Время так похоже на море, собравшее воедино мириады капель-мгновений. Оно бывает благословенным и беспощадным, одаривающим брызгами радости и погребающим в своей пучине осколки человеческих судеб и останки могучих государств. В первые дни Великого поста меня часто тянет на морской берег. Усеянный высохшими водорослями и тростинками камыша, он так не похож на летнее лежбище разгорячённых людских тел. Замысловатая вязь птичьих следов на песчаной простыне прибрежной полосы, шумное, но незлобное переругивание волн и пьянящая горечь окружающих ароматов создают особую атмосферу, наполняющую душу покоем и какой-то тягой к светлому, доброму, вечному. Весенние встречи с морем дарят минуты неспешных размышлений, соединяющих воедино прошлое, настоящее и будущее. В последнюю прогулку море было тихим и каким-то грустным. Волны, пугаясь редких вскриков чаек, боязливо жались к ногам и неспешно откатывались назад. Я шла вдоль пенистой кромки, отделяющей воду от суши, восхищалась открывающимися пейзажами и… тосковала по временам неофитства. Да-да, по тому неофитству, которое нынче принято если не ругать, то воспринимать с известной долей скепсиса. Увы, но большинство из нас давно забыли, с какой любовью относились к новоначальным в Древней Церкви. Сегодня наши пастыри не устают говорить о «болезни» и «патологии» неофитства. Тысячи израненных душ поколения 90-ых, пришедших к Христу в молодости или в зрелом возрасте и столкнувшихся с отсутствием знаний и адекватного руководства, тщательно вытирают из памяти любые воспоминания периода своих первых шагов за церковной оградой. Другие тысячи с не меньшим рвением пытаются предостеречь неофитов нынешних, для чего выливают на неокрепшие души килотонны рассказов о младостарцах, не святых священниках и различных церковных нестроениях. В попытке найти оправдание разбившимся надеждам мы дошли до того, что назвали себя «жертвами времени». Весь труд свелся к положенным посещениям храма, периодическим молитвам и трепу о вере на просторах Интернета. Я тоже принадлежу к поколению 90-ых и не очень люблю говорить о собственных ошибках прошлого, но иногда мою душу охватывает непередаваемая тоска по себе, оставшейся где-то там за горизонтом ушедших десятилетий. Нет, это не простое желание вернуться в молодость. Почему-то думается, что такая тоска должна была быть у Адама, потерявшего рай и ощутившего потом все «прелести» жизни за дверью Эдема. Вспомните, сколько сокровенной радости было у нас в своё время от познания бытия Бога! Какая вера горела в сердце! Какое было рвение послужить Христу и Церкви! Разве можно это состояние поставить в один ряд с сегодняшней действительностью, в которой немало случаев пропусков служб, сердечной черствости и лелеянья собственного «Я»? Конечно, нынешним проступкам найдется масса самых разных оправданий — от банальной усталости до необходимости служения своим ближним. Большинство из этих оправданий будут иметь онтологическое обоснование, а если таковых не найдется, то услужливые психологи объяснят нам, что оставить пьяницу мужа, запретить общаться внукам с бабушкой-злодейкой – необходимость, помогающая сохранить себя. И всё же, что стало лично со мной, если в попытке обустроить жизнь стала забываться простая истина: христианство – не создание приемлемых бытовых условий, не зона психологического комфорта! Это подвиг следования за Христом! Подвиг, в котором приходится иногда жертвовать даже собственной жизнью. Нет, я прекрасно понимаю – входя в храм, нужно снимать только шапку, а не голову. И в христианстве есть место и нормальным бытовым условиям и зоне психологического комфорта. Но как получилось, что призыв уподобиться Спасителю почти утонул в гуле раздающихся вокруг голосов: «Мы – не монахи, и все человеческое нам не чуждо!»? Да, житейское море не менее коварно, чем естественный водоём: в минуты своих треволнений оно может истрепать и самых опытных. Что уж говорить о юнгах? Но как по мне, опасность несет и беспечный романтизм юноши, и циничность бывалого морского волка, осаживающего сальными шутками молодого моряка в момент любования серебристой гладью. – Знания порождают печали, – прошумело море. – Наверное, – произнесла я вслух, и в тот момент так захотелось обменять имеющийся багаж жизненного опыта на тот костер веры, который освещал собой весь окружающий мир в первые годы прихода в Церковь. – Раздуй его вновь! – пробасил стоящий на рейде корабль. И, услышав этот призыв, встрепенувшееся сердце наполнило душу теплом, согревшим даже замерзшие руки. На обратном пути сорокалетней тетке встретилось множество улыбающихся лиц, и, только подходя к дому, она поняла: виною такого преображения окружающих стала её светящаяся улыбка. Неофитство – особое состояние, вслед которому обязательно должно идти взросление, но как хочется, чтобы и в глубокой старости наши сердца не покидала ревность по вере и здоровая доля максимализма. Иначе, какие же мы тогда христиане?