Все знают сюжет «Анны Карениной», все смотрели экранизации романа. Но дело не в сюжете, а – как всегда – в деталях. Толстой пишет роман не об Анне Карениной, а о каждом из нас. Легко осуждать главную героиню или сочувствовать ей. Трудно прочесть роман целиком. Эту задачу попробовал решить филолог и публицист Леонид Клейн, выступив на культурно-образовательной площадке «Живое общение» с лекцией под названием «Анна Каренина: грамматика нелюбви». Приводим текст лекции в сокращении.

Леонид Клейн — филолог, радиоведущий, публицист, преподаватель факультета Liberal Arts Института общественных наук РАНХиГС.

Я хочу начать отрывком из знаменитого стихотворения Владимира Набокова о Толстом.

«Есть, говорят, в архиве фильмов ветхих,

теперь мигающих подслеповато,

яснополянский движущийся снимок:

старик невзрачный, роста небольшого,

с растрепанною ветром бородой,

проходит мимо скорыми шажками,

сердясь на оператора. И мы довольны,

он нам близок и понятен.

Мы у него бывали, с ним сидели.

Совсем не страшен гений, говорящий

о браке или о крестьянских школах…

И, чувствуя в нем равного, с которым

поспорить можно, и зовя его

по имени и отчеству, с улыбкой

почтительной, мы вместе обсуждаем,

как смотрит он на то, на се…

Но есть одно,

что мы никак вообразить не можем,

хоть рыщем мы с блокнотами,

подобно корреспондентам на пожаре,

вкруг его души. До некой тайной дрожи,

до главного добраться нам нельзя.

Почти нечеловеческая тайна!

Я говорю о тех ночах, когда

Толстой творил; я говорю о чуде,

об ураганах образов, летящих

по черным небесам в час созиданья,

в час воплощенья… Ведь живые люди

родились в эти ночи… Так Господь

избраннику передает свое

старинное и благостное право

творить миры и в созданную плоть

вдыхать мгновенно дух неповторимый…

Его созданья, тысячи людей,

сквозь нашу жизнь просвечивают чудно,

окрашивают даль воспоминаний —

как будто впрямь мы жили с ними рядом.

Среди толпы Каренину не раз

по черным завиткам мы узнавали;

мы с маленькой Щербацкой танцевали

заветную мазурку на балу…

Я знаю, смерть лишь некая граница;

мне зрима смерть лишь в образе одном:

последняя дописана страница,

и свет погас над письменным столом.

Еще виденье, отблеском продлившись,

дрожит, и вдруг — немыслимый конец…

И он ушел, разборчивый творец,

на голоса прозрачные деливший

гул бытия, ему понятный гул…

Однажды он со станции случайной

в неведомую сторону свернул,

и дальше — ночь, безмолвие и тайна».

«Разборчивый творец, на голоса прозрачные деливший гул бытия…». По-моему, это совершенно гениальные строки. Хочу сказать об этой набоковской формуле творчества Толстого. Чем Толстой принципиально отличается от, если угодно, обычного писателя? Обычный писатель рассказывает понятный для читателя сюжет, описывает происходящее с героями и в какой-то момент ставит точку.

У Толстого негде ставить точку. В «Войне и мире» это уже доведено до предела — там даже горизонта нет. Но и в «Анне Карениной» такой же принцип: Анна Каренина умирает, и Толстому можно было бы на этом закончить роман. И смотрите, как это было бы нравоучительно: а вот не надо вести себя плохо! Но за смертью Анны — следующая глава, повествующая, в том числе, о совершенно второстепенном герое, которого Вронский встречает на вокзале перед отъездом в Сербию. Возникает новая тема псевдопатриотизма, а затем еще и семейная история Левина.

Другими словами, выходит, что Толстой пишет роман не только об Анне Карениной. Это принципиальный тезис, который я хочу обозначить. Этот роман шире и интереснее истории, которая произошла с Анной Карениной, потому что Толстого волнуют слишком многие вещи. Факт интереса Толстого к жизни других персонажей на финальных страницах говорит нам о том, что героиня Анны Карениной, несмотря на всю свою трагедию, несмотря на совершенный поступок, — имеет свой, ограниченный масштаб.

Сама композиция романа построена таким образом, что Анна Каренина проигрывает. Проигрывает не обществу, не какой-то двуличной морали, не себе, это само собой разумеется. Она проигрывает логике жизни, течению жизни. Это течение жизни показывает нам, что после ее самоубийства происходит что-то другое, и кто-то остается жить, и жизнь продолжается. «Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где прежде рубились они».

Это ни в коем случае не означает, что Толстой не сочувствует Анне. Он сочувствует, но в этом сопереживании есть некоторое чувство меры, и это очень важно.

Второй момент, о котором невероятно точно сказал Набоков: «живые созданья родились в эту ночь». Вероятно, и ваш собственный читательский опыт подсказывает: мы можем обсуждать героев Толстого как живых людей. Мне, бывало, говорили коллеги в школе: «Я ненавижу Каренину, потому что ей не нравились уши своего мужа». То, что нас раздражает или, наоборот, очаровывает совершенно бытовая деталь, говорит только о том, как живо в романе переданы образы, — кажется, будто мы присутствуем здесь, сейчас.

Толстой никогда не писал о тех, в кого не мог перевоплотиться. Он поэтому писал только о том, что чувствовал непосредственно, — он с очевидностью «был» и Наташей Ростовой, и Анатолем, и Пьером. Во время чтения мы в какой-то момент забываем, что его романы — это конструкция, в том числе потому, что Толстой просто описывает нам, как устроена жизнь.

Причем — и это еще один очень важный момент — он не только психологически точно описывает жизнь, но он еще и чрезвычайно тактичен по отношению к судьбам героев. Он показывает только начало семейной жизни Кити и Левина, но мы не знаем, что с ними будет дальше. Как вы помните, Левин чуть не стреляется, хотя, строго говоря, с чего бы ему стреляться? У него вроде бы все хорошо. Но нет, никогда не бывает так, чтобы все было хорошо. Левин раздавлен ощущением счастья, ощущением хрупкости мира. И тем, что он не готов, не достоин… Здесь как бы завязка следующей истории. Для Толстого в истории Левина ничего не закончено.

В «Анне Карениной» практически нет огромных философских отступлений, подобных тем, какие мы видим в «Войне и мире», кроме, может быть, первой фразы. Здесь сразу «в гуле бытия» возникают люди, причем внешне чрезвычайно благополучные. Это очень важный момент: Толстой описывает людей, у которых есть деньги, статус, которые в большинстве своем не старые, и у которых вообще все вроде бы в порядке.

Эти люди внешне очень взрослые, но вдруг выясняется, что они совершенно не осознают самих себя, совершенно не знают, как устроена жизнь. Можно сказать, что роман «Анна Каренина» — это попытка вывести из бессознательного состояния людей, которые составляют высшее и среднее общество. Для сравнения: любой герой Достоевского занимается исключительно выяснением того, зачем он живет. Раскольникову или князю Мышкину не до денег, не до удовольствий, ни до чего. Они хотят понять смысл жизни и свое место в ней.

Герои «Анны Карениной» думают, что с ними все в порядке, но выясняется, что у них не было шанса взглянуть в зеркало и выяснить, чем и как они живут.

