Эта история, о которой я хочу вам рассказать, произошла лет 18 назад. И все эти 18 лет, когда я вспоминаю ее, боль окутывает мое сердце, потому что я не сделала того, что должна была сделать: не спасла человека.

Дело было в самом конце весны. Я вышла из храма, в котором работала, и обратила внимание на двух девочек лет восьми — десяти, сидевших на церковном крыльце. Их внешний вид красноречиво говорил об их неблагополучности: заношенная грязная одежда, сандалики не по размеру, неухоженные чумазые личики и алюминиевые крестики поверх одежды на грубых капроновых веревках. Необихоженные, дети трущоб, бродяжки. Одна из них самозабвенно плакала, как могут плакать только глубоко несчастные дети: не потому, что им надо показать, что им плохо, не потому, что слезами они надеются выжать из родителей подарочек, а от безысходности, от того, что называют словом «безнадега». Естественно, просто пройти мимо я не могла — я спросила, что случилось.

— У нее — ткнула пальцем девочка постарше в сторону своей страдающей спутницы — ухо болит.

Ушная боль была мне хорошо знакома, да и о последствиях непролеченого отита я тоже была хорошо осведомлена.

— Как тебя зовут? — я наклонилась к больной девочке, но в ответ услышала только жалобное подвывание.

— Оля, — отрапортовала старшая.

— Вы сестры?

— Двоюродные.

— А где мама Оли? Почему она не отвела ее в больницу?

— А у нее мамка с другим мужем живет, а ее выгнала.

Как нам, благополучным, понять, что это такое, когда «мамка», приведя в дом очередного «мужа», выставляет тебя за дверь без какой-либо надежды на возвращение? Ужас от ощущения покинутости, какой может испытывать ребенок, приходит только с опытом воспитания своих детей. Наверное, в тот момент и я в полной мере не представляла всей трагичности ситуации, для меня это звучало абстрактно: выгнали из дома… новый муж… такое бывает, но только в сказках, потом-то все обязательно будет хорошо, как у Золушки. О чем я тогда, молодая дура-неофитка подумала? О том, что Господь послал ситуацию, в которой можно послужить ближнему. И я кинулась служить.

Как раз в тот момент на крыльцо вышел один из соборных священников. Я кратко доложила ситуацию. Он написал записку соборному шоферу и отправил нас в гараж. Шофер, прочитав послание, гостеприимно распахнул перед нами дверцы видавшего виды «козлика». Детская поликлиника находилась на другом конце города. Сергей отвез нас туда и уехал, сославшись на занятость, а мы пошли искать врача. При помощи сестренки, имя которой не сохранилось в моей памяти, и которую для простоты повествования я назову Наташей, удалось восстановить фамилию и адрес Оли. В регистратуре женщины перерыли все карты — пациентки с такими данными у них не значилось. Скорей всего, Оля никогда не переступала порога поликлиники.

А дальше началось — раз девочка была без документов и без полиса, то «как же ее будут принимать?» Я оставила Олю с сестрой в коридоре и пошла по кабинетам. К одной заведующей, ко второй, написала два заявления; тогда, если бы пришлось, я дошла бы до главврача — Олю надо было показать специалисту. И в каждом кабинете мне приходилось рассказывать, что я не мать, что Оля мне никто, что я, вот такая вся из себя блаженная, чисто из человеческого долга занимаюсь ее проблемой. Одна больничная властительница сказала, что мне здесь делать нечего, другая ничего не сказала, но так выразительно вздыхала, что направление ее мыслей было понятно и без слов. Наконец очередная заведующая, выслушав мою историю, самолично заполнила чистую карту, написала записку врачу («покажете ей, а то не примет!») и отправила нас в очередь.

Счастливых в больницах нет: все с болезнью, все с болью. Поэтому нас никто не пропустил без очереди. Около часа мы просидели в ожидании приема. Оля все это время подвывала и плакала, чем вызвала неудовольствие пожилой дамы («ну скажите вы ей; что она — помолчать не может?!»), на что я, уже вконец оборзевшая, рявкнула: «Нет, не может!» Мне шипели в спину что-то о воспитании и уважении, я не слушала, мне было все равно. Наконец подошла наша очередь. И тут началось.

Едва Оля переступила порог кабинета, как она открыла рот и начала кричать так, словно ее собрались здесь убить. Три взрослых человека не могли справиться с десятилетней девочкой — она выкручивалась из наших рук и пару раз даже едва не удрала из кабинета. После пяти минут борьбы, сопровождавшейся страшными криками, Олю все же удалось кое-как осмотреть, и врач вынесла вполне предсказуемый вердикт: отит. Надо лечить. Оле закапали лекарство, сделали повязку, мне вручили рецепт, и мы тронулись в дорогу до дома.

Обратно нам предстоял путь пешком, потому что от поликлиники до остановки трамвая было идти очень далеко, за это же время можно было дойти до дома. К тому же оказалось, что сестра Оли живет в том же районе, что и я. По жаре, по пыльной дороге, по пустырям мы шли втроем, и потихоньку Наташа выкладывала ужасную историю их жизни.

