Сны — это шепот бессознательного

Периодически в разговорах с друзьями у нас всплывает тема сновидений. Кто-то обязательно опишет красивый, красочный сюжет (как во многих снах, очень нелогичный), а потом скажет: «Мне было так хорошо в этом сне, даже не хотелось просыпаться. Как ты думаешь, к чему это снилось?» А я не знаю. Я в ответ могу задать только простой вопрос: «А что этот сюжет может значить для тебя?» Подруга остается недовольна, потому что она-то ожидала конкретную трактовку, которая удивительным образом совпала бы с ее жизненными обстоятельствами.

Иногда и не знаешь, как относиться к своим снам. Замечать, пытаться вычленить смысл или расслабиться и «смотреть кино»?

Мы решили обратиться с вопросами на эту тему к юнгианскому аналитику Константину Слепаку, который уже пять лет ведет аналитические группы по работе со сновидениями.

— Из учебников биологии мы знаем, что есть разные фазы сна. Расскажите, пожалуйста, когда человек видит сны? 

— Информация из учебников не изменилась и по-прежнему актуальна. Есть две фазы сна: ортодоксальный, то есть крепкий, глубокий сон без сновидений, и парадоксальный сон, который наступает примерно каждые полтора часа и длится порядка 15-20 минут. Во время этой фазы мозговые волны сильно напоминают волны бодрствующего мозга, в это время мы видим картинки, образы, которые, если запоминаем, называем сновидениями.

В этот период наше тело практически парализовано, двигаются только глаза, и слава Богу. Представляете, что бы было, если бы мы активно двигались в соответствии с тем, что мы видим в сновидении?

— Некоторые люди утверждают, что сны им не снятся. От чего зависит способность помнить сны?

— Во-первых, это зависит от свойств памяти конкретного человека: если у него хорошо развито пространственное мышление, способность к визуализации и память как таковая, у него выше вероятность запоминать сны.

Во-вторых, запоминание снов связано со способностью и готовностью эго позволять незнакомому материалу из бессознательного проникать в сознание. Наше эго, как некий психический орган, может быть слабым или сильным, и, если эго слабое, то психические защиты жестко отфильтровывают то, что якобы может повредить его функционированию. Если эго решает, что новая информация может нас «разрушить»,  то запомнить мы ничего не сможем. 

— Что же такое сновидение с точки зрения психологии?

— Люди по-разному относятся к снам. Для кого-то это иллюзия, бред, какие-то фантастические картинки, для других – чуть ли не послание свыше и руководства к действию. Я бы сказал, что психологическое понимание сна находится где-то посередине. Да, это послание, но не свыше, а скорее изнутри, из самой нашей сути. От той части психики, которая больше, древнее и мудрее нашего эго и не вполне принадлежит сознательной психике, — это то, что юнгианские аналитики называют «Самость». Посредством снов Самость разговаривает с нами, рассказывает нам о нас, оздоравливает нашу душу, компенсирует наши сознательные намерения.

Человечество пытается разгадывать загадку сновидений ровно столько, сколько видит сны. Мы, люди, имеем привилегию жить в двух мирах: яви и неяви, то есть снах. Мир реальности – это мир достижений, его можно потрогать руками, измерить, оценить. Но в мире сновидений мы можем соприкоснуться с тем, куда реальность не дотягивается – с теми, кто живет далеко, с давно ушедшими, с теми, кого никогда не было, с Богом…

Традиционные общества всегда с большим вниманием относились к сновидениям. Сновидения как подсказки и их толкование мы находим в одном из самых старейших литературных произведений – шумеро-аккадском «Эпосе о Гильгамеше», выбитом на глиняных табличках почти 4000 лет назад. Или относительно недавний пример из ветхозаветной книги Бытия, в которой описано, как Иосиф толковал сны фараона.

«По прошествии двух лет фараону снилось: вот, он стоит у реки; и вот, вышли из реки семь коров, хороших видом и тучных плотью, и паслись в тростнике; но вот, после них вышли из реки семь коров других, худых видом и тощих плотью, и стали подле тех коров, на берегу реки; и съели коровы худые видом и тощие плотью семь коров хороших видом и тучных. И проснулся фараон, и заснул опять, и снилось ему в другой раз: вот, на одном стебле поднялось семь колосьев тучных и хороших; но вот, после них выросло семь колосьев тощих и иссушенных восточным ветром; и пожрали тощие колосья семь колосьев тучных и полных. И проснулся фараон и понял, что это сон.

Утром смутился дух его, и послал он, и призвал всех волхвов Египта и всех мудрецов его, и рассказал им фараон сон свой; но не было никого, кто бы истолковал его фараону». (Быт. 41:1-8)

И далее фараон просит Иосифа растолковать эти сны, потому что про него шла слава, что он умеет. И Иосиф их и правда толкует.

