Всех–люби–терпи–смиряйся?

К нам в редакцию пришло неоднозначное письмо. О таком не любят говорить в христианских кругах по разным причинам, но заложниками этого безмолвного отрицания верующего общества становятся женщины и дети, не знающие, куда бежать и что делать. С другой стороны, когда эти истории становятся достоянием прессы, вокруг таких безумных и болезненных по своей сути ситуаций создаётся ажиотаж, поддерживающий и без того негативное отношение к традиции вообще и к религии в частности. Поэтому мы решили поднять эту тему на страницах нашего журнала. Продолжение следует…

Я давно читаю статьи этого портала, ваши истории, и часто думаю: сколько же у нас несчастных женщин! Обидно, что несчастными они стали, отдав всю свою душу Церкви и любимым мужчинам. Я одна из таких женщин. Я не прошу совета, их я наслушалась немало. Я просто хочу рассказать свою собственную историю. И я хочу, чтобы поняли те, кто советует Светлане смириться, полюбить, начать с себя, – через свою голову не перепрыгнуть, больше, чем мы в своих силах, мы не можем сделать.

Начну с того, что к вере я пришла в возрасте 20 лет. Я шла в Церковь с твердым убеждением, что стоит помолиться, и вот оно — все в руках. Мне было хорошо, со мной людям было хорошо, и вообще все было прекрасно. Духовник для меня нашелся сразу (по молитве, естественно), учил меня правильным вещам: молись-терпи-смиряйся. Я молилась, терпела и смирялась. Мне было хорошо. А потом любовь нечаянно нагрянула.

Я влюбилась в мужчину, своего ровесника. Он учился в семинарии, и до сих пор я не могу понять, чем он меня покорил. Наверное, я запрограммирована на такой типаж. Мой возлюбленный казался мне идеалом. Сейчас я понимаю, что были те самые звоночки, но ведь у меня голова кружилась от счастья, я ничего не видела вокруг себя. Сейчас я понимаю, конечно, что в таком состоянии нельзя выходить замуж, но тогда разве я думала об этом, о каких-то там недостатках (а у кого их нет?). Воцерковленный, спокойный, уже с опытом жизни – мечта, а не жених. Тем более мы верующие, мы будем молиться, мы все преодолеем. Знакомство состоялось опять же через духовников, а через 4 месяца мы обвенчались. Я шла под венец, глубоко влюбленной в своего жениха и была уверена в том, что он послан мне Богом. Значит, у нас все будет замечательно. Я же вымолила его. К Ксении Блаженной ездила, к Иоанну Кронштадтскому.

О том, что любимого сыночка мне отдавать не собираются, мне было объявлено в день знакомства с будущей свекровью. «Он – мой», —  без обиняков сказала она. «Ревнует, — подумала я, — ничего, ведь мой жених не позволит своей матери разрушить нашу семью, он же верующий, он же знает, как надо!».

Но, как выяснилось очень быстро, не собирался он ничего устраивать. У моего мужа был чудовищный комплекс матери. С первого же дня нашей совместной жизни мне было заявлено, что я – рабыня, поступившая в услужение к мужу и не имею права ни на собственное мнение, ни на собственные деньги, я даже не имела права спрашивать, куда собирается отъехать муж. Мы получили приход и уехали на место службы. Один за другим народились дети, но даже их рождение не смогло переориентировать мужа.

Сколько я пролила слез за это время – ведрами не переносить. Бесконечные поездки по священникам — то к одному, то к другому — не давали никакого результата. Я выслушивала бесконечные рассуждения об особом кресте матушки, о смирении, о терпении, о том, что надо молиться, что Бог обязательно поможет, что надо отбросить свое «я» и жить мужем, посвятить себя ему, и тогда все обязательно наладится, и о том, что начинать перемены надо с себя, вызвать мужа на диалог, выслушать, что во мне ему не нравится, начать меняться — я все это проходила. Только если желание изменить ситуацию есть только у одной стороны, ничего не получится.

