Депрессия в Бирюлёво

Вчера я наконец-то поняла, что наступила суровая осень. Очей очарованье – это всё про в багрец и золото одетые леса и синее небо. Медовый месяц не может длиться вечно, да и зачем? Вот и у природы так. Чтобы как следует обрадоваться первому снегу, первым ручьям или букету кленовых листьев, надо перетерпеть не столь приятные моменты. И по возможности – не просто пронестись мимо них с закрытыми глазами, а попытаться прожить с максимальной пользой для дела.

В такую погоду я искренне и от всего сердца завидую медведям. Свалил себе в берлогу до мартовских капелей – и спи-отдыхай. То ли дело я, человек разумный и деятельный. Ну или пытающийся им быть… Пожалуй, мою трудоспособность в осенне-зимний период только за счёт невероятных усилий удаётся сохранять на уровне сонной мухи. Да и это приходится считать достижением.

А что делать? Как-то не вдохновляют меня эти серые-серые здания на фоне серого-серого неба, где под ногами мрачная земля скоро покроется ровным слоем серого московского снега. И на фоне всей этой красоты будут стонать голые деревья-мумии. И по серым-серым дорожкам бредут одетые в серое и чёрное люди… Жизнерадостная картина, просто очень.

Вчера в этой серой действительности (а за окном уже который час не то светало, не то уже вечерело, сложно понять) я ехала на автобусе в славный район Бирюлёво. Мимо меня мелькали лысые деревья. Одно, второе, третье…

«Надо же, деревья засохли», — подумала я, глядя на то место, где должна была быть листва. Но на десятом дереве я засомневалась. Это не гиблое место, это просто осень… Теперь ветки будут такими очень долго. Так долго, что я разучусь верить в то, что они когда-то были зелёные.

Похолодало так, что я в своём зимнем пуховике совсем продрогла, несмотря на наличие тяжёлой артиллерии в виде одежды с пометкой «термо». Впереди стоящая тётя в шубе казалась мне более чем уместной в этом пейзаже. Нет, что бы вы ни говорили, но шуба в наших краях – не роскошь, а средство передвижения. В прямом смысле этого слова. Меня в такую погоду и так на улицу можно выманить только очень интересным и прибыльным делом. Это летом я ещё могу довольствоваться только одним из вышеперечисленных пунктов.

Самых ужасных вещей в такой погоде ровно две. Первое – это отсутствие солнышка. Без него не просто сложно, а очень сложно. Я не представляю, как моя собственная тётушка умудрилась двадцать лет прожить в Мурманске, но и не удивляюсь её радости, когда она рассказывала о Празднике Солнца. Но это ещё ладно. Можно как-никак дома повесить люстру поярче, ходить два раза в день в бассейн, слушая шум воды и представляя себя на побережье чего угодно, главное, чтоб в июле. Можно пить витаминки и даже запланировать очередной отпуск на ноябрь и смотаться в тёплую и очень солнечную страну.

Но есть и второе но. Эта непереносимая сырость, которая проползает через любую одежду, которая окутывает и пронизывает, как смерть, и от которой так же разумно сбежать, как от стоящей на пороге старухи с косой. В этом всём есть что-то такое невероятно страшное и сковывающее, буквально анестизирующее, сохраняющее от переохлаждения и болячек, но так мешающее жить и испытывать хоть какую-нибудь эмоцию. Только вечный и непреодолимый ступор.

Я помню, мы с одной моей коллегой спорили о том, что же лучше: холод или жара. «Конечно, жара», — говорила мерзлявая я. В жару можно воды выпить, можно выйти на улицу с мокрой головой, можно дома кондей поставить, можно даже днём спать, а работать ночью, мало ли. Да и потом, как говорила моя не менее теплолюбивая прабабушка: «Пар костей не ломит».

«Ха, — отвечала коллега, — тоже мне, насмешила. Летом невозможно, хоть кожу снимай. А зимой можно регулировать тепло наличием или отсутствием одежды, количеством обогревателей и прочей приятной мелочи вроде сауны». Нет, я понимаю, что кто-то на такое способен, но не наша сестра. Не могу же я вокруг себя организовать вечную сауну и выходить с ней на улицу, минуя сквозняки в метро, остановку общественного транспорта, морозную свежесть ветра (будь он неладен, завывает сейчас так, что лучше б уж собака повыла, и то живая душа), обжигающую и пощипывающую нос, лоб, щёки и глаза.

Когда я, вся в мыслях об экзистенциальном, добрела до подруги, совсем стемнело, на фоне серых домов начали появляться огоньки в окнах, где в своих уютных муравейниках суетились хозяйки, дети учили уроки, мужья, как водится, сверлили все имеющиеся стены (судя по звукам в наших с подругой квартирах, дрель – это любимое развлечение человекососедей).

Разливая чай, подруга делилась наболевшим: «Ты представляешь, вот Элизабет Гилберт поехала лечить депрессию на всякие Бали. Посмотрела бы я на неё, живи она в Бирюлёво». Сказала — и отвела взгляд в сторону, рассматривая бомжа, изучающего содержимое помойки под окнами квартиры… Плюнуть, что ли, на всё, и тоже прокатиться по всяким Италиям?

