустилось вниз, и девушка весело крикнула:

— Поп, ты бы отошел бы, что ли, а то ведь перееду и не замечу!

Отец Виталий, кипя духом, сел в свою машину. Джип тяжело развернулся и медленно, но уверенно покатил к дороге. Отцу Виталию надо было ехать в ту же сторону. Но чтобы не плестись униженно за обидчицей, он дал небольшой крюк и выехал на дорогу с другой стороны.

Отец Виталий за четыре года своего служения повидал уже много всяких-разных людей, верующих и не верующих, культурных и невоспитанных, интеллигентных и хамов. Но, пожалуй, никто из них не вводил его в состояние такой внутренней беспомощности и такого неудовлетворенного кипения, как эта блондинка. Не то что весь день – вся неделя пошла наперекосяк. Чем бы батюшка не занимался, у него из головы не выходила эта меховая блондинка на шпильках. Ей танково-спокойное хамство напрочь выбило его из того благодушно-благочестивого состояния, в котором он пребывал уже достаточно долгое время. И, если сказать откровенно, отец Виталий уже давно думал, что никто и ничто не выведет его из этого блаженного пребывания во вседовольстве. А тут – на тебе. Унизила какая-то крашеная пустышка, да так, что батюшка никак не мог найти себе место.

Был бы мужик – было бы проще. В конце-концов, с мужиком можно и парой тумаков обменяться, а потом, выяснив суть да дело, похлопать друг друга по плечу и на этом конфликт был бы исчерпан. А тут – девчонка. По-мужски с ней никак не разобраться, а у той, получается, все руки развязаны. И не ответишь, как хотелось бы – сразу крик пойдет, что поп, а беззащитных девушек оскорбляет.

Матушка заметила нелады с душевным спокойствием мужа. Батюшка от всей души нажаловался ей на блондинку.

— Да ладно тебе на таких-то внимание обращать, — ответила матушка. – Неверующая, что с неё взять? Ни ума, ни совести.

— Это точно, — согласился отец Виталий. – Была бы умная, так себя бы не вела.

Отец Виталий начал было успокаиваться, как жизнь преподнесла ему еще один сюрприз. Как нарочно, он стал теперь постоянно сталкиваться с блондинкой во дворе. Та как будто специально поджидала его. И как нарочно старалась досадить батюшке. Если они встречались в дверях подъезда, то блондинка первая делала шаг навстречу, и отцу Виталию приходилось сторониться, чтобы пропустить её, да еще и дверь придерживать, пока эта красавица не продефилирует мимо, поводя высоким бюстом и цокая своими вечными шпильками. Если отец Виталий ставил под окном машину, то непременно тут же, словно ниоткуда, появлялся большой черный джип и так притирался к его «шкоде», что батюшке приходилось проявлять чудеса маневрирования, чтобы не задеть дорогого «соседа» и не попасть на деньги за царапины на бампере. Жизнь отца Виталия превратилась в одну сплошную мысленную войну с блондинкой.

Даже тематика его проповедей изменилась. Если раньше батюшка больше говорил о терпении и смирении, то теперь на проповедях он клеймил позором бесстыдных женщин, покрывающих лицо слоями штукатурки и носящих искусственные волосы, чтобы уловлять в свои сети богатых мужчин и обеспечивать себе безбедную жизнь своим бесстыдным поведением. Он и сам понимал, что так просто изливает свою бессильную злобу на блондинку. Но ничего не мог с собой поделать. Даже поехав на исповедь к духовнику, он пожаловался на такие смутительные обстоятельства жизни, чего прежде никогда не делал.
— А что бы ты сказал, если бы к тебе на исповедь пришел бы твой прихожанин и пожаловался на такую ситуацию? – спросил духовник. Отец Виталий вздохнул. Что бы он сказал? Понятно, что – терпи, смиряйся, молись… Впервые в жизни он понял, как порой нелегко, да что там – откровенно тяжело исполнять заповеди и не то что любить – хотя бы не ненавидеть ближнего.

— Я бы сказал, что надо терпеть, — ответил отец Виталий. Духовник развел руками.

