Ах, эта свадьба!

Пасху величают матерью всех праздников, Красной, Светлой, Святой, Великднем. Пасхой начинался новый сельскохозяйственный год — и открывался свадебный сезон.

Разговевшийся народ шел играть, на игрища собирались все — и стар, и млад. Пасхальные славильщики (волочебники, христованники), молодые мужчины и юноши, ходили гурьбой по дворам и пели славильные песни воскресшему Христу, этот обряд был весьма сходен с рождественскими колядками. Певцов потчевали яйцами да куличами, иногда давали сало, кто побогаче, могли и денежкой одарить. На Пасху первый раз после долгой зимы дозволялось качаться на качелях. И первый раз после рождественских гуляний затевали хороводы.

Хоровод на Руси не просто медленный танец по кругу. Хоровод — ритуал, символ объединения, символ цикла жизни. В пасхальных хороводах величали молодоженов, сыгравших свадьбы на прошлую Красную горку, объявлялись помолвленные пары, у которых дело в самое ближайшее время должно было закончиться свадьбой. Обычно это были женихи и невесты, у которых сватовство выпало на Масленую неделю перед постом. Два месяца прошло, молодые не разуверились в своем решении, теперь можно их официально объявлять женихом и невестой.

К слову, просто так отказаться от женитьбы после состоявшегося сватовства было делом сложным и накладным. Если молодой человек по каким-либо причинам решал расторгнуть помолвку, то обиженные родители невесты могли требовать с него откупа деньгами или дорогим подарком, ибо отказ от невесты по неуважительным причинам расценивался как бесчестье девушке, и такие эпизоды, как правило, связывались только с одним: девица оказалась не девицей. Других уважительных причин не признавали. И если вины за девушкой не было, то родителям жениха, пошедшего в отказ, приходилось несладко: семью «позорили», ругали, дело могло даже закончиться уголовным преследованием, а родители других девиц сватов от этой семьи могли запросто выставить с порога вон.

Послепасхальные недели, начиная с Красной горки, были богаты на свадьбы. И вовсе не потому (как преподносится это сейчас), что брак, заключенный в это время, считался особо счастливым, а потому, что жизнь была подстроена под сельскохозяйственный календарь. Ранней весной, когда закончился массовый отел, а посев еще не наступил, и еще не гонят скот на выпас, было время как следует погулять. То же и с осенними свадьбами: к Покрову убирали урожай, переставали гонять скот в поле — появлялось «окно», самое время для свадеб.

Накануне свадьбы невеста в сопровождении подруг или родителей шла в баню «смывать девичьи гульбы», а вечером собирала девичник — вечеринку, на которой прощалась с незамужними подругами и прежней вольной жизнью. Во время девичника подруги расплетали невесте косу: по принятой на Руси традиции незамужняя девушка носила одну косу, а замужняя женщина — две. Косу распускали, ленты вынимали, после чего заплетали уже две косы и укладывали их венком на голове. После свадьбы на молодую женщину надевали повойник, тщательно следя за тем, чтобы ни один волос из-под него не был виден. Упаси Боже показаться на людях с неубранными волосами или того хуже — вообще простоволосою. Позору не оберешься!

Долгое время девушки на свадебное торжество просто надевали свой самый красивый наряд. Позднее сформировалась традиция невесте быть на пиру и на венчании в красном — этот цвет считался самым торжественным, самым нарядным. Помните?

Не шей ты мне, матушка,

Красный сарафан,

Не входи, родимая,

Попусту в изъян.

Рано мою косоньку

На две расплетать.

Прикажи мне русую

В ленту убирать!

Платьев тогда не шили, обычная женская одежда — рубаха с сарафаном. Вот и на свадьбе девушки были в белых рубахах и красных сарафанах. Никакой фаты тоже не надевали. И фата, и белое платье пришли к нам через прорубленное в Европу окно, и еще долгое время, практически до самой революции, в белых платьях красовались только состоятельные невесты из высших сословий.

Свадьбу обычно гуляли несколько дней, каждый из которых имел свое обрядовое значение. Многие думают, что собственно свадьбой в старину было венчание. Но это не так. В большинстве губерний основным действом был свадебный пир, во время которого совершалось большое количество ритуальных и обрядовых действий, призванных привлечь к молодым достаток, здоровье, деторождение и долгую жизнь, а так же отвадить от дома злых людей и завистников.

Во многих областях венчание совершалось не на первый, а на второй день после свадебного пира, когда молодые уже де-факто были мужем и женой. И в какой-то мере это оправдано тем, что венчают у нас постными днями — в среду и пятницу, особо не попируешь. А в чине свадебного пира самым важным моментом считался «выход пред столы».

Главной фигурой на свадьбе после невесты и жениха был дружка: мужчина, который «вел» свадьбу, знал все тонкости обряда, что когда надо сказать и сделать. Дело это было крайне ответственное, потому что если дружка забывал какие-либо слова или нарушал порядок действия, то расценивалось это однозначно: быть беде, не будет молодым счастья.