Швейцар отворил дверь еще прежде, чем Алексей Александрович позвонил. Швейцар Петров, иначе Капитоныч, имел странный вид в старом сюртуке, без галстука и в туфлях.

— Что барыня?

— Вчера разрешились благополучно.

Алексей Александрович остановился и побледнел. Он ясно понял теперь, с какою силой он желал ее смерти.

Совершенно потрясающая фраза. В этот момент Толстой заставляет Каренина осознать, что он желает смерти своей жене. Тут нет ничего такого, что не может прийти в голову, другое дело, что мы это обычно не осознаем. В романе же Каренин вдруг понимает, что он на самом деле желал смерти своей жене. Он осознает в себе то, о чем даже не подозревал.

Другой герой романа, Стива Облонский, живет от ресторана до службы и вообще не рефлексирует о том, что происходит. И, кстати говоря, не страдает, потому что Толстому неинтересен этот персонаж. Он сытый, у него то обед, то балерина, то обед, то охота, ему всегда хорошо. Потом деньги кончились, нужно, чтобы ему «дали место». Но и Облонского жизнь тоже затрагивает.

— Мама? Встала, — отвечала девочка.

Степан Аркадьич вздохнул. «Значит, опять не спала всю ночь», — подумал он.

— Что, она весела?

Девочка знала, что между отцом и матерью была ссора, и что мать не могла быть весела, и что отец должен знать это, и что он притворяется, спрашивая об этом так легко. И она покраснела за отца. Он тотчас же понял это, и покраснел.

Такими запоминающимися фразами, такими сценами Толстой очень просто объясняет нам весь ужас, который люди боятся увидеть.

Как ни старался Степан Аркадьевич быть заботливым отцом и мужем, он никак не мог помнить, что у него есть жена и дети. У него были холостые вкусы, и только с ними он соображался.

То есть, он старался быть отцом и мужем, но не получалось. Жизнь, которая течет вокруг этих людей, — очень сильна. Она оказывается сильнее людей, если они не смотрят правде в глаза и даже не пытаются этого делать. За это незнание, эту слепоту они начинаются расплачиваться. Причем расплачивается каждый.

Долли расплачивается по-своему.

Дарья Александровна, в кофточке и с пришпиленными на затылке косами уже в редких, когда-то густых и прекрасных волосах, с осунувшимся, худым лицом и большими, выдававшимися от худобы лица испуганными глазами, стояла среди разбросанных по комнате вещей перед открытою шифоньеркой, из которой она выбирала что-то. Услыхав шаги мужа, она остановилась, глядя на дверь и тщетно пытаясь придать своему лицу строгое и презрительное выражение.

Она чувствовала, что боится его, и боится предстоящего свидания. Она только что пыталась сделать то, что пыталась сделать уже десятый раз в эти три дня: отобрать детские и свои вещи, которые она увезет к матери, и опять не могла на это решиться. Но и теперь, как в прежние разы, она говорила себе, что это не может так остаться, что она должна предпринять что-нибудь. Наказать, осрамить его, отомстить ему хоть малую частью той боли, которую он ей сделал. Она все еще говорила, что уедет от него, но чувствовала, что это невозможно. Это было невозможно потому, что она не могла отвыкнуть считать его своим мужем и любить его.

Этот отрывок рифмуется с фразой о том, что ее муж, Стива Облонский, никак не мог привыкнуть, что у него есть жена и дети. Подобно тому как Каренин вдруг понимает, что он желает смерти своей жене, так и Долли понимает тотальную, совершенную безвыходность своего положения. У нее есть дети, у нее умер ребенок, никто ей не сочувствует, и ей некуда деваться. Что она может сделать? И дело не только в «технической» невозможности уехать из-за отсутствия денег. Толстой заставляет Долли понять, что это в принципе невозможно, что, может быть, еще горше. Она уже не может это в себе перебороть, она уже жертва.

Что тем самым делает Толстой? Он говорит героям, что они не могут все время обманывать себя, что в какой-то момент придется взглянуть правде в глаза.

Что делает Каренин в самом начале, когда он видит, что жена упала в обморок? Ведь он уже понимает, что это не случайно, что слухи небеспочвенны. Какова его реакция? Он ее даже не ругает. Он рассуждает, что в обществе надо вести себя прилично: «Вы можете чувствовать, но извольте поступать…». Почему он так делает? Он что, трус? Нет, он не трус, у него, как сказали бы психологи, свой шлейф прошлого. Но у него нет инструментария, чтобы объяснить себе, что происходит. Он не был готов к этому сценарию.

Каренин — большой чиновник и неглупый человек, который читает книги, правда, по-видимому, имеющие мало общего с реальной жизнью. Выясняется, что он не только желает смерти своей жене, но и что сын для него — это просто орудие для манипуляций, предмет торга в переговорах с женой. И он совершенно не отдает себе в этом отчета.

Получается, что есть взрослые люди — офицер, чиновник, жена чиновника, другой чиновник, его жена и мать пятерых детей. И выясняется, что они вообще не готовы к самому простому в жизни — к несчастью.

С Анной Карениной еще интереснее. Мы вообще плохо понимаем, о чем она думает, чуть ли не до самого конца романа. Она очень закрыта за этой своей вуалью, за мнимым благополучием.

Я сейчас меньше всего говорю о проблеме собственно развода, потому что, если бы Каренин дал развод, ничего бы не изменилось. Это вообще не проблематика этого романа. Когда говорят, что этот роман, условно говоря, феминистский, что Анна Каренина молодец, потому что боролась за свои права, — это только от незнания текста, потому что там вообще этого нет. Хорошо, допустим, развод был бы проще в Российской империи, разводились бы как сейчас. Это ничего бы не изменило, потому что никакого счастья в паре Анны и Вронского не было, а это гораздо серьезнее, чем все остальное.

В тот момент, когда их оставили одних, оказалось, что им нечего друг с другом делать. Это страшно обидно. Но почему? А потому, что это роман не про любовь. У Толстого вообще не бывает романов про любовь, а бывают романы про встречу, до которой надо дорасти. И в этом смысле сюжеты «Анны Карениной» и «Войны и мира» идентичны.

Пьер видел Наташу Ростову много раз до того, как у них произошла настоящая встреча. И Левин вначале переживает отказ Кити. Это вообще такой сказочный архетип: нужно сначала сжечь шкуру царевны-лягушки и потом пойти в путешествие. Потому что сначала должно не получиться, и только потом вы дорастаете до чего-то большего, настоящего, до встречи.

А у Анны с Вронским уже все случилось, они друг друга поняли, а значит — исчерпали. Вся энергия ими была выплеснута сразу. Между ними, как выяснилось, нечего было защищать. Что они будут делать дальше? Для Толстого тут уже просто не существует сюжета. То есть проблема заключается не только в том, что супружеская измена — это неправильное поведение, но и в том, что это в некотором смысле противоречит логике жизни. В таком способе обмена и растрачивания энергии уже заложен тупик, потому что для того, чтобы тратить, нужно скопить. Они ничего не скопили.

