Я не справляюсь с детьми

Однажды в очереди к детскому врачу скучающая соседка завела со мной small talk. Это англоязычное словосочетание не имеет равного аналога на русском и переводится дословно «маленькая беседа». Такой, знаете, разговор ни о чем. Время провести, социальный капитал прокачать. «Вы не представляете, — вздохнула она, — каково это, справляться с двумя детьми!» Я была с ребенком Марией, которая привычно закопалась в книжку и на связь с реальностью выходить не спешила. Образцовый детский ждун: сидит, молчит, странички переворачивает, вид имеет ботанский и нелюдимый. Детишки моей визави с гиканьем доламывали мебель в коридоре. «Вон у вас какая девочка хорошая, тихая. Сразу видно, что все внимание мамы ей достается. А я разрываюсь между ними двумя, совершенно никаких сил не осталось». Гиканье усилилось. Моя собеседница повысила голос: «Они меня совершенно не слушают! Вот, смотрите: ПРЕКРАТИТЕ ОРАТЬ!!!». Ребенок Мария пошатнулся и выронил книгу. Отпрыски несчастной матери перешли к драке. К счастью, нас вызвал врач, и окончания битвы титанов мы не застали.

Я действительно плохо представляю, как справляться с детьми. Как справляться с врагом (или даже расправляться), я могу представить. Как справляться с симптомами зависимости, когда бросаешь курить — отлично представляю. Как справляться с бременем ипотеки, хотела бы не представлять, но увы. Справляться означает преодолевать, одерживать верх, побеждать, заставлять слушаться. В этом слове очень много насилия. Как будто дети — что-то вроде вредной привычки, которую необходимо обуздать. Норовистые лошадки.

Матерые конезаводчики раздают советы по выездке, опытные матери и отцы делятся педагогическими находками. Я была полна воспитательного энтузиазма после появления на свет моего первого ребенка. На второй день концепция «не брать на ручки по первому писку» лопнула, забрызгав стены. Младенец жил у меня на руках круглосуточно, поход в туалет в одиночестве был за гранью реальности. В Машиных четыре месяца идея о раздельном сне развеялась как дым: спросонья я чуть не уронила ребенка после ночного кормления. В три года мы все еще укачивали ее на сон. В ее шесть лет я сорвалась, потому что моя деточка не могла понять, как это «М» и «А» вместе читаются как «МА». Хотя час я честно и от души по-всякому мычала и пыхтела. До сих пор стыдно за эту истерику.

Ребенок Ванечка отличался от ребенка Марии кардинально. Приобретенная было броня уверенного материнства пошла глубокими трещинами. В книжках Ванечка предпочитал рисовать, в шкафы лазил, как заправская мышь, запретов и правил не признавал. Неукротимая стихия скрывается за его милой мордочкой и широкой улыбкой. Не вступая в открытый конфликт, Ванечка предпочитает делать то, что ему нравится, презирая общественные нормы. Все, что мне остается, — наблюдать за этим конаном-разрушителем и временами делать вид, что мы незнакомы.

Двойняшки нанесли последний удар милосердия по остаткам педагогического тумана в моей голове. Обладая диаметрально противоположными темпераментами, они организуют осаду родительского терпения по всем правилам военной науки. Ульяна планомерно бьет тараном сразу в мозг, Дуня устраивает психическую атаку, рассеивая внимание.

Я помню, как в начале материнской карьеры имела много идей об организации бытовых привычек у детей. По моему мнению, эти привычки должны были стать фундаментом их дальнейшего благополучия. Вы наверняка знаете подобные стереотипы наперечет: надо убирать игрушки сразу после игры, вещи сразу же класть на место, вводить режим дня, обучать чтению и математике на познавательных примерах, играть в развивающие настольные игры и так далее и тому подобное.

Ребенок Мария, в два года торжественно раскладывающая игрушки по коробочкам, в 11 разводит вокруг себя такой хаос за кратчайший промежуток времени, что я серьезно подозреваю у нее магические способности. Ребенок Ванечка, плюющий на внешний контроль, учится на «хорошо» и «отлично» без материнского участия. Дунечка, самая младшая и послушная, совершает в порыве необузданных страстей такие выходки, которые Ванечке в страшном сне не приснились бы. Ульяна, с которой мы намаялись в первые годы: стальной стержень и броня в пять пальцев, гусеницы лязгают совершенно бесшумно, — сейчас чрезвычайно учтива и кокетлива.

Настольные игры у нас не пошли совсем, хотя я успела собрать внушительную коллекцию. Грамоту дети изучают вне дома, с меня хватило мычания и пыхтения еще с Машей. Совместные обеды мы не проводим, потому что смотреть на то, как эти мартышки загаживают все вокруг себя, колупают мясо на предмет жилок и цедят супчик сквозь зубы, нет никаких сил. Вещи и игрушки проще сжечь, чем убрать. «Полная победа» на фронте успешного родительства, если коротко резюмировать.

За годы материнства до меня с трудом, но дошла только одна вещь. Родители детям нужны в двух случаях: обнять и шугануть. Подставить плечо, когда мир рушится и запретить лезть гвоздем в розетку. Все остальное вырастет само. И неплохо так вырастет, это уже сейчас понятно.

Сомнительная идея, что работает только свой личный пример, похоже, единственная из сонма идей осталась в живых. Во всех непонятных ситуациях я защищаю своих детей и стараюсь уважительно относиться к их чувствам. Это немного скучно звучит, а выглядит еще хуже. Мария любит закрыться в комнате и порыдать в голос, Ванечка может долбануть об стену любимым лего, Ульяна утюжит мозги недовольными воплями, Дунечка не подпускает к себе никого, если уж обиделась. В такие моменты (ладно, это может длиться часами), я сохраняю покерфейс и миролюбиво разговариваю со страдальцем. Если сцена происходит в общественном месте, мы немедленно уходим. И дальше все равно разговариваем. Что произошло, какие есть варианты решить проблему, нужно ли что-то дополнительное для успокоения и возможно ли получить это прямо сейчас, а если нет, то что делать. При чем тут личный пример, спросит читатель. При том, дорогой скептик, что в моменты моей слабости я получаю ровно такое же отношение.

Если у меня болит голова, я прошу не разговаривать со мной — и получаю это. Если мне надо поработать, меня оставляют в покое и не дергают. Если у меня плохое настроение, меня утешат или постараются сделать что-то приятное. Приготовят обед, например. В общественных местах я могу рассчитывать на адекватное поведение, без валяния на полу и капризов. В дальней дороге — а мы путешествуем на машине в другие города и страны — дети ведут себя спокойно, потому что иначе я не смогу с ними ехать. Если происходит что-то тревожное, мы просто говорим про это. Иногда несколько раз подряд, а потом еще и еще, годами.

Я стараюсь не злиться на детей за то, какие они есть, — неидеальные, идущие своей дорогой и нарушающие мой покой. А они, судя по всему, мирятся со мной — человеком с высокой потребностью в одиночестве и тишине. Мне кажется, им сложнее. У них же нет никаких концептов и идей. Приходится опираться на эту, как ее, любовь.

Так и живем. Не справляемся. Ссоримся, миримся, обнимаемся, плачем на плече, приносим друг другу мелкие цветочки, угощаем фруктами, орем от злости, молчим и гладим по голове, смеемся в голос, дразним и нахваливаем. Скучновато. Никаких тебе подвигов, медалей и почетных грамот. Никаких концепций и идей. Одно сплошное беспокойство.

Кажется, именно его называют тихим семейным счастьем.

Фото обложки из личного архива автора