«Семь коров хороших, это семь лет; и семь колосьев хороших, это семь лет: сон один; и семь коров тощих и худых, вышедших после тех, это семь лет, также и семь колосьев тощих и иссушенных восточным ветром, это семь лет голода.

А что сон повторился фараону дважды, это значит, что сие истинно слово Божие, и что вскоре Бог исполнит сие». (Быт. 41: 26-32)

Во сне фараона мы видим два очень похожих сюжета и вполне можем доверять этому символическому посланию, как будто бессознательное заботливо пытается усилить именно этот аспект, чтобы быть правильно понятым. Пожалуй, не истолкуй Иосиф правильно это сновидение, не было бы и Египта, и, возможно, Греции и нашей современной культуры тоже.

— Существуют ли в нашей реальности вещие сны? Может быть, действительно бессознательное яростно стучится в дверь сознания, а я этому не придаю никакого значения? Или, наоборот, буду искать правду там, где её нет вовсе.

— Я думаю, действительно важные, значимые сны мы запомним и выделим из череды прочих. Обычные люди действительно могут видеть вещие сны, но нечасто, максимум несколько раз в жизни. Но, важно заметить, что есть талантливые сновидцы, которые регулярно видят сны, которые воплощаются в реальности.

Если мы говорим, что сновидение – это попытка со стороны бессознательного компенсировать наши сознательные установки относительно себя самих и мира вообще, то мы предполагаем, что в данный момент отношения между эго и бессознательным искажены. И бессознательное как изначальная матрица, хранящая информацию про нас и наше призвание, пытается вернуть эго в лоно собственной природы и направить наши силы в сторону соответствия с неким изначальным духовным планом.

Если эго живет в согласии с этим замыслом, то ему не обязательно видеть сны и проводить лишнюю работу. Или мы будем видеть сны, которые дополняют нашу реальность, но они не буквальны при этом, в них остаётся непонятность, загадочность, таинственность и нереальность. Например, французские аналитики считают, если наши сны очень реалистичные и совпадают с внешней жизнью, то мы находимся на грани сумасшествия.

Юнг писал, что сначала бессознательное является нам в виде снов, т.е. в виде шёпота, пытаясь мягко направлять нас в сторону более искреннего, более глубокого проживания жизни. Если мы к этому шепоту не прислушиваемся, возникают повторяющиеся, сериальные сны: это уже как разговор на повышенных тонах. Если мы и этого не слышим, то бессознательное приходит к нам в виде судьбы.

— Как же тогда научиться понимать сюжеты таких снов? Есть такие сновидения, где мы можем провести какие-то параллели с жизнью, а бывает, что просто смотришь какое-то случайно завезенное кино. Вот с этим образом что делать, как его интерпретировать, стоит ли вообще обращать внимание?

— Я думаю, важнее всего не уловить какой-то символ и правильно его расшифровать — это не про сонники, а про исследование своих чувств, которые возникают вслед за этими образами. Общаться с собой через чувства – это самый короткий путь к себе, а в логических изысках можно заблудиться и уйти не в ту сторону.

Правда, неправильным было бы и полное отрицание символов. Например, если мы устраиваемся на работу, пытаемся принять какое-то решение в условиях неопределённости, то мы можем опираться и на сны в том числе. Это не инструкция, конечно, скорее иллюстрация, что так тоже бывает. Представьте, что мы мучаемся таким выбором и во сне видим будущего начальника в образе вампира, который хочет нас убить и обескровить. Вот я бы серьёзно задумался, стоит ли идти в такое место. Конечно, возможен вариант, что на самом деле это не про будущего руководителя, а про нас самих, и это мы метафорически пьём кровь у кого-то, кого считаем ниже себя. Это тоже повод задуматься.

Думаю, всё, что мы знаем о себе – наше сознание, самосознание, наше эго – это такая условность, еле заметная точка на большой белой простыне нашей психики и все вокруг этой точки – бессознательное. И сновидение здесь – некая самопрезентация, самофотографирование психики в целом в данный момент.

Чаще всего мы видим сны, которые к нам, к нашему эго, так или иначе имеют отношение. Но, например, мы можем увидеть образы сновидений как будто из удаленного угла этой самой простыни, мы вообще не знаем, что там происходит. Там некий психический процесс, с которым сознательно мы можем никогда не столкнуться. Мы можем этот сон оставить. Это, видимо, про что-то очень удаленное. Пока я только зритель этого. Я даже не понимаю, как мне правильно к этому приступить. Если бессознательному важно до нас что-то донести, оно найдет способ и форму сделать это более понятным языком. Если мы маньяки по толкованию сновидений, то, наверное, будем литературу штудировать, хоть какие-то ассоциации искать, похожие образы в искусстве, в словарях символов, где-то еще. Может быть, мы найдем что-то крайне важное. А, может быть, потратим зря уйму времени. 