Одному было обольстительно иметь любовницу, и это повышало его статус, у другой накопилась скрытая неудовлетворенность жизнью. Но это еще не то топливо, которое может дать толчок новому. Я имею в виду, по Толстому, я не делаю никаких обобщений. Но для Толстого это слишком мелкий сюжет, и он сразу заканчивается, — потому-то, как только у них произошла интимная близость, они почувствовали себя убийцами.

Кроме того, Анна Каренина надеялась, что Вронский страшно обрадуется или сочувственно отнесется к тому, что она беременна. Но этого тоже не произошло. А еще он ненавидел Сережу. «Прекрасное» начало для постройки чего-то нового! Толстой в романе три раза употребляет слово «омерзение», и один раз — это чувство Вронского по отношению к Сереже, к сыну женщины, которую ты якобы любишь.

Другое дело, что Вронский, конечно, платит за это. И платит он именно тогда, когда лишает себя главного — выпадает из социума, уходит в отставку. Понятно, что такое для офицера уйти в отставку… Кроме того, он лишает себя средств к существованию: мать его, как вы помните, могла терпеть наличие у него любовницы — в тогдашнем светском обществе это было нормой, все равно что иметь породистую лошадь в конюшне, некоторый аксессуар магазине мужского тщеславия. Но жить с замужней женщиной по-настоящему — это уже не допускается. И Вронский платит эту цену.

Еще один важный момент — формализм христианства, в котором воспитаны и по инерции живут эти люди. Вспомним разговор Долли с Карениным.

Любите ненавидящих вас, — стыдливо прошептала Дарья Александровна.

Вот это «стыдливо прошептала Дарья Александровна» совершенно гениально. Почему стыдливо? Чего стесняется здесь Долли? Она стесняется того, что она цитирует Евангелие, она стесняется этого текста. А почему?

Во-первых, потому, что она видит, что это цитата. Во-вторых, она чувствует, что это не имеет отношения к делу.

Алексей Александрович презрительно усмехнулся. Это он давно знал, но это не могло быть приложимо к его случаю.

— Любите ненавидящих вас, а любить тех, кого ненавидишь, нельзя. Простите, что я вас расстроил. У каждого своего горя достаточно.

И, овладев с собой, Алексей Александрович спокойно простился и уехал.

Получается, что основные понятия о прощении, о любви к врагам и сам базовый текст, который лежит в основе культуры, людьми не прочитан, и Толстой на это указывает. Люди, которые формально были христианами, просто не знают, куда приложить Евангелие. Они могут только стыдливо его процитировать. Это какой-то «условный рефлекс»: если нужно говорить о прощении, значит, быстренько цитируем вот это.

— А отчего вы не приехали обедать?» — сказала она, любуясь им.

— Это надо рассказать вам. Я был занят, и чем? Даю вам из ста, из тысячи… не угадаете. Я мирил мужа с оскорбителем его жены. Да, право!

— Что ж, и помирили?

— Почти.

— Надо, чтобы вы мне это рассказали, — сказала она, вставая. — Приходите в тот антракт.

— Нельзя, я еду во Французский театр… Мне там свиданье, все по этому делу моего миротворства.

— Блаженны миротворцы, они спасутся, — сказала Бетси, вспоминая что-то подобное, слышанное ею от кого-то.

«Вспоминая что-то подобное, слышанное ею от кого-то». Это совершенно поразительно: Евангелие для этих людей — это набор цитат, которые, смутно помня, можно вставить при случае. И это вообще-то христианская Россия. Вы не читаете Евангелие? — как бы говорит Толстой. Ну, либо отложите его, либо уже прочтите его. А ни у кого нет смелости отложить его.

Толстой не против религии в этих романах, и не против Бога, он против формального отношения к жизни. Кити, как вы помните, после первой катастрофы — очень на самом деле продуктивной — пытается заниматься благотворительностью за границей, и это не идет. Почему? Потому что она пытается делать это формально. А вот чтобы было не формально — до этого нужно дожить, дорасти.

Аннушка вышла, но Анна не стала одеваться, а сидела в том же положении, опустив голову и руки, и изредка содрогалась всем телом, желая как бы сделать какой-то жест, сказать что-то, и опять замирая. Она беспрестанно повторяла: «Боже мой! Боже мой!» Но ни «боже», ни «мой» не имели для нее никакого смысла. Мысль искать своему положению помощи в религии была для нее, несмотря на то, что она никогда не сомневалась в религии, в которой была воспитана, так же чужда, как искать помощи у самого Алексея Александровича.

Она знала вперед, что помощь религии возможна только под условием отречения от того, что составляло для нее весь смысл жизни. Ей не только было тяжело, но она начинала испытывать страх пред новым, никогда не испытанным ею душевным состоянием. Она чувствовала, что в душе ее все начинает двоиться, как двоятся иногда предметы в усталых глазах. Она не знала иногда, чего она боится и чего желает. Боится ли она и желает ли она того, что было, или того, что будет, и чего именно она желает, она не знала.

Это интересно. Смотрите, что происходит: «Она знала, что помощь религии возможна только под условием отречения от того, что составляло для нее весь смысл жизни». То есть для нее религия — это только набор запретов, и не более. Анна, конечно, понимает, что поступает неправильно, но у нее совершенно нет никакого представления о Боге. У нее есть набор запретов. И она, как умная, развитая женщина, знает, что поступает неправильно. И приняла решение, что поэтому она не будет обращаться к религии. Но никакого представления о том, что религия — это не только и не столько набор запретов, у нее нет.

И вот, Анна живет семейной жизнью, которая, как потом выясняется, была абсолютной формальностью. В самом начале, когда она приезжает к Облонским, ее цель — помирить Долли и Стиву. Что это вообще за роль? У нее даже нет мысли, что все это довольно мерзко. В каком смысле помирить? Она же прекрасно знает, что Стива будет продолжать так себя вести и дальше. Но Анна получает удовольствие от того, что она выше Дарьи.

А потом происходит следующее: «И сын, так же, как и муж, произвел в Анне чувство, похожее на разочарование». Это тоже удивительно. Почему разочарование? А потому, что у нее не было никакой практики ежедневной любви, потому что семьи как таковой у нее не было, это совершенно очевидно. В каком-то смысле там и разрывать было нечего, потому что муж отдал жене все, что мог, а жена мужем совершенно не интересовалась. И время показало, что у нее ничего к нему нет.

И сын Анну разочаровал, и к сыну ничего нет. Потом она рожает дочку, а к дочке вообще уже никаких теплых чувств. А это все — люди, у которых это должно быть, но у них этого нет. То есть у них нет самых простых рефлексов, которые должны быть у культурных, нравственных людей.

Зато во сне, когда она не имела власти над своими мыслями, ее положение представлялось ей во всей безобразной наготе своей. Одно сновидение почти каждую ночь посещало ее. Ей снилось, что оба вместе были ее мужья, что оба расточали ей свои ласки. Алексей Александрович плакал, целуя ее руки, и говорил: «Как хорошо теперь!». И Алексей Вронский был тут же, и он был также ее муж. И она, удивляясь тому, что прежде ей казалось это невозможным, объясняла им, смеясь, что это гораздо проще, и что они оба теперь довольны и счастливы. Но это сновидение, как кошмар, давило ее, и она просыпалась с ужасом.

