Бегущая с улиткой

Началось все, как водится, в детстве. Маленькая девочка Юля маниакально любила животных. О, как страдала моя бабушка! Все бездомные собаки окрестности — а особенно я жаловала беспородных дворняжек — рано или поздно оказывались у нас дома. У меня был на них встроенный радар, который чутко засекал наличие щенка где-нибудь поблизости.

Помню Шарика. Я нашла его на теплотрассе (где только не шастают дети, страшно даже подумать!). У Шарика не было одного уха (отгрызла крыса), и поначалу нам с бабушкой он явился черным, как трубочист, восставший из ада.

Отмытый Шарик оказался бело-рыжим щенком с большой коричневой веснушкой на носу. Он, кстати, был отличной иллюстрацией для всех детских травм, потому что детство у него выдалось, и правда, не дай бог каждому.

Шарик боялся всего. Когда спустя месяц я решила вывести его погулять (отчаянно хотелось похвастаться во дворе новым щенком, его оранжевым ошейником и хрустящим кожаным поводком!), Шарик сел на попу ровно и до самой подъездной двери ехал на пятой точке, протирая собой пол и отчаянно скуля. Он боялся, что сейчас его выкинут вон. Опять. Навсегда. Я могу его понять.

Ничего, потом привык и бегал по двору без всякого поводка. Он знал, что дома его ждут.

Потом был Бим, да-да, белый, с черным ухом. Он, напротив, был натурой гордой и независимой и предпочитал жить под лестницей возле подъезда, милостиво позволяя нам его кормить и иногда заходя «в гости». Уважал свои границы.

Потом я переехала в Москву и завела кролика по кличке Термидор, который, впрочем, в итоге оказался крольчихой, и однажды, придя домой с лекций, я обнаружила себя счастливым «отцом» четверых крольчат (Термидор провел лето на даче и принес в подоле потомство от товарища по клетке). Мне кажется, с тех пор я примерно понимаю, что испытывают молодые папаши, когда им впервые вручают на пороге роддома кулек с бантом.

Как это держать! Чем это кормить? («Спокойно, Марго, она сама их накормит!» — смеялась в трубку бывшая хозяйка Термидора, которой я в тот вечер буквально оборвала телефон.)

Ладно, крольчат пристроили. Эпоха Великой французской революции в моих рядах закончилась, когда стало негде жить. Пришлось отдать крольчиху знакомой, та счастливо переименовала ее в Машку, и Машкой-то бывший Термидор мирно и закончил свои дни (ушастые, увы, долго не живут).

Потом в мире животных в моей жизни был длительный перерыв. Как отрезало. Я потеряла к ним всяческий интерес и даже стала испытывать легкое отвращение пополам с раздражением. Психоаналитики сказали бы, что в этот период я потеряла связь со своей инстинктивной, «звериной» частью, и были бы, наверное, правы.

На четвертом году терапии мне стали сниться кошки. Вернее, кошка. Старая, облезлая, чахлая, неприятная. Черная. Мы с ней постоянно попадали в разные неприятные ситуации — в основном, мне приходилось вызволять ее с пыльных, увитых паутиной чердаков и из заброшенных колодцев. Кошка внушала мне опасения и жалость. Мне отчаянно хотелось ее спасти. Тогда же мне попалась в руки статья Марии Луизы фон Франц, ученицы доктора Юнга, о женственности, которая так и называется «Кошка. Сказка о спасении фемининности». Из нее я узнала многое о том, что в женском коллективном бессознательном символизируют собой представители семейства кошачьих.

Кошка во снах постепенно крепла и молодела, ее образ становился все менее пугающим, и вот полтора года назад я почувствовала отчаянную тягу завести, наконец, кота. Именно кота. Ведь кошкой в моих снах была, конечно же, я сама.

У одного моего друга кошка как раз «родила вчера котят». Когда бело-черный наглец вразвалочку вошел в комнату, я сразу поняла: это Он. Никакого другого котенка мне не надо. Вид будущий Пульхр («красивый» по-латыни) имел лихой и придурковатый, и первое впечатление не обмануло. Его хотели отправить на ПМЖ в Грецию, но Бог сжалился надо мной, и котенок достался мне (а мог бы жить спокойно!).

