Не мать, а ехидна

У меня две прекрасные девицы непреклонного возраста — сейчас им 18 и 14. Несмотря на общий комплект ближайших родственников, одинаковые у них только фамилии. Одна шатенка с карими глазами, другая — блондинка с зелеными. Одна любит литературу и лингвистику, другая — химию и биологию. Одна терпеть не может полный вариант своего имени, другая — уменьшительно-ласкательный своего. Ну и так далее. Сейчас у них почти нет общих точек соприкосновения, но я не очень расстраиваюсь, имея перед глазами пример своих мамы и тети, — в детстве они дрались, а сейчас полдня не могут друг без друга прожить. Так что сестринская любовь, надеюсь, проявится с возрастом.

Но я не о сестричестве, а о материнстве. На днях моя старшая дочь к чему-то вспомнила, как в детстве, когда она предлагала младшей сестре какое-нибудь сомнительное совместное действие, та соглашалась со словами: «Давай! Но отвечаешь ты!».

Не успела я возмутиться столь откровенному перекладыванию ответственности, как дочь добавила:

— Правда, я не помню, чтобы мне приходилось за что-нибудь отвечать.

— Ну как же! — воскликнула было я. — Не может быть! А…

Пауза. Лихорадочно перебираю в уме последние полтора десятка лет. Пауза затянулась. Поиск не дал результатов.

— Какой ужас! — возмутилась не мать, а ехидна. — Неужели вы были такие кошмарные ботаны, что даже нашкодничать нормально не могли?

При этом мои дети, разумеется, совсем не ангелы. Но я правда не помню каких-то особенных проступков, за которые приходилось бы наказывать. Поделилась своим открытием с мамой.

— У тебя просто другие критерии, — сказала она.

И точно. Можно сказать, что моим детям повезло с бабушкой — все то, что мама мне в детстве не разрешала, я им активно прививала. Например, мне нельзя было есть на улице — и на любой прогулке мы с детьми покупали булочки или мороженое. Мне нельзя было получать плохие отметки — и первой дочкиной двойке я искренне восхитилась: «Двойбан? Круто! У меня никогда не было!». Мне нельзя было ночевать у подружек — и… нет, силой не выпихивала, конечно, но никогда не возражала. Так за что же их ругать?

Один очень умный человек, профессионально работающий с детьми, сказал мне давным-давно, когда старшая дочка была еще единственная и совсем маленькая:

— Запомни, ребенку нужны запреты. Ему без них плохо. Он должен знать, что есть стены, чтобы чувствовать себя уверенным, защищенным. А если запретов нет, он протягивает руку — и вместо стены ощущает пустоту, и проваливается в нее, и идет все дальше и дальше, чтобы понять, где же наконец будет стена? И таким образом может уйти очень далеко…

Но эти запреты должны быть настоящие. Не надуманные. Не отменяемые. Независящие от настроения. И ты сама должна в них быть абсолютно уверена. На дорогу выбегать нельзя никогда, ни при каких обстоятельствах — согласна? Вот такими. А все остальное, по мелочи, то, что ты можешь в принципе разрешить — лучше не запрещать.

Я запомнила его слова на всю жизнь, как он и просил. Но хоть убей, не могу сейчас вспомнить, какие еще были запреты, кроме одного: нельзя рисовать в книжках. Каждая из дочерей в совсем крохотном возрасте попробовала это сделать — и получила от меня тако-о-ое внушение! Я была так отчаянно строга и так явно расстроена, и так уверена в том, что этого делать нельзя никогда, ни при каких обстоятельствах… Ну извините, у каждого свои недостатки. Зато можно двойки и мороженое.