И то выход. В последнее время с наступлением заморозков в ленте соцсетей появляются два-три друга, которые решили последовать примеру более храбрых коллег и уехали на Бали, в Тайланд, Гоа или Доминикану. Пишут радостные письма, выставляют фотографии, где присутствуют все атрибуты сладкой жизни: море, пальмы, коктейли и улыбка во все 33 зуба.

В общем-то, и у меня есть возможность плюнуть на всё и смотаться на какие-нибудь Филиппины. «Но что-то держит меня в этом городе на этом проспекте», — пел Александр Васильев из группы «Сплин». Да, несмотря на всё вышеописанное, в любимой Москве остаётся слишком много важного, от чего убегать совершенно не хочется. Это прежде всего люди, которые каким-то чудесным образом скопились где-то поблизости.

И ради них, ради важных встреч и самой важной Встречи я продолжаю выходить из дома, героически обходя фитнес-центр с прекрасной баней, вышагивая под ветром и метелью, находя смысл именно в такой жизни.

Другая моя подруга нас, не желающих менять презренный холод на радость тепла заморских стран, называет климатическими исповедниками. А что, в этой фразе что-то есть… По крайней мере, лично меня она греет. Хоть иногда и очень тянет плюнуть на всё и запереться в духовом шкафу. Сезонную депрессию, увы, у меня пока никто не отменял.

Проблему сезонной депрессии комментирует доктор медицинских наук Василий Глебович Каледа, психиатр, заместитель главного врача Научного центра психического здоровья Российской академии медицинских наук, профессор ПСТГУ

Сезонная депрессия – одна из разновидностей депрессий, которые повторяются периодически. Чтобы диагностировать у человека сезонную депрессию, необходимо чтобы она повторилась три раза в определенное время года, как правило в осенне-зимний период. В основе сезонных депрессий – да и вообще всех депрессий – лежит нарушение серотонинового обмена.

Важным регулятором обмена серотонина является мелатонин — активное вещество, для выработки  которого необходимо определенное количество света. И эта сезонная депрессия наиболее часто возникает у народов, которые проживают в тех поясах, где света недостаточно.

Очень часто встречается сезонная депрессия в скандинавских странах, у северных народов. В Швеции депрессия очень часто  официально является поводом для освобождения от работы. На севере Швеции за полярным кругом есть город Умео,  где проживаем много финнов. Так вот, там даже есть поговорка «не показывайте финну  веревку зимой».

Я как-то был в паломнической поездке в Италии, и экскурсоводом была русская девушка из одного северного города, глубоко верующая, православная, любящая Россию, православную русскую культуру. Ей было очень тяжело в Италии. Это было время экономического кризиса, паломнических поездок было очень мало, и финансово ей очень тяжело приходилось. Когда она описывала, как ей живется в Италии, сколько ей приходится платить за одно-второе-третье, у меня возник только один вопрос: «А что вы тут делаете, девушка? Не лучше ли вернуться в Россию?» На что она ответила: «Так там солнышка не хватает». В Италии больше солнца, и она говорила, что в России у нее бывали депрессии, а в Италии их нет. И по статистике, среди южных народов, которые проживают в Средиземноморье и вообще на этой широте, например, в Израиле, депрессии встречаются крайне редко. У них чаще встречаются другие расстройства.

От недостатка света страдают все. Можно сказать, что депрессиям в той или иной степени подвержены представители всех возрастных категорий. Но принято считать, что сезонной депрессии наиболее подвержены  женщины в возрасте 20-40 лет.

Если подобного рода депрессией страдает ребёнок, то для её профилактики родители  должны пытаться привить ребенку жизнеутверждающее оптимистическое мировосприятие — когда у человека реально появляется цель в жизни, когда человек реально воспринимает любую психотравмирующую ситуацию как ситуацию, которую он должен пережить, которую он должен вынести.

Можно вспомнить слова Игнатия Брянчанинова о том, что одр болезни есть место Богопознания и самопознания. То есть когда у человека возникает какое-то в жизни несчастье, то он начинает задумываться о жизненных ценностях, о себе, о смысле жизни — что в ней исправить, что в ней лишнего, что в ней наиболее значимо, а что второстепенно. Человек, который лишен этих ценностей, в этом состоянии часто начинает роптать на свою судьбу. Поэтому задача родителей — привить детям это жизнеутверждающее мировоззрение, мировосприятие. И дальше быть максимально внимательными к своим детям, пытаться уловить изменения в их состоянии.

В подростковом и юношеском возрасте депрессия необязательно проявляется таким вот хрестоматийным грустным и печальным настроением. У девушек настроение в большей степени может быть плаксивым, каким-то истеричным, а  у юношей будет повышенная конфликтность, но за этим будет стоять его неудовлетворенность собой, состояние «раздражительной слабости». Когда  он не может нормально реагировать на обычные мелкие психотравмирующие ситуации, он раздражается. Для депрессий в этом возрасте будет характерен поиск смысла жизни, духовные метания, погружение в различные философские концепции, состояние экзистенциального вакуума.