Политическая борьба в пределах отдельной квартиры

Настасья Михайловна поставила на стол дымящееся блюдо, на котором возлежал гусь, обложенный печеными яблоками, жареным картофелем и помидорами черри. Полюбовавшись сервировкой, она внесла последний штрих: наполнила рейнвейнскую рюмку «Мускатом» и возгласила:

— Мефодий Спиридоныч, готово!

Мефодий Спиридоныч, невысокий мужчина пятидесяти лет, со щеками, похожими на яблоки сорта Джонатан и лысиной, похожей на озерцо среди одиноко стоящих деревьев, появился в столовой с блаженной улыбкой на лице и потирая руки.

— М-м-м… — покачал он головой, поводив носом над блюдом.

— О-о-о! – простонал он, увидев рюмку.

— Ах-ах-ах! – вздохнул он, заметив картошку.

После издания этих трех звуков, обозначающих высшую степень блаженства, Мефодий Спиридоныч уселся на большой стул с подлокотниками, повязал на шею салфетку и, вооружившись ножом и вилкой, стал отрезать гусиную ножку.

Довольная Настасья Михайловна села напротив супруга и положила себе в тарелку картошки и помидорчиков. Дождавшись, когда гусиная ножка переместится в тарелку к Мефодию Спиридонычу, она подняла свою рюмочку и с хитроватой, но все же счастливой улыбкой произнесла:

— Ну, вздрогнем!

— Вздрогнем! – с готовностью отозвался ее муж. Рюмки многообещающе звякнули, и затем в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только постукиванием вилок и ножей о фарфоровые тарелки. Священнодейство по поглощению гуся требовало полной сосредоточенности и не терпело никакого отвлечения на мирскую суету.

Наконец, Мефодий Спиридоныч почувствовал, что сыт, отодвинул тарелку, на которой теперь вместо ножки красовалась голая кость, сорвал с шеи салфетку и жестом цезаря бросил ее на стол.

— Кхм-кхм, — откашлялся он. Настасья Михайловна, заслышав этот условный сигнал, вскочила и побежала наливать чай в белые с золотым драконом чашечки. Гусь мгновенно был отставлен в сторону, а его место заняли вазочки с конфетами и печеньем, розеточки с вареньем из клубники и вишни, а в круглом блюде с голубыми цветочками — дивно пахнущая шарлотка.

— Ой, ти риба моя сладкая! – жмурясь, как кот, пропел Мефодий Спиридоныч, вытягивая губки для поцелуя. – А что это мы сегодня такие добрые? – и он привстал, чтобы запечатлеть поцелуй признательности.

— Ну как же, Мефодьюшка, мой любимый Кулебякин опять поднялся в рейтинге! И даже на три процента опередил Загогулько, — кокетничая, ответила дражайшая супруга.

Мефодий Спиридоныч замер на полпути к жениным губам.

— Кулебякин? Какой Кулебякин? – недоверчиво спросил он.

— Ну как – какой? – удивилась Настасья Михайловна. – Тот самый! – и нежным жестом положила на стол листовку с портретом молодого голубоглазого мужчины, похожего на кинозвезду.

Губы Мефодия Спиридоныча скривились.

— Ну что ты, милочка. Ну какой Кулебякин? Все здравомыслящие люди голосуют за Загогулько. И с чего это тебе взбрело в голову, что какой-то там Кулебякин опередил по рейтингу Загогулько?

— Что еще за вздор ты несешь, Мефодий Спиридоныч? – сказала Настасья Михайловна. – Кому может быть интересен Загогулько? Да на него ни одна порядочная женщина даже и не взглянет. Старый, лысый, да еще и в очках.

— Значит, у него житейский опыт большой, а лысина потому, что умный! – с легким раздражением ответил муж.

— А очки почему? – прищурилась Настасья Михайловна.

— Читал много! Образованный! – нашелся Мефодий Спиридоныч. – Не то, что некоторые… вертихвосты! – подобрал он слово.

Настасья Михайловна ахнула от возмущения.

— Вертихвосты?! – воскликнула она. – Это Кулебякин – вертихвост? Да, он молод. Но сколько в нем энергии и силы! Не то что в этом… старпёре! – выпалила она обидное слово.

