Свет мой, зеркальце: новый взгляд на одну очень старую книжку

Лично я за то, чтобы книжки дочитывать до конца. Нет, ну не все, конечно, но всё-таки. А то бывает, знаете ли, выхватит человек одну-две цитаты, выпустит их в тираж, и по ним складывается впечатление. А на деле – всё не так уж и однозначно.

Вот, например, угадайте, откуда взят такой пассаж?

«Между другими добродетельми, которые честную даму или девицу украшают…, есть смирение… И того не довольно, что токмо в простом одеянии ходить, и главу наклонять, и наружными поступками смиренна себе являть. Сладкие слова испущать, сего еще гораздо не довольно. Но имеет сердце человеческое Бога знать, любить и боятися».

Те, кто заподозрил в сем опусе какой-нибудь средневековый трактат о благочестии, очень сильно ошибаются. Перед нами «Юности честное зерцало». Да-да, то самое «Зеркало примерной юности», петровское руководство к светскому обхождению 1717 года издания.

Обычно этот памятник – первое в русской истории пособие по этикету – представляют как нечто революционное. На самом деле он гораздо более традиционен, чем может показаться, и, несмотря на переводные свои источники, по духу довольно органично связан с предшествующей эпохой «Домостроя» и бойких «молодцев» XVII века, о которых мы когда-то говорили..

Например, среди первых постулатов, обращённых к молодым отрокам, мы найдём здесь указания, как нужно относиться к родителям: «Должны дети отца и матерь в великой чести содержать. Когда родители или кто другой их спросят, то должны они к ним отозваться и отвечать тотчас, как голос услышат. И потом сказать: что изволите, государь батюшко или государыня матушка».

Да-да-да, это именно про петровскую эпоху, в которую, по расхожим представлениям, российские юнцы все как один дружно рванули обучаться за границу и набрались там всяческих невиданных свобод.

Кстати, если уж быть последовательными, и посмотреть, сколько российских дворян выехали учиться за границу именно в первые десятилетия XVIII века, цифру мы получим очень скромную – не более трёх десятков человек. Пик зарубежных поездок случится в России позже – в 1730–1740-е. Пока же общественное сознание за пределами ближайшего царского окружения находилось где-то на полдороге между Новым временем и Древней Русью. Что наглядно показывал, среди прочих, и наш памятник.

Что же ещё предписывало делать «отрокам» петровское «Зеркальце»? «Всегда время пробавляй в делах благочестных, а празден и без дела отнюдь не бывай».

«С духовными должны дети постоянно и вежливо говорить, а глупости никакой не предъявлять, но о духовных вещах и духовные вопросы предлагать».

Вот так, как будто времена «Домостроя» и не уходили. Ну, разве что теперь «отрокам» вообще разрешили не только слушать, но и что-то говорить.

Нет, конечно, приметы Нового времени начинают появляться и здесь. Например, теперь «младым отрокам» настоятельно рекомендуется посещать не только церковь, но и школу. Да и сам идеал поведения молодого человека по сравнению с древнерусским временем несколько меняется.

В отличие от степенного и рассудительного древнего русича, петровские отроки – люди, пожалуй, несколько суетливые: «Младой отрок должен быть бодр, трудолюбив, прилежен и беспокоен, подобно как в часах маятник».

Ну и, конечно, весьма забавляют современных читателей содержащиеся в «Зеркальце» многочисленные указания на правила светского поведения петровского времени.

Кстати сказать, конкретика в этой области была не чужда и древнерусским авторам. Тот же составитель «Домостроя», как помним, настоятельно рекомендовал читателям, совершая с кем-нибудь целование, губами «не плюскати» и задерживать дыхание.

Однако нынешний автор проявляет порой чудеса петровской прямолинейности:

«Не прилично руками или ногами по столу везде колобродить, но смирно ести. А вилками и ножиком по тарелкам, по скатерти или по блюду не чертить, не колоть и не стучать, но должны тихо и смирно, прямо, а не избоченясь сидеть».