Жуткая сцена, и так написать об этом мог бы Маркес или Гессе уже в XX веке, пусть и немного другим языком. Но Толстой уже захватывает эти чувства Анны, хотя они пока только в сновидениях, в бессознательном, где она ощущает себя преступной, виноватой.

В самом конце романа Толстой приоткрывает нам, что происходит с человеком в страдании. Он пишет сильнейший монолог Анны Карениной, без которого не было бы литературы XX века, не было бы Пруста и других авторов. Он разрешает Анне говорить.

Да, о чем я последнем так хорошо думала?» – старалась вспомнить она. «Тютькин, coiffer? Нет, не то. Да, про то, что говорит Яшвин: борьба за существование и ненависть – одно, что связывает людей. Нет, вы напрасно едете, – мысленно обратилась она к компании в коляске четверней, которая, очевидно, ехала веселиться за город. – И собака, которую вы везете с собой, не поможет вам. От себя не уйдете.

Наконец-то! Ей осталось жить совсем немного, и тут она начинает формулировать.

Кинув взгляд в ту сторону, куда оборачивался Петр, она увидала полумертвопьяного фабричного с качающеюся головой, которого вез куда-то городовой. «Вот этот – скорее, – подумала она. – Мы с графом Вронским также не нашли этого удовольствия, хотя и много ожидали от него». И Анна обратила теперь в первый раз тот яркий свет, при котором она видела все, на свои отношения с ним, о которых прежде она избегала думать. «Чего он искал во мне? Любви не столько, сколько удовлетворения тщеславия». Она вспоминала его слова, выражение лица его, напоминающее покорную легавую собаку в первое время их связи. И все теперь подтверждало это. «Да, в нем было торжество тщеславного успеха. Разумеется, была и любовь, но большая доля была гордость успеха. Он хвастался мною. Теперь это прошло. Гордиться нечем. Не гордиться, а стыдиться. Он взял от меня все, что мог, и теперь я не нужна ему. Он тяготится мною и старается не быть в отношении меня бесчестным. Он проговорился вчера – он хочет развода и женитьбы, чтобы сжечь свои корабли. Он любит меня – но как? The zest is gone. Этот хочет всех удивить и очень доволен собой, – подумала она, глядя на румяного приказчика, ехавшего на манежной лошади. – Да, того вкуса уж нет для него во мне. Если я уеду от него, он в глубине души будет рад.

Происходит невероятное: Анна сканирует мир и видит, как устроен мир в этот момент. Мир устроен ужасно, она видит всю его фальшь. Понятно, что она видит только фальшь, но все, что она видит, она видит четко и ясно, быть может, впервые.

Моя любовь все делается страстнее и себялюбивее, а его все гаснет и гаснет, и вот отчего мы расходимся, – продолжала она думать. – И помочь этому нельзя. У меня все в нем одном, и я требую, чтоб он весь больше и больше отдавался мне.

То есть она все на самом деле понимает. Она даже понимает, что это остановить нельзя.

Я не ревнива, а я недовольна. Но… – Она открыла рот и переместилась в коляске от волнения, возбужденного в ней пришедшею ей вдруг мыслью. – Если б я могла быть чем-нибудь, кроме любовницы, страстно любящей одни его ласки; но я не могу и не хочу быть ничем другим. И я этим желанием возбуждаю в нем отвращение, а он во мне злобу, и это не может быть иначе… Это – ад! А это-то и есть. Он уж давно не любит меня. А где кончается любовь, там начинается ненависть. Этих улиц я совсем не знаю. Горы какие-то, и все дома, дома… И в домах все люди… Сколько их, конца нет, и все ненавидят друг друга.

Анна въезжает в область смерти, она уже ничего не узнает. Она потеряна окончательно, и у нее есть полное ощущение, что все друг друга ненавидят. На самом деле решение уже принято. В некотором смысле все уже свершилось в самом начале, на том перроне. То есть роман — это разворачивающаяся история, которая совершилась в самом начале.

Вспомнив об Алексее Александровиче, она тотчас с необыкновенною живостью представила себе его, как живого, пред собой, с его кроткими, безжизненными, потухшими глазами, синими жилами на белых руках, интонациями и треском пальцев. И, вспомнив то чувство, которое было между ними и которое тоже называлось любовью, вздрогнула от отвращения.

Наконец-то она может себе позволить все то, о чем не могла думать. Она жила с человеком, родила ему сына, но никогда не вздрагивала от отвращения, не позволяла себе это.

Ну, я получу развод и буду женой Вронского. Что же, Кити перестанет так смотреть на меня, как она смотрела нынче?

У нее уже нет путей. Она проиграла Кити, у которой когда-то выиграла.

Все попытки были сделаны, винт свинтился. Да, нищая с ребенком. Она думает, что жалко ее. Разве все мы не брошены на свет затем только, чтобы ненавидеть друг друга, и потому мучать себя и других? Гимназисты идут, смеются. Сережа? – вспомнила она, – Я тоже думала, что любила его, и умилялась над своею нежностью. А жила же я без него, променяла же его на другую любовь, и не жаловалась на этот промен, пока удовлетворялась той любовью.

Она все четко понимает, она себя не обманывает по поводу любви к сыну.

Да, на чем я остановилась? На том, что я не могу придумать положения, в котором жизнь не была бы мученьем.

И отсюда уже начинается последний отсчет. В повести «Смерть Ивана Ильича» у героя нет никакого положения, в котором жизнь не была бы мучением. Но он прощает, он уходит, прощаясь и прощая.

И вдруг, вспомнив о раздавленном человеке в день ее первой встречи с Вронским, она поняла, что ей надо делать. Быстрым, легким шагом спустившись по ступенькам, которые шли от водокачки к рельсам, она остановилась подле вплоть мимо ее проходящего поезда. Она смотрела на низ вагонов, на винты и цепи и на высокие чугунные колеса медленно катившегося первого вагона, и глазомером старалась определить середину между передними и задними колесами и ту минуту, когда середина эта будет против нее.

То есть она чрезвычайно рационально это делает, и у нее расчет.

Вообще, железная дорога в русской литературе — образ чрезвычайно символичный. Она олицетворяет современную жизнь, высокие скорости, комфорт и цивилизацию. Здесь техника вроде бы на службе людей, но оказывается, что эта техника на самом деле давит людей. Что не люди владеют технологиями (для Толстого очень важно, что вы вообще ничем не владеете), а мир технологий, меняющийся мир вас раздавит — потому что вы не умеете в нем жить.

Я думаю, что Толстой хотел показать здесь контраст. Роман начинается с того, что Анна приезжает к Облонским на поезде, и этот же поезд ее давит. Она ведь на самом деле приезжала задавить Долли, сказать ей, что все в порядке, что жизнь продолжается, а все оказалось иначе…

Туда! – говорила она себе, глядя в тень вагона, на смешанный с углем песок, которым были засыпаны шпалы. – Туда, на самую середину, и я накажу его, и избавлюсь от всех и от себя».