— Я такой же священник, как и ты. Заповеди у нас у всех одни и те же. Что я могу тебе сказать? Ты сам все знаешь.
«Знать-то знаю, — думал отец Виталий по дороге домой. – Да что мне делать с этим знанием? Как исповедовать, так совесть мучает. Людей учу, а сам врага своего простить не могу. И ненавижу его. В отпуск, что ли, попроситься? Уехать на недельку в деревню к отцу Сергию. Отвлечься. Рыбку половить, помолиться в тишине…»

Но уехать в деревню ему не пришлось. Отец Сергий, его однокашник по семинарии, позвонил буквально на следующий день и сообщил, что приедет с матушкой на пару деньков повидаться. Отец Виталий был несказанно рад. Он взбодрился и даже почувствовал какое-то превосходство над блондинкой, по-прежнему занимавшей его ум, и по-прежнему отравлявшей ему жизнь. В первый же вечер матушки оставили мужей одних на кухне, чтобы те могли расслабиться и поговорить «о своем, о мужском», а сами уединились в комнате, где принялись обсуждать свои сугубо женские заботы.

«За рюмочкой чайку» беседа текла сама собою, дошло дело и до жалоб отца Виталия на блондинку, будь она неладна.

— С женщинами не связывайся! – нравоучительно сказал отец Сергий. – Она тебя потом со свету сживет. Ты ей слово – она тебе двадцать пять. И каждое из этих двадцати пяти будет пропитано таким ядом, что мухи на лету будут дохнуть.

— Да вот, стараюсь не обращать внимания, а не получается, — сетовал отец Виталий.

— Забудь ты про неё! Еще мозги свои на неё тратить. Таких, знаешь, сколько на белом свете? Из-за каждой переживать – себя не хватит. Забудь и расслабься! Ты мне лучше расскажи, как там отец диакон перед владыкой опарафинился. А то слухи какие-то ходят, я толком ничего и не знаю.

И отец Виталий стал рассказывать другу смешной до неприличия случай, произошедший на архиерейской службе пару недель назад, из-за которого теперь бедный отец диакон боится даже в храм заходить.

Утром отец Виталий проснулся бодрым и отдохнувшим. Все было прекрасно и сама жизнь была прекрасной. Горизонт был светел и чист и никакие блондинки не портили его своим присутствием. Отец Сергий потащил его вместе с матушками погулять в городской парк, а потом был замечательный обед и опять милые, ни к чему не обязывающие разговоры. Ближе к вечеру гости собрались в обратный путь. Отец Виталий с матушкой и двухлетним сынком Феденькой вышли их проводить.

— Отца Георгия давно видел? – спросил отец Виталий.

— Давно, месяца три, наверное. Как на Пасху повидались, так и все. Звонил он тут как-то, приглашал.

— Поедешь? – спросил отец Виталий.

— Да вот на всенощную, наверное, поеду, — ответил отец Сергий. И собеседники разом замолчали, потому что в разговор вклинился странный, угрожающий рев, которого здесь никак не должно было быть. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, словно надеялись, что тот, второй, объяснит, в чем дело. За их спинами медленно проехал большой черный джип, но звук этот исходил не от него. И тут в тихий двор ворвалась смерть. Она неслась на людей в образе огромного многотонного грузовика, невесть откуда взявшегося здесь, в тихом провинциальном дворе. Священники молча смотрели на стремительно приближающийся КАМАЗ. Отлетела в сторону урна, выдранная из земли скамейка разлетелась в щепки. «Зацепит или нет?» — успел подумать отец Виталий, мысленно прикидывая возможную траекторию движения машины.

И тут что-то светленькое мелькнуло на дорожке. Феденька выбежал на асфальт за укатившимся мячиком. Ни отец Сергий, ни отец Виталий, ни обе матушки не успели даже понять и сообразить, что надо сделать, чтобы спасти ребенка, да, наверное, и не успели бы ничего сделать. Их опередил тот самый джип, который секунду назад проехал мимо. Они увидели, что машина, взревев мотором, резко рванула вперед прямо в лоб КАМАЗу.

Оглушительный грохот, страшный, рвущий нервы скрежет металла, звук лопающихся стекол – все это свершилось мгновенно. Обломки попадали на землю. Асфальт был покрыт слоем осколков от фар. Куски бампера, решетки, еще чего-то усеяли все вокруг. А затем наступила звенящая тишина, которую не смогла нарушить даже стая голубей, испуганно вспорхнувшая с крыши и тут же усевшаяся на другую крышу. И посреди всего этого хаоса стоял Феденька и ковырял пальцем в носу. С недоумением смотрел он на груду металла, в которую превратился джип, а потом оглянулся на родителей, словно спрашивая, что же такое тут произошло?