— Старпёре?! – едва не задохнулся супруг. – Старпёре?! – он вскочил со стула и навис над женой, упершись кулаками в стол. – Между прочим, он всего лишь на восемь лет старше меня. Не ожидал от тебя, дорогая… Спасибо, утешила, — Мефодий Спиридоныч гордо выпрямился. — Между прочим, этот старпёр за бесплатную медицину и бесплатное образование… А этот твой… — он гневно потыкал пальцем в портрет молодого конкурента, – этот твой, с позволения сказать, Ку-ле-бя-кин – вор и хапуга!

— Ах, как это так это мой Кулебякин – вор и хапуга?! – теперь уже Настасья Михайловна вскочила со своего стула.

— А так это! – едва не уткнувшись своим носом в нос жены, прокричал в ответ Мефодий Спиридоныч. – Из какой он партии? – прищурившись, спросил он. – Из партии «Ядро»! А коту понятно, что в этой партии все воры и хапуги!

— А твой Загогулько из партии «Бабушкино наследство»! Там одни маразматики и недержатики! – закричала в ответ жена. – Да от него нафталином несет за километр!

— Не… не.. недержатики… ну, знаете ли… — Мефодий Спиридоныч гневно раздувал ноздри, ища, что сказать. – Это… это… В моем доме!!! – поднял он к потолку указательный палец. – Я попросил бы вас, уважаемая…

— Просите! – с вызовом ответила супруга, принимая позу Наполеона. – Только ничего не дождетесь!

— Дождемся, — погрозил ей пальцем муж. – Вот увидишь – дождемся!

— Бесплатную раскладушку в доме для престарелых вы дождетесь! – не сдавалась Настасья Михайловна. – Да твоего Загогулько пять лет, как моль проела! Старый пень! Еле ходит, а все туда же, в политику!

— Завтра… Завтра глас народа донесет до вас простые, непреложные истины. И вот тогда мы увидим, кого проела моль, а кого — нет! Это, — потряс в воздухе листовкой Загогулько Мефодий Спиридоныч, — прошлое нашей страны! Это, — он потыкал себя в грудь пальцем, — моя юность! Это история моей страны! И я от нее не отрекусь!

— Да на здоровьице! – фыркнула Настасья Михайловна. – Оставайтесь со своим прошлым. А мы со всеми умными и молодыми пойдем в перед, к будущему! – и она выразительным жестом сдернула со стола блюдо с гусем и упрятала его в холодильник. Мефодий Спиридоныч никак не ожидал такой диверсии, к тому же у него на почве политических волнений разыгрался аппетит, и он как раз подумывал, как бы улучить момент и отрезать вторую ножку, все это время дразнившую его аппетитной красноватой корочкой. Он потянулся к бутылке с «Мускатом», но проворная супруга выхватила ее прямо у него из-под носа.

— Это… Это… — Мефодий Спиридоныч сощурил глаза. – Это не против страны… Это против меня… Заговор!

— Как вам будет угодно! Загогулечник! – обидно подразнила его жена.

— Кулебячница! – дал сдачи Мефодий Спиридоныч. Супруга в ответ презрительно фыркнула и в режиме электровеника с турбоподдувом начала прибирать со стола. С некоторой тоской Мефодий Спиридоныч наблюдал, как снедь исчезает в шкафах и в холодильнике. «А шут побрал бы эту политику!», — с досадой подумал он, но отступать было поздно. С независимым видом он продефилировал мимо жены и заперся в своей комнате.

Время шло, стрелка часов медленно, но верно приближалась к пяти. «А гусь-то был недурен, — вспомнил Мефодий Спиридоныч сегодняшний обед. – Но даже за гуся я не поступлюсь своими политическими принципами!» — и он взялся за книгу.

Часы показывали без десяти восемь. Мефодий Спиридоныч отложил книгу. Желудок настойчиво требовал гусиной ножки, перед глазами проплывало блюдо с шарлоткой, есть хотелось неимоверно, так что стойкого борца за бесплатную медицину начало даже подташнивать. Попытки отвлечься на телевизор положительного результата не принесли, и Мефодий Спиридоныч вышел в коридор.