Она хотела упасть под поравнявшийся с ней серединою первый вагон. Но красный мешочек, который она стала снимать с руки, задержал ее, и было уже поздно: середина миновала ее. Надо было ждать следующего вагона. Чувство, подобное тому, которое она испытывала, когда, купаясь, готовилась войти в воду, охватило ее, и она перекрестилась. Привычный жест крестного знамения вызвал в душе ее целый ряд девичьих и детских воспоминаний, и вдруг мрак, покрывавший для нее все, разорвался, и жизнь предстала ей на мгновение со всеми ее светлыми прошедшими радостями. Но она не спускала глаз с колес подходящего второго вагона. И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек, и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки, и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена. И в то же мгновение она ужаснулась тому, что делала. «Где я? Что я делаю? Зачем?» Она хотела подняться, откинуться; но что-то огромное, неумолимое толкнуло ее в голову и потащило за спину. «Господи, прости мне все!» – проговорила она, чувствуя невозможность борьбы. Мужичок, приговаривая что-то, работал над железом. И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла.

То есть в самом конце Анна вспоминает практически крещение, как в детстве она входила в воду. Она крестится по инерции, но крестится. И самая последняя мысль: «Господи, прости мне все». То есть Толстой вынимает из нее подлинное, но тогда, когда уже поздно. Ни при каких других обстоятельствах это подлинное из нее невозможно было вынуть.

Толстому было важно показать, что происходит с людьми, которые живут автоматически, не осознавая себя и других, которые, по сути, не готовы к жизни. И он ставит их в ситуацию, когда уже нельзя не осознавать. Анна фактически никогда и не жила по-настоящему, она начинает жить только за несколько часов до смерти.

При этом Толстой не дает оценок Анне, не встает в позицию архангела на Страшном Суде, — в ее предсмертный час он смотрит на нее как на человека и показывает, что, в общем-то, она хотела обратного. Она хотела начать жить. Увы, слишком поздно для себя.

Следите за мероприятиями лектория «Живое общение» на сайте и в соцсетях

Лекции Леонида Клейна можно послушать через приложение «Я – читатель»

Теги:  

Присоединяйтесь к нам на канале Яндекс.Дзен.

При републикации материалов сайта «Матроны.ру» прямая активная ссылка на исходный текст материала обязательна.

Поскольку вы здесь…

… у нас есть небольшая просьба. Портал «Матроны» активно развивается, наша аудитория растет, но нам не хватает средств для работы редакции. Многие темы, которые нам хотелось бы поднять и которые интересны вам, нашим читателям, остаются неосвещенными из-за финансовых ограничений. В отличие от многих СМИ, мы сознательно не делаем платную подписку, потому что хотим, чтобы наши материалы были доступны всем желающим.

Но. Матроны — это ежедневные статьи, колонки и интервью, переводы лучших англоязычных статей о семье и воспитании, это редакторы, хостинг и серверы. Так что вы можете понять, почему мы просим вашей помощи.

Например, 50 рублей в месяц — это много или мало? Чашка кофе? Для семейного бюджета — немного. Для Матрон — много.

Если каждый, кто читает Матроны, поддержит нас 50 рублями в месяц, то сделает огромный вклад в возможность развития издания и появления новых актуальных и интересных материалов о жизни женщины в современном мире, семье, воспитании детей, творческой самореализации и духовных смыслах.

новые старые популярные

Очень круто написано

Ольга Алексеева

Роман, в котором можно найти второй, третий, десятый смысл. Мне вот еще близок взгляд одного литуроведа, что роман «Анна Каренина» начинается с того, что «все смешалось в доме у Облонских». Потому что Анна — она княжна Облонская. И яблочки с одной ветки далеко не падают. Стива — потаскун и ни разу не человек долга, Анна — с теми же задатками, взять от жизни все повкуснее.

Я всегда понимала этот момент так — Стива и Анна родные брат с сестрой, и да, задатки у них, очевидно, общие, но то, что Стиве легко и незаметно сходит с рук и вообще воспринимается всеми как должное, Анне стоит всей жизни. Короче, проклятый патриархат ))))) и сам Толстой… он мой любимый писатель, причем с детства, но ведь он тот еще мизогин.

Rosella

Не только Стиве, но и Вронскому. Как там у Толстого: «Как в игре в ручеек, руки-ворота, поднятые для Вронского, тотчас опускались перед Анной».
Еще очень показательно, что пока она просто любовница Вронского, а живет с мужем, все вокруг не против закрыть на это глаза, потому что Анна как все. А вот уйти от мужа и открыто заявить о связи с Вронским — это было фу. Это уже достойно бойкота.

doussia

Хороший разбор. Действительно, Анна начала осознавать себя и свою жизнь только за несколько часов до смерти. Ну и ещё один возможный взгляд на роман, из Розанова «Нельзя помещать коня в коровник, корову в стойло, собаку в птичник, курицу в собачью конуру. И только.» Анна и ее муж очень разные, даже удивительно, что она вышла за него.

Не согласна насчет того, что весь этот поток сознания у Анны был осознанием чего-либо. Она накануне приняла двойную дозу опиума. Так что все ее мысли и действия были мыслями и действиями нарка в передозе. И слишком уж необъективно она рассмотрела свою жизнь, чтобы всерьез принимать это

Там была очень, на самом деле, некрасивая история. Анна и Стива оба были детьми из семьи с силньо испорченной репутацией. Анна жила у тетки, приданого у нее особого не было, только молодость и красота. Каренин был знакомым тетки, ездил к ним с визитами, а потом его ловко подставили так, чтобы он, как честный человек, женился, а заодно уверили, что это он сам в нее так влюбился и решил. Каренин, был, впрочем, обманываться рад.

Ольга Алексеева

Да, все режиссеры почему-то опускали тот момент, что он полюбил ее новорожденную дочку, спас ей жизнь, возился с докторами и кормилицами, забрал к себе. А то, что он временами ненавидел Анну, так он честно сознавал, не лицемерил, и каялся, и опять ненавидел. Вообще, хороший мужик был. И 45 лет всего.

Marinas

И я его ненависть прекрасно понимаю.

Ezhik

Каренина жалко. Но и Анну жалко,все же надо было быть небанальным человеком,чтобы как-то изначально победить,»вырвать» эту страсть. И что не смогла » как все»— «тут муж,тут любовник,все прекрасно»-тоже в принципе понятно. Как говорится,выигравших нет,одни потерпевшие.

Sasha_

Написано с претензией, есть очень хорошие моменты — про Долли и цитату из Евангелия, но… «Когда говорят, что этот роман, условно говоря, феминистский, что Анна Каренина молодец, потому что боролась за свои права, — это только от незнания текста, потому что там вообще этого нет.»—— никогда не думала про этот роман в таком ракурсе)) Но думаю, автор не прав, говоря о том, что с нормальным разводом ничего бы не изменилось. Там ведь не только развод играл роль, но и отношение общества. Анна была очень самолюбивой светской дамой, обеспеченной и когде «свет» ее подчеркнуто, демонстративно выкинул, сделав изгоем, ее это сломало.… Читать далее »

Согласна. В романе есть параллельные моменты, как легко Кити, молодая жена и на сносях, отпустила мужа на несколько дней на выборы, и какой проблемой было Анне отпустить туда же Вронского. Потому что Кити не выпадала из собственной жизни, могла и гулять пойти, и в гости поехать, и к себе пригласить, а Анна в отсутствие Вронского лишалась единственного, по сути, человека рядом, и могла только сидеть дома и читать книги одну за другой. Поневоле озвереешь. И как раз эти проблемы легко решил бы развод. Ну или другой способ не ставить Анну вне общества

Ольга Алексеева

Это то, что поняла Джейн Эйр, как она сама объясняла: если бы она уступила Рочестеру, то он потом стал бы тяготиться ею, т.к. он был бы единственной ниточкой, которая держит ее в этом мире, для остальных она стала бы изгоем. А человек, который всецело зависит от твоего расположения, очень быстро утомляет. И как бы не любил ее мистер Эдвард, эта ситуация постепенно доведет его до белого каления.