— А как быть с кошмарами? Они тоже зачем-то нужны?

— Такие сны в норме чаще снятся детям. Взрослые переживают ужасные сны, запоминают их сюжеты, как правило, в периоды высоких нагрузок. Нередко кошмары преследуют студентов во время сессий, сотрудников офисов в период отчетностей и всех нас в периоды психологических кризисов. И сюжеты у таких снов довольно типичные – нас кто-то преследует или мы не можем справиться с заданием, экзаменом, или на нас вот-вот обрушится огромная волна. И просыпаются сновидцы, как правило, перед тем, как волна их накроет окончательно. В каком-то смысле это свидетельствует об очень высоком уровне напряжения, и тогда кошмар свидетельствует, что в эго обнажился некий дефект, или что эго не выдерживает.

У детей эго слабое, они мало что контролируют и внутри себя, и вокруг. Неизвестность или темнота пугают, и потому появляются такие фантазии, что под кроватью живёт чудовище, а из шкафа может выпорхнуть привидение. Мы-то уже взрослые и знаем, что под кроватью ковёр, пол, пыль, старый чемодан, а в шкафу висят платья. А дети оживляют эту пыль, анимируют её. Так что кошмар для них – это прежде всего проекция собственного незнания, собственного еще неосознанного и неисследованного психического.

Есть и ещё один момент, который может воплощаться в ночных кошмарах. В нас есть много разных качеств, которые мы не можем и не хотим в себе принять, презираем их, не доверяем, стремимся избегать их проявлений. Например, считаем, что мужчины не плачут, и давим в себе слёзы, включая сочувствие, сострадание или радость. И мы зачем-то держимся за этот выдуманный образ, который реальности никак не соответствует. И эти отрицаемые качества, как та самая пыль под кроватью из детских страхов, тоже должны как-то проявиться.

Чем терпимее мы относимся к мысли о том, что мы действительно обладаем всем спектром человеческих качеств, что мы правда не сплошь идеальны и совершенны, а можем быть разными, уникальными, мы может быть сами собой, а не подгонять себя под некое прокрустово ложе стереотипа, тем мы в конечном итоге здоровее. Мы понимаем, что не сильно похожи на добрых самаритян. Если мы можем вместить в сознании свою неидеальность, то тогда и вероятность увидеть кошмарный сон для нас куда ниже, чем в случае, если мы считаем себя чистенькими, беленькими, а вокруг одни сплошные уроды.

— Стоит ли в этом диалоге с бессознательным опираться только на интуицию? Или все-таки есть какие-то правила трактовки сновидений?

— Думаю, если человек, проснувшись, говорит, что он понимает, о чём его сон, то он заблуждается. Мы понимаем свой опыт (а сон – это тоже часть опыта) исключительно из некоего комплекса установок в нашем сознании. Так что если вам кажется, что вы поняли свой сон, то мой вам совет – сразу же начинайте искать другие интерпретации.
Любой сон содержит множество значений, которые относятся и к настоящему, и к прошлому, и к будущему. Они одновременно и указывают на источник наших страданий, и показывают из этих страданий выход. Мы не можем сразу буквально это воспринять, или покопаться в сонниках и найти все ответы. Скорее, они будут похожи на самообман.

Сны нам никогда не показывают то, что мы уже знаем, не в этом их ценность. Они позволяют нам столкнуться с непонятным и неизведанным. Мы можем обратить внимание на кошку, потому что мы знаем, что такое кошка, но не заметить, что вокруг неё в этот момент цвели сады.

Кроме того, обращение со снами – это ещё и вопрос культуры. Я с некоторой завистью думаю о тех временах, когда снами интересовались, когда племя садилось вечером или утром вместе вокруг костра, и каждый рассказывал, что он видел ночью. И главное – это создавало определённую атмосферу. В этом смысле просто открытость и интерес к сновидениям друг друга в семье, в браке, в терапии – это один из первых шагов на пути к тому, чтобы испытывать чувства по поводу снов. Сны – это не полнейший бред, не просто сказка на ночь, чтоб нам было не очень скучно валяться с закрытыми глазами несколько часов, это, по меньшей мере, уникальный чувственный опыт.

Если в семье уважается ценность сна (а в нашем обществе, признаюсь, это не принято), то у детей будет больше шансов ощутить непрерывность своей жизни, ведь сон – это то, что происходит в жизни. 

— Я так понимаю, прежде чем сны интерпретировать, нужно научиться уважительно к ним относиться?

— Золотые слова! Я так никогда не думал, но, по-моему, золотые слова.

Беседовала Вероника Заец