Дверь жениной комнаты была закрыта. Он походил туда-сюда, но все же не выдержал и постучался.

— Что? – сурово отозвалась Настасья Михайловна.

— Э…Ну… А ужин будет? – спросил Мефодий Спиридоныч.

— Ужином пусть тебя твой Загогулько кормит! – язвительно ответила супруга. Такой ответ придал Мефодию Спиридонычу сил, и он гордо поужинал холодным чаем с сухариками, чувствуя себя политическим мучеником. «Ничего, — утешал он себя, — Будет и на нашей улице праздник!»

Праздник не заставил себя ждать. Он явился в виде отвалившейся ножки у Настасьимихалнина трюмо. В открытую дверь Мефодий Спиридоныч наблюдал, как жена бегает вокруг злосчастного трюмо, пытаясь вернуть на место ножку. «А дверь нарочно открыла! — догадался он. – Ничего-ничего, пусть побегает! А я, типа, ничего не замечаю». И торжествующий Мефодий Спиридоныч отправился спать, чувствуя себя отмщенным.

Наступил день выборов. Утром каждый из супругов встал, тая в душе надежду, что вторая половинка принесет покаяние и будет искать способ примириться. Мефодий Спиридоныч опять откушал холодного чаю, но некоторое облегчение принесло зрелище стопки книг, подложенных под трюмо. Настасья Михайловна деловито сновала по квартире, не замечая супруга. А когда она стала разогревать в духовке вчерашнего гуся, Мефодий Спиридоныч едва не лишился чувств от приступа голода. Чтобы не отравиться кухонными ароматами, он начал собираться на выборы. Тут его жена вышла с кухни и тоже стала наряжаться. Она прошла в комнату, и через секунду Мефодий Спиридоныч услышал грохот – сила человеческой мысли оказалась слабовата против грубой материи – книги не выдержали веса трюмо, и тумбочка все-таки рухнула.

К лифту они подошли вместе. Мефодий Спиридоныч решил нанести еще один удар по самолюбию супруги и с показной учтивостью нажал кнопку лифта. Но Настасья Михайловна только фыркнула, развернулась и спустилась вниз по лестнице. С выборов супруги возвращались вдвоем, но порознь.

Весь день прошел в томительном ожидании итогов голосования. Наконец, поздно вечером стали объявлять предварительные данные. Мефодий Спиридоныч едва не влип в экран, желая не упустить радостную весть о победе Загогулько.

— …по предварительным подсчетам с большим отрывом от соперников лидирует партия «Зеленых», возглавляемая Георгием Баксовым! – радостно сообщил диктор.

— Бакс… Как, позвольте… Баксов? – Мефодий Спиридоныч сел в кресло, чувствуя себя совершенно обессиленным. Триумф не состоялся. Утешало только то, что и красавчик Кулебякин не выбился в лидеры. Мефодий Спиридоныч побрел на кухню, хлебнуть чайку. Выйдя в коридор, он столкнулся с супругой. Поникшая Настасья Михайловна тоже держала путь на кухню.

В полной тишине Настасья Михайловна выставляла на стол недоеденного гуся, осевшую шарлотку, помидоры черри и вчерашний салат. Когда Мефодий Спиридоныч потянулся вилкой к гусю, супруга сказала погасшим голосом:

— Подожди, разогрею…

— Угум-с, — отозвался Мефодий Спиридоныч. – Сейчас поужинаем и я трюмо починю…

Уже лежа в кровати, Мефодий Спиридоныч захотел сделать жене приятное и сказал:

— А ты знаешь, милочка, посмотрел я на этого Кулебякина – ничего парень. Жаль, что он проиграл.

— Да и Загогулько тоже ничего…- отозвалась Настасья Михайловна. – Вместе они неплохо бы смотрелись в Думе. В следующий раз буду голосовать за Вольфрамского.

— Почему за Вольфрамского?

— У него такие глаза красивые! – вздохнула Настасья Михайловна.

«Но его же подозревают в мошенничестве!» — хотел было сказать Мефодий Спиридоныч, но вспомнил холодный чай и прикусил язык.