Вот да. Но если бы мужчины и женщины были равны перед законом и обществом, такой проблемы не существовало бы, как ее не существует теперь. Хочешь хоть двадцать раз разводись, что мужчина, что женщина. А тогда Джен Эйр стала бы изгоем, а Рочестер нет

Ezhik

Двойные стандарты и сейчас есть,полным-полно. Хотя конечно,не так выражены. Но например в ситуации,когда мужчина заводит любовницу,обычно виноватыми делают двух женщин-жена «не такая»,любовница » зараза». Мужчина вообще в белом,про него обычно и слова не скажут. В случае с Рочестером имело значение не только гендерное,но и сословное неравенство. Все же Джейн была не их круга,я думаю,ей было бы туда непросто войти,если бы жена умерла,но Рочестер не стал инвалидом.

Ольга Алексеева

Нет, он предложил ей уехать за границу и просто жить вместе, «без штампа», т.к был женат.

Ezhik

Так я и говорю-это полный караул,для нее-и не жена,и из служанок. Но даже если бы он на ней женился (в случае смерти жены,но не инвалидности)-ей тоже было бы трудно.

Ольга Алексеева

Трудно, но не бесперспективно.

Ezhik

Это да,конечно.уж всяко лучше чем «наложницей». Джейн молодец.

Сейчас есть двойные стандарты, но это не имеет такого значения, как тогда. Дело еще в том, что мы в основном не дамы большого света, чтобы так зависеть от мнения и суда общества. Как говорится, ну скажут, и что? пусть говорят что хотят. Тогда и в том обществе так нельзя было

Ezhik

Это да,конечно,не имеет такого огромного,и все же дверь на работу не закроют,если где провинился…Но может и Анна оказалась «хлипковата»? прошло бы время,поутихла бы страсть,кое-как простил Каренин,и все бы вернулось на круги своя.
Вон та же Скарлетт в схожей ситуации опять «пролезла» в высший свет,хотя у нее мотив был,конечно,и ситуация не совсем такая.

Там и общество другое, и наглость второе счастье, и вообще… другой человек, другая история, к тому же «Унесенные ветром» женщина писала, может поэтому )))))

Ольга Алексеева

«И выясняется, что они вообще не готовы к самому простому в жизни — к несчастью.» А как ведет себя взрослый адекватный человек, например, в ситуации Долли? Только в ее время.

Sasha_

А как вообще можно быть готовым к несчастью? И почему это «самое простое, что есть»? Ну в денежном плане — ок, можно подстраховаться; иногда говорят, что если близкий человек долго болеет, можно будто подготовиться морально к тому, что он умрет (а кто-то все равно считает, что к такому не подготовишься).
Но автор же явно не это все имеет ввиду. По-моему, эта его фраза бессмысленна.

Ольга Алексеева

Да нет, взрослый человек отличается от инфантильные именно отношением к трудностям.

Ну, нельзя сказать, что Долли была не готова к несчастью. Она была не готова к измене мужа. А я тоже не готова. Если к этому быть готовой, то как жить с таким мужем? и если с этим столкнулась, а на дворе девятнадцатый век, а у тебя куча детей — то как поступает взрослый человек, не инфантильный? вообще, убеждена, что нельзя быть готовым к несчастью. Можно по-разному на него реагировать, но это скорее от характера зависит, чем от какой-то готовности или неготовности

Marinas

Долли-заложница собственной судьбы, и случись такая ситуация сегодня,ничего бы принципиально не изменилось. Для борьбы за себя нужны силы, а их мало.Она свое здоровье и энергию души тратила на детей. Если нет работы или мощной поддержки родительской семьи,то и сегодня далеко не убежишь с 5-ю детьми. Очень все сложно, я например, тоже к несчастью не готова, не готова к болезни,даже просто к нездоровью, не готова к беде с близкими. Поэтому я не согласна, что несчастье-это простая вещь. Простые вещи-это как раз здоровье, счастье,радость. А несчастье-это сложно, больно и неприятно и никто в здравом уме страдать не хочет и страданий боится.

Ezhik

Совершенно верно,в среднестатистической жизни достаточно просто текущих ежедневных забот и работ,и вот так «быть готовой» к реальным бедам-я не представляю.

Ольга Алексеева

Не «быть готовой», а по-взрослому реагировать. Инфантил позвонит Анне Карениной, чтобы срочно приехала и решила его проблемы. При этом сам не собираясь ничего менять ни в себе, ни в окружающей жизни. Благочестивая инфантильная приходская дама 21 века понесется за советом к батюшке, к старцу, чтобы помолился и все волшебным образом разрешилось бы. Или вызвал бы ее мужа и пристыдил.

Ольга Алексеева

Долли — «женщина-жертва», такие были и будут во все времена. Вместо того, чтобы посмотреть правде в глаза, сказать: милый друг Стива, давай прекратим супружеские отношения, не хочу в грязи жить, но останемся друзьями. Ты ОБЯЗАН нас содержать, и содержать будешь. И жить мы будем в одном доме — дети, свет. Но спать вместе не будем: ты меня очень ценишь, но не хочешь, а я не хочу больше рожать. И будем учиться дружить. Вместо этого она просит родных, чтобы повлияли на мужа, размышляет о том, что дети загубили ей жизнь, и как она боится очередной беременности. Ее маман научила, как должна… Читать далее »

Ezhik

А может,ей самой хотелось спать со Стивой?)) и не против была иметь еще детей? в деталях роман не помню. И еще-на ультимативные,неоднозначные решения-на продумывание,готовность к реализации-нужно много сил. А их в стрессе мало. И еще-сказать-то можно»обеспечивай». А он скажет-«мне пофиг, я хочу тратить деньги как я хочу,а тебе,раз уж ты тут ультиматумами бросаешься-на корку хлеба». Дальше?

Ольга Алексеева

Ежик, это моя любимая книга )))
1)она на пять страниц рассуждает о том, что дети — это обуза, на выходе бессмысленная. «Загублена жизнь» — дословно.
2)»но если снова роды…» — дословно. Затем на пару страниц рассуждение о мерзости беременности и т.п.
3)это рассуждение уже пару лет спустя, когда она научилась принимать измены мужа как обыденность. Но сидит и ноет сама с собой: «если опять роды — я сойду с ума».