Первой очнулась матушка отца Сергия. Она бросилась к мальчику и на руках вынесла его из кучи осколков. Матушка отца Виталия лежала в обмороке. К машинам бежали картежники – выручать людей. КАМАЗ открыли сразу и вытащили на асфальт мертвое тело водителя. Судя по следам крови на лобовом стекле, он погиб от удара головой об него. А двери джипа, смятые и вдавленные, открыть не удавалось. За темными стеклами не было возможно ничего разглядеть. Джип «ушел» в грузовик по самое лобовое стекло. Кто-то из местных автомобилистов поливал джип из огнетушителя – на всякий случай.

Спасатели и две «скорых» подъехали через 20 минут. Джип пришлось резать, чтобы извлечь из него водителя. Подъехали гаишники, стали опрашивать свидетелей. Мало кто чего мог сказать, все сходились в одном – во двор влетел неуправляемый КАМАЗ и врезался в джип.

— Да, ему тут и деваться-то некуда, — согласился один из гаишников, оглядев двор.

— Не так все было, — вдруг раздался голос старика Михалыча. Он подошел к гаишникам, дымя своей вечной цигаркой. – Я все видел, я вон тама сидел, – показал он рукой на свою голубятню.

— Что Вы видели? – спросил гаишник, покосившись на смрадный окурок.

— Да джип-то энтот, он ехал просто так, когда КАМАЗ-то выскочил. Он, может, и свернул бы куда, а вон сюда, хотя бы, — дед Михалыч кивнул на проулочек – Ведь когда КАМАЗ-то выехал, джип-то вот здесь как раз и был. Да тут вон какое дело-то… Ребятенок ихний на дорогу выскочил. И джип-то, он вперед-то и рванул, чтобы, значит, ребятенка-то спасти. А иначе – как его остановишь-то, махину такую?

— То есть, водитель джипа пошел на лобовое столкновение, чтобы спасти ребенка? – чуть помолчав, спросил гаишник.

— Так и есть, — кивнул дед. – С чего бы ему иначе голову-то свою подставлять? Время у него было, мог он отъехать, да вот, дите пожалел. А себя, значицца, парень подставил.

Люди молчали. Дед Михей открыл всем такую простую и страшную правду о том, кого сейчас болгарками вырезали из смятого автомобиля.

— Открывай, открывай! – раздались команды со стороны спасателей. – Держи, держи! Толя, прими сюда! Руку, руку осторожней!

Из прорезанной дыры в боку джипа трое мужчин вытаскивали тело водителя. Отец Виталий подбежал к спасателям:

— Как он?

— Не он — она! – ответил спасатель. Отец Виталий никак не мог увидеть лица водительницы – на носилках все было красным и имело вид чего угодно, только не человеческого тела. «Кто же это сделал такое? – лихорадочно думал отец Виталий. – Она же Федьку моего спасла… Надо хоть имя узнать, за кого молиться…» Вдруг под ноги ему упало что-то странное. Он посмотрел вниз. На асфальте лежал хорошо знакомый ему блондинистый конский хвост. Только теперь он не сверкал на солнце своим синтетическим блеском, а валялся грязный, в кровавых пятнах, похожий на мертвое лохматое животное.

Оставив на попечение тещи спящую после инъекции успокоительного матушку и так ничего и не понявшего Федю, отец Виталий вечером поехал в больницу.

— К вам сегодня привозили девушку после ДТП? – спросил он у медсестры.

— Карпова, что ли?

— Да я и не знаю, — ответил отец Виталий. Медсестра подозрительно посмотрела на него:

— А Вы ей кто?

Отец Виталий смутился. Кто он ей? Никто. Еще меньше, чем никто. Он ей враг.

— Мы посторонним информацию не даем! – металлическим голосом отрезала медсестра и уткнулась в какую-то книгу. Отец Виталий пошел по коридору к выходу, обдумывая, как бы разведать о состоянии этой Карповой, в один миг ставшей для него такой близкой и родной. Вдруг прямо на него из какой-то двери выскочил молодой мужчина в медицинском халате. «Хирург-травмотолог» — успел прочитать на бейдже отец Виталий.