«Рыгать, кашлять и подобные такие грубые действия в лице другого не чини, но всегда либо рукой закрой, или отворотя рот на сторону, или скатертью, или полотенцем прикрой, чтоб никого не коснуться…»

«Когда прилучится с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу: в первых, обрежь свои ногти, да не явится, якобы оные бархатом обшиты, умой руки, сиди прямо и не хватай первый в блюде, не жри, как свиния, и не дуй, чтоб везде брызгало, не сопи, будь воздержан и бегай пьянства, в блюде будь последний. Когда тебе предложат, то возьми часть, из того, прочее отдай другому, не утирай губ рукою, но полотенцем, не облизывай перстов и не грызи костей, но обрежь ножом, зубов ножом не чисти, но зубочисткою и одною рукою прикрой рот, когда зубы чистишь, ешь, что пред тобою лежит, а инде не хватай… Не замарай скатерти и не облизывай перстов. Около своей тарелки не делай забора из костей и протчего».

Ну и, наконец:

«Имеет оный стретившего (т.е. «если Вам кто-то встретился» — Д.М.), на три шага не дошед и шляпу приятным образом сняв, а не мимо прошедши, назад оглядываясь, поздравлять. Ибо вежливу быть на словах, а шляпу держать в руках неубыточно, а похвалы достойно. И лутче, когда про кого говорят: он смиренный кавалер, нежели когда скажут про которого: он есть спесивый болван».

Короче, «не будь свиньёй и болваном» – вот такие «куртуазные» методы воспитания светских людей.

Ещё одно кардинальное петровское новшество, про которое, впрочем, много писали: отныне идеалом поведения становится не столько праведник (как это было в житиях) или добросовестный подданный (которого мы видели в «Домострое»), сколько придворный – светский человек, «кавалер». И умениями он должен обладать соответствующими:

«Младый шляхтич, или дворянин, ежели в экзерциции (в обучении) совершен, а наипаче в языках, в конной езде, танцовании, в шпажной битве, и может добрый разговор учинить и в книгах научен, оный может прямым придворным человеком быть».

К сожалению, именно в петровском «Зерцале» начинает закладываться последующее преклонение Руси перед всем иностранным. Отныне и на много лет образцом поведения для российских «кавалеров» станут именно иностранцы:

«Которые в иностранных землях не бывали, а либо из школы или из другого какого места ко двору приняты бывают, имеют пред всяким себя унижать и смирять, желая от всякого научиться».

Однако интереснее всего, пожалуй, то, что составитель петровского справочника очень чётко представляет, для кого именно он пишет. Его аудитория – не какие-то люди вообще, это – именно молодые дворяне. Именно для них автор скрупулёзно прописывает правила общения со слугами. Например, молодым дворянам строжайше запрещено распоряжаться в доме от своего имени:

«В доме ничего своим имянем не повелевать, но имянем отца или матери, от челядинцев просительным образом требовать, разве что у кого особливыя слуги, которыя самому ему подвержены бывают. Для того, что обычайно служители и челядинцы не двум господам и госпожам, но токмо одному господину охотно служат. А окроме того, часто происходят ссоры и великия между ими бывают от того мятежи в доме, так, что сами не опознают, что кому делать надлежит».

Вообще же слуги изображаются в «Зерцале» существами крайне несимпатичными – ленивыми и наглыми, которым не следует ни в чём давать спуску:

«Не надлежит от слуги терпеть, чтоб он переговаривал или как пес огрызался, ибо слуги всегда хотят больше права иметь, нежели господин: для того не надобно им того попущать».

Денег слугам тоже давать не стоит:

«Слугам своим и челядинцам не должно давать злато…, и пред ними никакова соблазну не чинить, и ниже допускать, чтоб они всякими глупостми хозяину подлещались, как обычно такия люди делают, но держать их в страсе, и больше двух крат вины не спущать, но выгнать из дому. Ибо лукавая лисица нрава своего не переменит».

Изображение крестьян и челяди непременно как «подлых людей» сохранится в русской литературе чуть не до конца XVIII века, когда за комической оперой Аблесимова последует «Бедная Лиза» Карамзина.

Пока же чуть ли не самым большим оскорблением для российских дворян становится утверждение, что кто-то из них похож на мужика: «на стол, на скамью или на что иное не опираться и не быть подобным деревенскому мужику, который на солнце валяется»; «не проглотя куска, не говори, ибо так делают крестьяне».

Вот так – где-то наивно, где-то слишком резко. Эпоха, когда российское дворянство сплошь перейдёт на великосветский французский, ещё не наступила, Средневековье в головах – закончилось не совсем. А старые книжки перечитывать интересно.