Ezhik

В общем,все сводится к тому,могла ли она отказать Стиве в супружеских отношениях (и,соответсвенно,прекратить рожать). Не знаю,тут трудно сказать,вполне возможно,что общественные установки того времени этого никак не предполагали. Это ведь 19 век? Во всяком случае,от женщин лет за 60 я слышала-«мужа обижать нельзя» нередко,как обязательство. Она же не рассуждает-» а если я откажу,то…». Возможно,такого варианта у нее не существует,или как лично у нее,или просто-в имеющихся общественно-временных установках.
Короче,я считаю,что реакции Долли-стандартные для того времени и ее ситуации.

Ольга Алексеева

Общественные установки в их кругу еще как предполагали. Стива ее не хотел. И содержанка у него была. А Долли продолжал ценить как хорошую женщину. Он бы «не обиделся». Как раз так и спасались многие браки в высшем свете, когда супруги оставаясь друзьями, переставали быть любовниками.

Да, но сама Долли? допустим, Толстой априори почему-то считает женщин асексуальными. Что это все только мужу нужно, а жена расплачивается за его удовольствия беременностью, родами и кучей детей в итоге. Но если сама Долли считала для себя измену недопустимой, а с мужем становилась в братские отношения — ей со своей сексуальностью как быть? молодая женщина еще, 33 года ей вроде

Ольга Алексеева

Оля, после шести родов, кормлений и беременностей? Изможденная, бледная, худая? Какая сексуальность? То есть, если Ваш муж будет вести себя нехорошо, Вы не будете с ним расставаться, потому что сексуальность, знаете ли…?

Ольга, а я не Долли ))))) и сейчас не те нравы. А Долли пожила бы с мужем как с братом годок-другой, очухалась бы от родов-кормлений и? любовника взять можно бы, да не при ее понятиях. уйти от мужа к другому, как выясняется, нельзя, история Анны тому подтверждение. Пичаль

Ольга Алексеева

Это и есть инфантилизм, когда человек не хочет ничего менять, при том, что его тошнит от собственной жизни. А Долли тошнило. И не так уж бесправная она была: было и ее имущество, которым она позволяла распоряжаться мужу, и пожаловаться на мужа ей было куда. А эффективнее было бы поступить так, как я сказала, и под эту лавочку и денег из него можно было вытянуть.

Ольга Алексеева

Да не ультиматумами. А по-хорошему как раз. Он ее уважал как человека, кстати.

Ezhik

Я вот примеряю на себя (я часто так делаю,в принципе))-и никак такого варианта не вижу. Даже не знаю,почему. Это тоже какая-то неправильность-разрешать,получается,мужу изменять,от него требовать прекращения именно супружеских отношений (даже безотносительно собственных желаний,родов и т.д.)
Он скажет: прекрасно,я за! и что это будет? жизнь в одном доме,пусть с его содержанием, он с очередной экономкой (или с кем он там)-и может законно сказать-ты сама так хотела! И? вот и говорю,автор как-то,действительно,сам инфантилен-к простому мол неготовы…

Ольга Алексеева

А Вы здесь ни причем. Я говорю о даме 1880-х годов из высшего света. Экономка и гувернантка — это две ОГРОМНЫЕ разницы. Стива потом переключился на Большой театр, у него там была содержанка. И он раздражался на необходимость постоянно жить дома, вспоминал, что в Петербурге люди светские, понимающие, живут потом с содержанками, не мешая основной семье. А у них в Мск, он должен по углам ховаться.

Кстати, Нина, например, рассказывала нам, что они приняли такое решение с мужем в период кризиса, что пошло на пользу их семье.

Не в позу вставать: «Уйди, обрыдлый!!!», а попробовать вывести отношения на другой уровень.

Ezhik

А почему между экономкой и гувернанткой огромная разница?
Ой не знаю…у меня есть у приятельниц такие мужья (хотя вроде и не плохие,не пьют и не бьют,как говорится),при взгляде на них я понимаю-ничего нельзя сделать,чтобы какие-то ситуации улучшить. Совершенно ничего,они все равно будут настаивать на своем комфорте ,безделье,»это ваши бабские дела» и прочее. У них жены как бы не в фокусе вообще. Вот и Стива из таких,как мне видится.

Ольга Алексеева

Экономка — женщина из низов, выбившаяся из кухарок, своя, местная (домоправительницы в Англии — немножко другая песня), гувернантка в 99% — обедневшая дворянка. Она ест за господским столом, экономка — никогда.

У Облонских гувернантка, из-за которой весь сыр-бор, француженка была. Мадемуазель Roland, вроде

Marinas

Я бы не стала жить с изменяющим мужем просто из-за страха перед ЗПП и инфекциями. Конечно, если бы знала,что он изменяет. Здоровье реально дороже.

В те времена было меньше информации. Уж у Долли точно. Она себе измену вообразить не могла, легко допустить, что и о ЗПП понятия не имела

Ezhik

Вот это да,про ЗППП,важно. Любовницу проверять,не?))

Ольга, я вот с Вами во всем согласна, кроме того, что Стива у всех вокруг вызывает симпатию. И у читателей. и у жены. она его любит.

Ольга Алексеева

Любит. И теперь надо научиться любить по-другому. Всем на благо.

Ezhik

Да как ведет в ситуации Долли,очень просто. Если вдруг (например) я узнаю,что муж мне изменяет,но при этом на мою текущую жизнь это никак не влияет.Что я буду делать? молчать. Потому что я не вижу выхода особого. Читать морали? глупо. Настаивать «или она или я»? глупо,он может дальше скрывать. Менять свое поведение? на что? на кружевное белье? на больше разговоров/салатов? надолго меня не хватит,отношения не складываются вдруг и односторонним волевым приемом. Пусть в этой ситуации путается сам. Вариант «уйду (к другой)»-спрошу,как он видит обеспечение детей в имеющейся ситуации. Уйду «совсем»,хоть к другой,хоть еще как-труба,очень тяжело. По крайней мере,у меня есть что… Читать далее »

Ольга Алексеева

И вот тут, Ежик, ответ благочестивым батюшкам, почему еще женщины в наше время не хотят много рожать. Любовь любовью, но самодостаточность женщины очень возбуждает мужчину.

Ezhik

Женщины не хотят рожать понятно почему. Возбуждает не самодостаточность,возбуждает мнящийся «праздник каждый день» и «понимание». Обычно в случае замены шила на мыла быстро приходит понятие,что праздника каждый день и не бывает,а самодостаточная того и гляди из квартиры вышибет и носки стирать ей лень и суп варить лень,и в глаза заглядывать и восхищенно общаться тоже уже надоело. Во всяком случае,большинство известных вариантов ухода мужей к самодостаточным после некоротких браков получились именно такими. А делать -то уж что, и к жене не пойдешь…приходится приспосабливаться…

В общем, все сложно. даже и сейчас. Но тогда вообще жесть была, мне думается

Marinas

Самодостаточность дает женщине пространство для маневра, и мужчина не может это не учитывать. Беременность,роды выбрасывают женщину с позиции хозяйки своей жизни, и судьбы, и своего тела. При чем надолго. Поэтому здравомыслящий человек думает на сколько его ресурса хватит, как правило большинство трезво оценивают реальность.

Ezhik

А с другой стороны,каждый случай исключительный. Знаю женщин,которые сами обеспечивают себя и детей-и неплохо,жилье-свое,и неплохое. Мужья выкрутасничают как хотят,а они все это терпят,и довольно безропотно. Любовь такая,получается…

Ольга Алексеева

Созависимость. Никакая это не любовь.