— Извините, Вы не могли бы сказать, как состояние девушки, которая после ДТП? Карпова.

— Карпова? Она прооперирована, сейчас без сознания в реанимации. Звоните по телефону, Вам скажут, если она очнется, — оттараторил хирург и умчался куда-то вниз.

Всю следующую неделю отец Виталий ходил в больницу. Карпова так и не приходила в себя. По нескольку раз на дню батюшка молился о здравии рабы Божией, имя же которой Господь знает. Он упрямо вынимал частицы за неё, возносил сугубую молитву и продолжал звонить в больницу, каждый раз надеясь, что Карповой стало лучше. Отец Виталий хотел сказать ей что-то очень-очень важное, что рвалось у него из сердца. Наконец, в среду вечером, ему сказали, что Карпова пришла в себя. Бросив все дела, отец Виталий, прихватив требный чемоданчик, помчался в больницу. Едва поднявшись на второй этаж, он столкнулся с тем же хирургом, которого видел здесь в первый день.

— Извините, Вы могли бы мне сказать, как состояние Карповой? – спросил батюшка.

— Понимаете, мы даем информацию только родственникам, — ответил хирург.

— Мне очень нужно, — попросил отец Виталий. – Понимаете, она моего ребенка спасла.

— А, слышал что-то… Пошла в лобовое, чтобы грузовик остановить… Понятно теперь… К сожалению, ничего утешительного сказать Вам не могу. Мы ведь её буквально по кускам собрали. Одних переломов семь, и все тяжелые. С такими травмами обычно не живут. А если и выживают – до конца жизни прикованы к постели. Молодая, может, выкарабкается.

— А можно мне увидеть её?

Врач окинул священника взглядом.

— Ну, вон халат висит – возьмите, — со вздохом сказал он. — Я Вас провожу. И никому ни слова.

Отец Виталий вошел в палату. На кровати лежало нечто, все в бинтах и на растяжках. Краем глаза он заметил на спинке кровати картонку: Карпова Анна Алексеевна, 1985 г.р. Батюшка подставил стул к кровати, сел на него и наклонился над девушкой. Лицо её было страшное, багрово-синее, распухшее. Девушка приоткрыла глаза. Глаза у неё были обычные, серые. Не было в них ни наглости, ни хищности. Обычные девчачьи глаза.

— Это Вы? – тихо спросила она.

— Да. Я хочу поблагодарить Вас. Если я могу как-то помочь Вам, скажите.

— Как Ваш малыш? – спросила Аня.

— С ним все в порядке. Он ничего не понял. Если бы не Вы…

— Ничего, — ответила Аня.

Наступила тишина, в которой попискивал какой-то прибор.

— Вы, правда, священник? – спросила Аня.

— Да, я священник.

— Вы можете отпустить мне грехи? А то мне страшно.

— Не бойтесь. Вы хотите исповедоваться?

— Да, наверное. Я не знаю, как это называется.

— Это называется исповедь, — отец Виталий спешно набросил епитрахиль. – Говорите мне все, что хотите сказать. Я Вас слушаю очень внимательно.

— Я меняла очень много мужчин, — сказала Аня после секундной паузы. – Я знаю, что это плохо, — она чуть помолчала. – Еще я курила.

Отец Виталий внимательно слушал исповедь Ани. Она называла свои грехи спокойно, без слезливых истерик, без оправданий, без желания хоть как-то выгородить себя. Если бы батюшка не знал, кто она, то мог бы подумать, что перед ним глубоко верующий, церковный, опытный в исповеди человек. Такие исповеди нечасто приходилось принимать ему на приходе – его бабушки и тетушки обычно начинали покаяние с жалоб на ближних, на здоровье, с рассуждений, кто «правее»… Либо это было непробиваемое «живу, как все».

Аня замолчала. Отец Виталий посмотрел на неё – она лежала с закрытыми глазами. Батюшка хотел уже было позвать сестру, но девушка опять открыла глаза. Было видно, что она очень утомлена.

— Все? – спросил отец Виталий.

— Я не знаю, что еще сказать, — ответила Аня. Священник набросил ей на голову епитрахиль и прочитал разрешительную. Некоторое время они оба молчали. Потом Аня с беспокойством спросила:

— Как Вы думаете – Бог простит меня?

