Поплачь о нём

Говорить об этой теме страшно, больно, да и вообще не принято. Тема горевания – слишком уж интимная, слишком трогательная и иррациональная. Её не осмыслишь логически… Вчера мы говорили о поминании умерших родственников. А что если эти родственники – дети? К тому же, дети не фактические, которых можно потрогать, по голове погладить, подзатыльником наградить, на худой конец – пойти на кладбище и поплакать на могилке, а иные? Я имею в виду прерванную беременность.

Любой психолог, встречавшийся в своей работе с женщинами, которые так или иначе пересекались с ситуацией прерванных беременностей — это может касаться самой клиентки, ее мамы, бабушки (то есть практически речь идёт обо всём населении России), подтвердит, что ребёнок начинается с момента зачатия. Более того, уже в этот момент происходит серьёзное перестроение всей семейной системы,  дабы подготовиться к встрече нового члена рода. И когда говорят, что Господь, давший ребёнка, даёт и на ребёнка, то для меня в первую очередь это не деньги или дополнительные квадратные метры, а силы и способность полюбить и принять новую душу в свой круг, образовать это самое душевное родство.

Я ничего не знаю о том, как это происходит. Но факт остаётся фактом: каждый человек в семье играет свою роль. И если его по какой-то причине нет, то образуется пустое место, зияющая чёрная дыра, которая затягивает, напоминая о себе. И здесь нет разницы, был ли это аборт, выкидыш или внематочная беременность. Есть человек, есть его место в семье, и есть необходимость оказывать ему подобающие знаки внимания. Живым родственникам мы его уделяем больше внешне: заботимся, разговариваем, ходим в магазин за хлебом или меняем подгузники. Тех же, кто перешёл в мир иной, мы провожаем, мы горюем по ним, а потом – храним в памяти.

Так получилось, что у нерождённых детей нет никакой физической памятки об их пребывании. Те, кто пережил выкидыш, видели хотя бы что-то, свидетельствующее о ребёнке, а аборты и замершие беременности, где ребёнок фактически удаляется из материнской утробы, лишают мать и этой зацепки. Нет могилы, вещей, даже имени – и то редко кто заслужил такой почести. А человек – есть, душа его – живая. Ждёт встречи.

В нашей традиции, особенно православной, совершенно не принято говорить про этих детей. Прежде всего потому, что самой женщине об этом вспоминать очень страшно, очень болезненно. Та самая чёрная дыра образует воронку травмы, куда направляется куча энергии, уходя как будто в никуда. Потому что не выплакано, не пережито, не осознано, что целый мир потерян – и его уже не возвратить.

При этом многие женщины, имеющие в анамнезе прерванные беременности, отрицают сам факт важности этого события для их жизни. «Подумаешь, всего-то операция, его ещё и не было», — говорят одни. «Бог дал – Бог и взял», — философски заключают другие. Но что бы ни говорили эти матери, больше всего они хотят убежать от мысли о том, что был там ребёнок, был. И он не исчез, а умер. Признать это действительно нелегко. Но можете сами сопоставить факты: скорее всего, после аборта что-то произошло в жизни такое, что раньше с этим событием не связывалось.

У одних последствиями непережитого горя становятся резкий упадок сил, затягивание дел, появление новых болячек, депрессивные эпизоды, у других место чёрной дыры пытается заткнуть трудоголизм, у некотоых появляются какие-то навязчивые состояния, когда срочно надо куда-то бежать, а некуда. Так что даже если мозг отрицает важность события, то тело всё равно напомнит, вернёт и тыкнет носом – надо только суметь увидеть эти связи.

Более того, в православной традиции, которая, естественно, больше направлена на женщин, которые стоят перед выбором – прерывать беременность или оставлять ребёнка жить и радоваться солнышку, – или же тех, кто перед этим выбором сможет оказаться в будущем, о состоянии уже сделавших аборт мало кто переживает. Предупреждать и вдохновлять – дело полезное. Но как быть с толпами тех, кто уже совершил непоправимое? От этих историй женщины впадают в полнейшую дезориентацию, навешивая на себя всевозможные епитимии, уходя во всепоглощающую вину, параллельно отодвигая от себя мысли и поступки, которые реально помогут справиться с горем и вернуться к нормальной жизни.

И опять же, любая здесь найдёт, в чём себя повинить: в фактическом убийстве, в слабоволии, в каких-нибудь великих грехах, из-за которых ребёнок не родился. Не углядела, не подготовилась, не смогла…

Но как ни странно, все эти неподъёмные епитимии и самоистязания не приводят ни к чему хорошему, потому что такими поступками женщина не смиряется, не переживает потерю, не готовится к покаянию в случае, если она действительно сама пошла на этот шаг. Вовсе нет. Проводя все эти манипуляции, женщина не даёт сама себе похоронить этого ребёнка и оплакать его смерть.

Самое лучшее, что может сделать мать, потерявшая ребёнка, – это дать ему имя (а любая женщина знает, мальчик это был или девочка, стоит только прислушаться к своему сердцу), наречь его, освободить ему место в своей памяти, разобрав все эти завалы депрессий и маний, а потом – похоронить. Вот прямо представить этот маленький гробик с ребёнком, мысленно попрощаться с ним, оплакать его.

Очень полезно бывает сделать что-то небольшое, но очень важное, в память об этом ребёнке. Например, купить для своего сына машинку и поставить её где-то рядом, чтобы, глядя на эту вещицу, вспоминать о его душе и молиться своими словами. Можно купить иконочку в честь той святой, чьим именем так захотелось наречь свою дочь. Материнская душа знает, что поможет ей переварить безутешное горе.

Только, пожалуйста, не надо в память о тех детях рожать новых, брать детей из детских домов или строить воскресную школу. Все эти дела, бесспорно, очень ценны сами по себе, но жизнь другого ребёнка ничем нельзя искупить, как нельзя и выторговать у Господа Бога себе помилование. Важнейшим этапом переживания горя от потери этого ребёнка является способность передать его посмертную участь в соответствующую инстанцию, сходить на исповедь и покаяться в том, в чём просит душа (аборт ли это или нежелание смириться с замершей беременностью, много чего бывает), а потом жить дальше.

Помните, что невозможно сделать дела, которых будет достаточно для помилования и последующего спасения. Умерших детей уже не вернуть, новые дети – это отдельные личности с их уникальными задачами. Не надо из живых людей делать памятники безвременно ушедшим. В конце концов, это очень больно, когда мама интересуется мёртвыми детьми больше, чем живыми.

И, как ни странно, именно нормальная, а не извращённая и сверхъестественная, память о ребёнке без самокопаний, самоистязаний, но с должным уважением к ребёнку и его судьбе, к его личности, хоть и не состоявшейся в условиях этого мира, поможет вернуться на круги своя и заняться текущими делами. Не отрицание, не упивание виной, а скромная память.

Я решила написать эти строки неспроста. Во-первых, мне кажется очень важным начать разговор о том, как пережить последствия прерванной беременности. А во-вторых, сегодня православная церковь празднует память мученика Уара, которому традиционно молятся о некрещённых родственниках. Так что сегодня такой день, когда действительно хочется вспомнить о них, перешедших в мир иной, не увидев в этом ничего кроме материнской утробы, тепла и равномерного стука сердца той, которая навсегда будет его матерью.