Ezhik

Правда сложно,но вообще-опять же,в контексте «не готовы к несчастьям» большое значение имеют какие-то свои реакции. Они могут быть непредсказуемыми. Вот тут сама говорю-буду молчать. Но на самом деле пребывание рядом с изменяющим мужем может оказаться настолько невыносимым,что скажешь-все,дорогой,совместную жизнь во всех отношениях считать оконченной,все остальные вопросы вторичны. Во всяком случае,как тут было в статье «вела многочасовой марафон о нашей жизни в состоянии беременности с мужем.который собрался уходить к любовнице»-ой не знаю,банально терпения не хватит.
А Долли да-некуда деваться,в те времена это была именно физически безвыходная ситуация.

Ольга Алексеева

Да было. И именьице свое у нее было, и родители немножко подкинуть могли. Просто надо было для себя самой разрушить миф о своём замужестве. Стива шиковал и на ее деньги тоже. Она под конец сделала хоть один умный поступок: не дала ему продавать свой лес. А могла бы быть ещё умнее: поговорить с Левиным, чтобы тот помог продать выгоднее, и потом взять все деньги себе (он предлагал, кстати, но мадам не снизошла до такого, проще же сидеть и ныть)

Ezhik

Ну…не знаю. Является ли некая решительность,способность к активным, агрессивным,достаточно жестким действиям данностью характера,и насколько легко это дается мягким,нерешительным изначально натурам-сложно сказать. Большое количество беременностей,родов-уменьшают этот потенциал даже не то,чтобы по факту денег,а сами по себе-изматывают,что ли…
Но вообще да,я всегда была согласна с известной фразой-изменяют не плохим женам,а хорошим. Плохие жены держат мужей в ежовых рукавицах…По большому счету,это и от количества детей не зависит.

Я бы сказала, что изначально это характер. И что легко одним, очень трудно и почти невозможно другим. Первым легче. по себе сужу. Умение говорить «нет» и вообще ставить на место облегчает жизнь. Насколько роды и количество детей на это влияет, не могу даже предположить, но можно же и мягкой натуре так озвереть, что всех пошлет )))))

Ольга Алексеева

Это не характер. Не только характер. Это смирение, которое в нашей культуре навязывается как бездействие от безысходности. На самом деле смирение — это умение жить и находить смысл в любых обстоятельствах. И меняться вместе с жизнью. Если его изначально нет, то над этим надо работать.

На 200% согласна. Просто такие «смиренные» люди легко управляемы. Поэтому оно и навязывается. такими гораздо легче манипулировать

Ольга Алексеева

Потому что в нашем менталитете быть угодливой половой тряпкой — это быть хорошей. Мне встречались такие хорошие люди. Через пару недель прибить хочется. Это не хорошесть. Это желание быть хорошей для окружающих. Если бы мне муж во всем угождал, все позволял, на все мои закидоны отвечал «любовью да лаской», то я бы хамела и охамела бы в конец. Кстати, наш батюшка сказал, что человекоугодничество — это грех, потому что провоцируем.

Marinas

Я подтверждаю, беременность изматывает. Сейчас беременна, токсикоз, слабость,сил на отстаивание своих прав очень мало. В магазинах продавцы уже чувствуют слабину,пытаются обмануть, а сил на противостояние нет. Раньше я такой не была,скучаю по себе прежней.

Может быть, потому, что у меня практически не было токсикоза, но я беременная была просто зверем. Да и когда родила, так обратно в человека и не превратилась )) хоть и лежала на сохранениях весь срок, сил на борьбу было хоть отбавляй, и они мне пригодились

Sasha_

«почему еще женщины в наше время не хотят много рожать.» —— будто раньше массово хотели. Раньше выбора не было, кроме полного исключения близости (ага, будто это так просто со всех сторон, сейчас вон с презервативами упираются мужья), как можно делать какие-то обобщения? У батюшек этот очевидный вывод где-то в слепой зоне просто.

Natalya Natalya

Товарищи, как же новый год, елки, подарки? Все прематронистые матроны прочитали Это? Больше делать нечего?

Ezhik

Наталья,вы за кого нас держите? мы ж настоящие матроны,а не какие-нибудь хухры-мухрышки. Елка стоит,подарки приготовлены и до завтра надежно спрятаны,продукты закуплены, меню записано, уборка почти готова, дети уложены. Пора на светские беседы. Вроде уж не первый год знакомы,а?

Rosella

+100. Самая интересная статья за год и самая интересная беседа. И сразу хочется сам роман перечитывать)) хотя читала многажды, люблю уходить в этот мир и размышлять, можно ли там было иначе. Получается, что иначе действительно нельзя…

ttttt

Наверное, по поводу этого романа возникает больше всего споров. Особенно что касается Карениной. Насколько я помню семья Карениной не была на дурном положении, просто небогатая, без приданного. Вот что касается поступка оставления ребенка — может быть как версия женщины без стойких нравственных устоев (очень вольная перефразировка слов автора статьи), так и другой вариант — сначала что-то человек делает, а потом хотя и страдает, но привыкает к своему положению, оно ему кажется уже не таким страшным, неправильным. Не дай бог никому в такой ситуации оказаться. Мне кажется, что здесь как раз второй вариант, а не характеристика, указанная в статье. И очень… Читать далее »

ttttt

Другой вопрос, что наверное, надо было бы тогда попытаться вернуться к прежнему мужу и хотя бы жить рядом с Сережей. И Каренин при его прекрасном проявлении в отношении дочки Анны, проявил себя по отношению к Анне и сыну как слабый жестокий человек. Под влиянием Лидии запрещая видеться с ребенком.
Кажется, что все-таки Толстой при написании не руководствовался сочувствием к персонажу и т.п. Герои у него живые, естественные и ими руководит «натура, правда жизни и прочее». Мало ли Стив встречается в жизни? Могут быть добрыми прекрасными людьми в чем-то, только, наверное, если не хочешь жениться, так и не надо изначально жениться.

ttttt

И может быть Вронский по своему впоследствии привязался бы к Анне, настолько насколько он был способен по своему устройству, если бы они смогли преодолеть противоречие — уменьшение любви Вронского — и от этого злоба, отчаяние Анны.

Ольга Алексеева

Да не было там уменьшения любви. Просто нормальная пара, исключая медовый месяц, живет в социуме, каждый имеет свою жизнь, помимо семейной, или возможность в любой момент ее заиметь. У Анны не было никого и ничего кроме Вронского, и она сама чувствовала, что это его раздражает.

Вот да. Как только новизна отношений исчезла, все устаканилось, сразу выяснилось, что Вронский остался в обществе, а Анна нет, и так невозможно жить. Если бы оба были изгнаны из света, было бы проще. А Вронский тоже не мог вечно трепетать от Анны как в первый раз. А ее это раздражало. «В его нежности она видела теперь оттенок уверенности, спокойствия, которых не было прежде и которые раздражали ее».

ttttt

При отсутствии искренней любви забота, проявления внимания и прочее все равно ощущаются бутафорскими, настоящие чувства не спрячешь. Так жить смогут только пуленепробиваемые женщины, либо материально ориентированные.

Похожие статьи