— Конечно, простит, — ответил батюшка. – Он не отвергает идущих к Нему.

Тут Аня улыбнулась вымученной страдальческой улыбкой.

— Мне стало лучше, — тихо сказала она и закрыла глаза. Тишина палаты разрушилась от резкого звонка. В палату вбежала медсестра, потом двое врачей, началась суматоха, отчаянные крики «Адреналин!». Отец Виталий вышел из палаты и сел в коридоре на стул. Он думал о Вечности, о смысле жизни, о людях. От мыслей его заставила очнуться вдруг наступившая тишина. Двери палаты широко раскрыли и на каталке в коридор вывезли что-то, закрытое простыней. Отец Виталий встал, провожая взглядом каталку. «Я же не попросил у неё прощения!» — с отчаянием вспомнил он.

Через два года у отца Виталия родилась дочка. Девочку назвали Аней.

Теги:  

Присоединяйтесь к нам на канале Яндекс.Дзен.

При републикации материалов сайта «Матроны.ру» прямая активная ссылка на исходный текст материала обязательна.

Поскольку вы здесь…

… у нас есть небольшая просьба. Портал «Матроны» активно развивается, наша аудитория растет, но нам не хватает средств для работы редакции. Многие темы, которые нам хотелось бы поднять и которые интересны вам, нашим читателям, остаются неосвещенными из-за финансовых ограничений. В отличие от многих СМИ, мы сознательно не делаем платную подписку, потому что хотим, чтобы наши материалы были доступны всем желающим.

Но. Матроны — это ежедневные статьи, колонки и интервью, переводы лучших англоязычных статей о семье и воспитании, это редакторы, хостинг и серверы. Так что вы можете понять, почему мы просим вашей помощи.

Например, 50 рублей в месяц — это много или мало? Чашка кофе? Для семейного бюджета — немного. Для Матрон — много.

Если каждый, кто читает Матроны, поддержит нас 50 рублями в месяц, то сделает огромный вклад в возможность развития издания и появления новых актуальных и интересных материалов о жизни женщины в современном мире, семье, воспитании детей, творческой самореализации и духовных смыслах.

Об авторе

Год рождения 1970. Воспитываю троих сыновей. Пишу художественные рассказы. Победитель конкурса рассказов форума ЭКСМО 2010 (группа не издающиеся), 3 место в конкурсе новогодних рассказов форума ЭКСМО 2010 г, 1 место в 1 туре, 4 место во 2 туре и приз зрительских симпатий в конкурсе детективного рассказа форума ЭКСМО 2011 г, 1 место в конкурсе рассказов "Кто мой ближний" 2011 г. на Православном Творческом Портале. Номинировалась на национальную премию "Писатель года" 2011 г.

Другие статьи автора
новые старые популярные

трогательно

Valenok

Просто потрясена этой историей

Anuta

Ревела пол-утра! Вот так всегда — мы часто судим людей по их виду, каким-то случайным поступкам…а они может намного лучше нас..

UUU

Лилия, рассейте,пожалуйста, мои сомнения. Кто автор рассказа? Слушала этот рассказ примерно год назад.Только повествование шло от первого лица, от лица батюшки, и без имен. С уважением, Галина.

UUU

Доброе время суток, Лилия. Очень рада,что не оставили мой вопрос без внимания. Силилась вспомнить, где точно слышала или читала Ваш рассказ(теперь в этом точно уверена), но так и на смогла вспомнить источник, очень уж большая эта паутина-интернет 🙂 Если всплывет в памяти,непременно сообщу. А рассказ замечательный! Желаю Вам творческих успехов и всех Вам благ!

Tatyana

Сижу и плачу…

Спасибо.

Olga Moskvina

Лилия, спаси Вас Господь!!! Статья тронула до глубины души…

Mary Nightingale

Лилия, а если не секрет, конечно,

Рассказ основан на реальных событиях или полностью вымышлен?

Melody

Очень понравился рассказ. Полезно нам лишний раз задуматься о том, что нельзя никого осуждать.

Mary Nightingale

"Унизила какая-то крашеная пустышка" — перекликается с Евангельским "Кто скажет брату своему "рака"…"

ЗЫ А в каком году был написан рассказ (чтобы точнее понять, сколько лет девушке)?

Похожие статьи