Я объявляю национальный траур

Я объявляю национальный траур.
По погибшим моим землякам — детям и взрослым.
По серому шахтерскому городу.
По каждому человеку, живущему там и здесь.
Я объявляю национальный траур.

Я объявляю национальный траур по знакомому каждой клетке названию поселков и сел, откуда в кемеровский ТЦ в начале весенних каникул привезли детей. По родным и близким погибших, живущих сейчас в аду. По красной тесемке, на которой висел нательный крестик одного из погибших в ТЦ детей. И по оранжевой. Я объявляю национальный траур.

Я объявляю национальный траур по людям, которые закрыли детей в кинозале. Я объявляю национальный траур по тем, кто не попытался открыть двери. Я объявляю национальный траур по всем закрытым дверям, но в первую очередь — по дверям, предназначенным для эвакуации во время пожаров. Я объявляю национальный траур по соцработникам, которые говорят родителям, потерявшим сразу по двое-трое детей, чтоб те поберегли слезы, потому что самое страшное еще впереди.

Я объявляю национальный траур по российскому телевидению, которое молчало, когда разворачивался ад, в эпицентре которого жертвами становились дети. Я объявляю национальный траур по всякому, кто умалчивает о масштабах это трагедии. Национальной трагедии. Трагедии человеческой. Трагедии каждого из нас. Моей личной глубокой трагедии. Я объявляю национальный траур.

Я объявляю национальный траур по губернатору области, в которой я родилась, росла, влюблялась, училась, становилась и была счастлива. Я объявляю траур по земле, где вчера заживо сгорели сотни детей, где сегодня работают мои родители, растут мои племянники, где в детстве каждый день мы с мамой с замиранием сердца ждали из шахты возвращения отца. Я объявляю национальный траур.

Я объявляю национальный траур по президенту моей страны, не дожидаясь, пока он даст старт к началу официальной скорби и определит ее сроки. Я объявляю национальный траур по долгому молчанию властей. По крикам горящих детей и оставшимся в живых родителей. Я объявляю национальный траур.

Я объявляю национальный траур по каждому, кто, выражая мне сегодня свои соболезнования, заключал что-то типа — «да, печально, слышали, что в твои края пришла беда». Я объявляю национальный траур по каждому краю, каждому уголку этого мира. Я объявляю национальный траур по той беде, которая давно пришла и поселилась тут всюду. Здесь, в моем городе, в моей стране, в моих близких и в моем собственном сердце. По беде, название которой — равнодушие и безответственность.

Я объявляю национальный траур по собственному сердцу, до сих пор до конца не осознающему, какую жертву понесли души погибших детей за меня лично — за мою невнимательность, безответственность, расслабленность, причастность к этой системе, у которой в этот раз не просто не было возможности помочь погибающим детям, которая в этот раз не просто была бессильна перед стихией, но которая самолично стала отправной точкой для погибели людей.

Я объявляю национальный траур по каждому из нас. Я объявляю национальный траур по моим страхам перед этой системой, по моей немощи перед злом, проявляющемся в окружающих или во мне самой, по моей слепоте и глухоте. По моей неспособности меняться и тем самым менять образ жизни собственный и этой страны прежде, чем в мире следует такая жертва. Я объявляю национальный траур по собственному лицемерию, лжи и страху. По слабости перед сильным, по моей вседозволенности перед тем, кто слабее.

Я объявляю национальный траур по себе, которая допишет этот текст и займется другими делами, а через несколько дней или недель и вовсе закрутится и забудется. Я объявляю национальный траур по таким своим поступкам, поддерживающим эту систему, о которых у меня нет смелости здесь рассказывать.

Я объявляю национальный траур по себе так же, как по системе, в которой сегодня это все происходит. Я объявляю национальный траур по системе так же, как по себе, потому что я ее часть. Потому что изо дня в день я кормлю и подкармливаю ее своими слабостями, страхами, неспособностью быть смелее и чувствительнее, неспособностью жить с открытым сердцем, неспособностью отделять важное от наносного. Потому что каждый день я становлюсь все более глухой к чужой боли. Потому что каждый день мне хочется только одного — здоровья, благополучия и комфорта, и совсем не хочется чувствовать чужую боль, разделять чью-то скорбь. Я объявляю национальный траур по своей собственной душе и прошу прощения у каждого погибшего у нас в Кемерово ребенка и взрослого. У нас. У меня и у тебя.

Простите меня, родные. Простите меня. Простите за то, что я лично ничего не смогла сделать, чтобы предотвратить вашу жертву. Простите, что я даже не могу ничего вам пообещать, потому что не уверена, что сама смогу измениться так, чтобы изменилась наша страна, наш менталитет и жизнь в ней. Простите меня, что мы не уберегли вас. Простите, что для того, чтобы я начинала осознавать природу жалких проявлений, потворствующих этой системе, во мне лично, чтобы у меня хотя бы появился шанс почувствовать личную ответственность за каждое происходящее здесь событие, вам пришлось погибнуть.

Простите меня.

Прости и ты, Господи. Прости и научи, как жить с этим дальше. Как бороться не с системой — нет, как противостоять злу. Как противостоять ему в себе. Научи, как жить и как молиться за погибших детей и тех, кто остался, Господи.

Алена Огнева

Источник: Блог автора в фейсбуке