Кот прочно занял место анимуса в пределах моей квартиры (читаем — психики). Он не имел и не имеет до сих пор никакого представления о приличиях и границах (бодро гарцует на столе), напрочь лишен чувства страха (трепещет только перед пылесосом), самопроявляется с помощью отчаянного мява по поводу и без, произносит длительные монологи, обдирает поверхности, обрушивает карнизы и вообще полный Д’Артаньян. А занавеска в моей ванной теперь выглядит так, будто в ней регулярно и очень тщательно моется Фредди Крюгер.

Стеснительность? Нет, не слышали. Пульхр обсиживает все колени, находящиеся от него в шаговой доступности, всегда рад гостям (самый общительный кот в мире!), а по вечерам с ним бывают приступы «бесячки», когда он воображает себя конем помянутого выше гасконца.

Один мой друг управлялся с Пульхром в мое отсутствие с помощью латной перчатки. Другой пытался совать его под кран, но кот оказался водоплавающим и от души насладился процессом.

Стоит отметить, что при всех упомянутых выше «достоинствах» характера Пульхр начисто лишен злобности — он дерется, потому что он дерется. И никогда не отступает. Я не видела, чтобы Пульхр бежал с поля боя, даже если противник превосходил его весом раз этак в сто.

Признаюсь, его смелость меня изрядно восхищает.

При этом Пульхр абсолютно нарциссичен. Он наслаждается собой, разваливаясь на полу и милостиво позволяя чесать его божественное пузо. Его не смущает лишний вес. Он спит у меня на голове, потому что для его царственного зада нет в мире лучшей подушки.

В общем, это удивительно обаятельная тварь. Пульхр научил меня стоять на своей стороне, дерзать и просто быть собой, искренне этому радуясь.

Но чего-то в коте мне все-таки не хватало. Уж больно Пульхр был боевым. Не было в нем ничего мягкого и уязвимого, он весь был про шашку, коня и линию огня (как и моя жизнь в тот период).

А недавно в моей жизни появилась Сабина. Это улитка-ахатина. Имя свое Сабина получила в честь знаменитого психоаналитика Сабины Шпильрейн, ученицы Юнга и Фрейда. Да, я прекрасно знаю, что улитки — гермафродиты, но вот Лика сразу решила про свою, что у нее мальчик. А у меня оказалась девочка. По ощущениям.

Не называть же ахатину «оно», в самом деле.

Многие морщат нос, не понимая, что значит быть счастливым обладателем улитки: «Фу, она же такая…. Склизкая!» Ну да, не без этого. Слизь у улиток, между прочим, целебная и активно используется, например, в корейской косметике.

Однако вернемся к психоанализу.

Сабина научила меня вот чему: иногда можно прятаться в раковину. Просто — ничего не делать, если не знаешь, что делать. Если что-то не нравится. Всегда есть домик, в котором можно скрыться от внешнего мира. Очень устойчивое животное, вещь в себе и, в отличие от Пульхра, — стопроцентный интроверт. Сабина неприхотлива и кажется мне очень скромной девушкой. Не мнит о себе многого, сидит в углу террариума и медитативно жует огурец. Никуда не торопится. Не нервничает.

Когда я держу Сабину на ладони под струей воды и наблюдаю, как неспешно она выпрастывается из своей раковины и вытягивает рожки-антенны в окружающий космос, время будто останавливается.
Не надо никуда спешить, говорит улитка. Все как-нибудь устроится. Будет день — будет пища. А если что — мы переждем непогоду в нашей уютной раковине. Мы справимся.
И совершенно необязательно решать что-то прямо сейчас, иногда вполне можно побыть медленной и спокойной.

Да, тельце у улитки очень уязвимое, но раковина вполне способна выдержать удар обстоятельств.

Кстати, возвращаясь к конфликту между мужским и женским — Пульхр поначалу активно охотился за Сабиной (мы с друзьями даже шутили про похищение сабинянок). Но теперь мой кот просто сидит возле террариума и завороженно созерцает медленную-медленную улиткину жизнь. Возможно, тоже познает что-то в себе, потому что стал чуть спокойнее.

Приходится пока держать их порознь — по разные стороны двери в ванную. Но я верю, что в обозримом будущем Пульхр перестанет воспринимать Сабину как модную закуску (вроде виноградных улиток с чесноком).

И тогда начнется совсем другая история.