Именно дружка ехал к родителям невесты выкупать девушку и доставлял ее в дом жениха. Когда гости уже расселись за столом, в горницу вводили убранную невесту и показывали ее всем присутствующим — это и был «выход пред столы». Брачующихся осыпали зерном, красными ленточками, монетами — все с той же целью — привлечь богатство и чадородие. Далее начинался пир, на котором молодым дозволялось лишь пригубить красного винца да закусить свадебным пирогом-курником, который было принято ломать над головой молодоженов.

Новобрачные на свадебном пиру находились мало, и им не приходилось вскакивать через каждый пять минут под крики «горько!», как это бывает на современных свадьбах. Почтив гостей своим присутствием, поклонившись родителям и откушав ритуальных блюд, новоиспеченные супруги откланивались и в сопровождении пожилых женщин, свахи или постельницы отправлялись в спальню «заниматься тем, от чего дети родятся».

Впрочем «спальня» — громко сказано. В дореволюционные времена молодым из крестьянских семей брачными покоями часто служила баня, а если бани не было, то сеновал в хлеву, а то и вовсе стог под открытым небом, если погода позволяла. При этом нередко этот «первый раз» происходил при тех же постельницах, чтобы потом никто напрасно не обвинил невесту в несохранении девичьей чистоты.

Если же в данной губернии было не принято отдавать первый супружеский долг при свидетелях, то по возвращении жениха, теперь уже мужа, ему подавали ритуальное блюдо, которое должно было быть непременно круглой формы: яичницу, круглый пирог, блин. Молодожен должен был откусить от него, не прикасаясь руками, и попутно ответить на вопросы относительно девственности супруги: «Лед ломал али грязь топтал?» или «Цел горшок, али дыра есть?», причем делалось это в присутствии всех гостей.

В некоторых уездах новобрачному подавали пирог и нож. Если невеста была «честной», то он делал в пироге круглый вырез, если же нет, то любой другой формы. В других местах на видном месте, например, у ворот, ставили веник, убранный лентами. Если все в порядке, то веник украшали красными лентами, если нет — белыми. А в некоторых областях поступали еще проще: новобрачную поднимали прямо с ложа и выводили в рубахе ко всему честному народу, демонстрируя следы утраченной девственности или их отсутствие.

При этом молодой муж кланялся в ноги тестю с тещей и благодарил их за «крепкую державу», а если невеста была уже «того», то теще вручали решето, а тестю — дырявый стакан красного вина, заткнув дырку в стакане пальцем. Когда тесть принимал стакан, палец убирали и вино проливалось на тестя. Жених имел право отказаться жениться, если выяснялось, что невеста «порченая», а родственников невесты с позором «разгоняли».

В других губерниях молодожену подавали горшок. Если он горшок разбивал, это значило, что невеста была девственна, а по количеству осколков подсчитывали количество детей, которое родится в этой семье. А вот если жених возвращал целый горшок отцу невесты, это было большим позором и бедой: не сохранила невеста себя до свадьбы, согрешила! А в иных местах чуть ли не в красном углу, а иногда и на заборе вывешивали простыни с первобрачной кровью, кое-где молодым стелили полотенца, которые потом подвязывали к дуге и с этим добром катались по деревне, хвастаясь честностью невесты.

В церковь венчаться молодые ехали раздельно, даже если накануне уже отгуляли свадьбу и первый брачный опыт был уже позади. Жених прибывал первым, и затем дружка с товарищами привозил невесту. И по пути в церковь, и по дороге обратно, чтобы злые люди «не испортили» молодых, прибегали к различным ухищрениям: ехали через три села, окольными путями. Иногда впереди посылали экипаж с подложной невестой: рядили в свадебные одежды любую женщину, часто пожилую, а невесту отправляли позже и другой дорогой. С собой непременно брали деньги, пироги, водку — выкуп, если вдруг кому-то захочется перегородить дорогу и задержать свадебный поезд.

По понятиям того времени молодые должны были жить либо в доме родителей жениха, либо в отдельной избе, построенной женихом. Идти мужчине жить на территорию жены считалось позорным, за такими на всю жизнь закреплялось обидное прозвище «примак», «привалень», и такие мужчины не пользовались уважением у сельчан. Само собой, вводя молодую жену в дом, супруг должен был принять все меры, чтобы защитить ее от навета нечистой силы, поэтому считалось очень важным, чтобы невеста ни в коем случае не наступала на порог. Жених вносил невесту в свой дом на руках. От этого обычая еще в недавнее время сохранялась традиция жениху нести невесту от машины до ЗАГСа.

Отгуляв все положенные дни, свадьба расползалась по своим избам опохмеляться, а молодые завершали празднование гостеваниями у всех родственников с обеих сторон. Знакомились с новой родней, хвалились приданым, а между делом свахи присматривали новые пары, чтобы сыграть свадьбы после Покрова…