Уж столько мы переговорили, отношений перевыясняли, что не подсчитать. Толку никакого. И стоило кому-то из духовников  сказать, что он недостойно ведет себя, как муж тут же отворачивался от него, и находил другого. Он считал, что жену надо смирять, обходиться с ней как можно жестче, потому что с женщинами надо именно так, и не иначе. И еще он часто говорил, что «баба любит кулака, пока ей как следует не наподдашь, слушаться не начнет».

Я молилась, смирялась, сквозь стиснутые зубы улыбалась свекрови, дарила ей подарки, в ответ на оскорбления молчала, в ответ на побои плакала и все несла в себе – ведь мы же священническая семья, разве можно выносить это? А муж со своей матерью трудились не покладая рук. На каждом углу, каждому встречному-поперечному рассказывали о том, какая я неряха, плохая жена и плохая мать, неблагодарная,  как я ненавижу его замечательную маму, что не могу понести крест матушки и прочие подробности. В ответ на мои робкие попытки увещеваний, муж обрезал меня: «Заткнись и не выступай». Свекровь открыто при мне требовала, чтобы он развелся, на что муж при мне и отвечал: «Если б не священство, давно развелся бы».

Как-то я его спросила, а зачем же он женился на мне? «За послушание», — ответил он. Что бы ни произошло, виновата всегда была я. За провинности он меня бил, а потом читал наставление на тему, что вот, он весь такой праведный христианин вынужден жить с такой непотребной дурой, как я, и даже вынужден прикладывать кулак. Он бил меня даже беременную. Или «наказывал» меня: забирал все деньги и уезжал на неопределенное время, оставляя меня в глухой деревне одну с тремя малыми детьми на руках.

Тем, кто не прошел через это, трудно, наверное, понять, что испытываешь, когда заканчивается молоко, а у тебя всего 18 рублей, которые муж чудом не заметил в твоем кармане и не выгреб со всеми остальными деньгами, а дети просят кашу. И он постоянно, два раза в каждый год, разыгрывал свой уход от меня – делил имущество, переезжал к маме, один раз даже ездил к благочинному сообщить о своем разводе. Но потом каждый раз возвращался с видом Наполеона, ему доставляло удовольствие видеть, как я бегаю по стенке от самоукорения. И я менялась, менялась, менялась… каждый раз с надеждой, что он наконец увидит и поймет, проникнется, оценит мои старания. Напрасно. Ему на самом деле было все равно, что я сделаю.

При этом, когда мы приезжали на очередную разборку к очередному духовнику, и ему задавали вопрос,  что именно его во мне не устраивает, он даже не мог сформулировать свои претензии, вся его антипатия была внушена ему его матерью.  Предвидя вопросы, не пробовала ли я с ней как-то найти общий язык, напишу сразу: пробовала, но все это потом оборачивалось против меня.  После очередного подарка мне выдвигался список обвинений, что я не так подарила, и вообще подарила так, что брать не хочется. И молилась, и записки подавала, и сорокоусты заказывала.

Так прошло 11 лет бесконечных слез, отчаянной молитвы, оскорблений и побоев, непрестанных попыток что-то поменять, постоянного тыкания носом: «Ты кто такая? Ты никто», а потом – новый удар, поставивший точку в наших отношениях. У мужа есть любовница.

В этом плане мой муж очень похож на мужа Светланы – постоянные заигрывания с женщинами, кокетство, флирт. От падения его спасало только то, что все эти женщины и девушки понимали, что перед ними священник и  сами останавливали развитие событий. Но вот повстречалась такая, которая очень ловко воспользовалась его слабостями. Она пленила его и, наконец, подружилась с его мамой. По сравнению со мной она, конечно, была просто неотразима. Богатая, свободная, без детей, а главное ей было нечего делить с его мамой, замуж за него она не собиралась. Это профессиональная любовница, которой не нужно тихое семейное счастье. Ее вполне устраивает роль независимой любовницы.

Тем, кто не пережил такого, лучше не давать советов, как пережить измену. Несколько дней я лежала в прединсультном состоянии, а потом встала – надо было жить дальше. И тогда я поняла – все эти годы я, как белка, бежала внутри колеса, и ни на шаг не сдвинулась в сторону. Все эти годы я пыталась что-то доказать мужу. Он сделал все так, что я должна была доказывать ему, что я его достойна. Все 11 лет моих усилий по сохранению семьи оказались просто выброшены псу под хвост. Это никому не было нужно. Моего мужа на самом деле не интересовало, что я приготовлю на обед и насколько идеально я навела порядок, потому что мои труды, мое отбрасывание своего «я» в его глазах ничего не значили. Это всего лишь был способ свалить вину за происходящее на меня.

Он паразитировал на мне, на моем смирении, и жил, как ему хочется. А я подошла к тому пределу, переступить который я уже была не в состоянии. Мои силы иссякли. И все равно я соскребла себя с пола и в очередной раз стала искать пути к примирению. Но он меня не слышал. Он кричал, что женился слишком рано, что надо было ждать, и плевать на этот сан, зато он был бы с любимой женщиной, что я ей в подметки не гожусь, что она умная-добрая-нежная-любящая и далее по списку…

Я поехала к духовнику и рассказала ему все. Что я услышала в ответ? Все тот же набор набивших оскомину фраз: терпи, молись, смиряйся. Ищи причину в себе, значит, раз он так себя ведет, ты что-то не так делаешь. А когда я спросила духовника, а ради чего я должна терпеть побои, оскорбления, а теперь еще и измену, он не смог ответить, потому что не привык мыслить вне дежурных фраз о терпении и смирении.

Я дала мужу время на принятие решения, с кем же он хочет быть. Это были самые страшные три месяца в моей жизни. Он был уверен, что я не решусь на разрыв, он думал, что я в очередной раз отброшу свое я и буду умолять его остаться, как настоящая православная жена в его понимании. Умолять я не стала. Через три месяца, на очередную попытку ударить,  я сказала ему: «Уходи». Мне уже тоже было ничего не нужно от него, лишь бы он побыстрей убрался из моей жизни.

Реакция была бешеная. Он орал, что я должна терпеть, смиряться и ждать, пока это у него не закончится, что такие ситуации бывают во всех священнических семьях, что умные матушки смиряются, а дуры вроде меня разводятся и остаются ни с чем. «Ты не тот человек, за которого стоит бороться», —  ответила я. И еще я сказала ему, что если он не хочет разводиться, то оставит любовницу прямо сейчас, — и положила перед ним сотовый. Он ответил мне, что не оставит ее, (много захотела!), «но ты должна терпеть», было сказано еще раз. «Я такое терпеть не буду», — ответила я.

Скоро уже три года, как я живу одна. Муж служит, он перевелся в соседнюю епархию, потому что в прежней его хотели отправить под запрет. И что интересно, он ничуть не изменился. Он по-прежнему со своей любовницей, которая теперь первое лицо на новом приходе. Они не женаты, а для его матери мой враг – ее друг. И он ходит и всем говорит, что это я, дура и шизофреничка, сделала все так, что ему пришлось перевестись. Я должна была терпеть и смиряться, а не понесла креста матушки, не выдержала.

Никаких новых отношений я заводить не собираюсь – не хочу. Боюсь. И я до сих пор люблю его. Нет в мире другого мужчины, который был бы для меня желанен. Только он. Но что толку от этой любви? Я отпустила его, и нам обоим от этого лучше. Я не обижена на Бога. Наверное, это для чего-то было нужно. Во всяком случае я надеюсь, что мои слезы пролиты не зря.

Конечно, если бы мне с таким опытом да вернуться назад на 14 лет, бежала бы я от него, теряя туфли… Но если бы молодость знала, если бы старость могла…