Как я и полагала, обе девочки были из неблагополучных семей. Их матери, родные сестры, нигде не работали, пили, раз в полгода приводили в дом новых сожителей, при этом мать Наташи каждые два года исправно рожала детей, видимо, по принципу «новый мужчина — новый ребенок». До детей дела никому не было, их выставляли с утра на улицу добывать себе пропитание, таким образом, забота о Наташе, ее трех сестричках и брате ложилась на плечи сердобольных соседей. У Оли обстоятельства жизни были еще хуже. Если Наташа все же хотя бы на ночь могла вернуться домой, то Ольга часто ночевала где придется — мать могла запросто не пустить ее домой. Если же девочке посчастливилось попасть в квартиру, то мать обрушивалась на нее с руганью, а то и с кулаками.

Оля не знала, сколько ей лет, какая у нее фамилия, адрес квартиры. Она ни одного дня не проучилась в школе, не умела писать, а читала кое-как больше по догадке. Месяц назад Оля чем-то не угодила очередному отчиму, мама побила ее и выгнала вон. Девочку приютила тетка, мать Наташи, но не из сострадания, а просто потому, что в пьяном угаре уже сбилась со счета и не отличала своих детей от чужих. «Мамка протрезвеет — выгонит!», — убежденно говорила Наташа. Ей, еще несмышленой, это казалось даже забавным, чем-то вроде приключения: выгонит! на улицу! это ж свободы сколько!

Шли мы очень долго — еще и потому, что после лечения в кабинете у Ольги начало стрелять в ухе и она во время приступов останавливалась и топала от боли ногами. Мы стояли, ждали, пока отпустит, и потом продолжали путь. Я помню только, что никак не могла вместить всего услышанного от Наташи. Мне казалось, что она привирает, как это свойственно детям ее возраста: слишком фантастически звучали ее слова. По пути мы зашли в аптеку, и я купила лекарство для Оли. А потом мы подошли к старому двухэтажному дому, где обитала семья Наташи.

Звонка не было, Наташа постучала каким-то условным стуком. Через секунду послышались шаги, я обратила внимание на то, что Наташа как-то отскочила подальше от двери — видимо, на всякий случай. В темном проеме показался относительно молодой мужик в майке и драных «трениках». И едва он высунулся в коридор, на Наташу обрушился такой мат-перемат, что, если бы это было адресовано мне, я в слезах бежала бы без оглядки куда подальше. Но Наташа спокойно выслушала привычную, судя по всему, сентенцию и юркнула в квартиру. Тут хозяин заметил меня. Его тон сразу сменился, на вопрос «Вы кто?» я ответила, что из церкви, и он согласился впустить меня в жилище.

nesovershennoletniy

Если спросить меня, каким словом я могла бы охарактеризовать первое впечатление от этой квартиры, то на ум приходит только одно: ту-а-лет. Это была не квартира, это был двухкомнатный туалет. Без коврика у двери. Без обоев. Без люстр. Без занавесок. Окна грязные настолько, что в помещении царил полумрак. Кладбище мух на подоконнике. Выщербленная жестяная раковина с латунным краном. Выкрашенные масляной краской стены. Серые от сигаретной копоти потолки. И практически без мебели. На кухне два стула и маленький стол. Кастрюли и пакеты с крупами на полу. Все, абсолютно все — от стен до потолка, каждая молекула воздуха — было пропитано смесью перегара и табака. И среди этого — дама неопределенного возраста с синяком под глазом и ее «муж», восседавший на стуле.

Первая фраза, которая была мне сказана, — «Это не мой ребенок».

— Я знаю, — ответила я, — но девочка больна, и ее надо лечить.

— Это не мой ребенок, — повторила женщина, яростно вытирая полотенцем кастрюлю.

— Я знаю, — опять сказала я, — но кроме вас этого сделать некому.

— А она вообще нужна тут? Ты когда последний раз дома была? — обратилась тетка к Оле, а та села в угол, зажала уши руками и опять начала плакать.

— Какой смысл выяснять, — вмешалась я, — вы же знаете, что мать ее выгнала. Сейчас не об этом речь, а о том, что ее надо лечить.

— Это не мой ребенок.

Стена.

— Вам что, трудно два раза в день закапать капли ей в ухо? Я же не прошу взять ее на жительство, всего лишь прокапать ей ухо.

Тетка смерила меня оценивающим взглядом, видимо, прикидывая, что будет, если она откажется.

— Ну хорошо, — наконец-то процедила она, — давайте.

И дальше…

И дальше я сделала худшее, что могла сделать.

Я поставила на стол бутылочку с лекарством и ушла, довольная собой. Послужила ближнему… Явила христианское милосердие… Ангелы рукоплещут.

Я не помню, через сколько недель или месяцев пришло понимание, что я совершила ошибку. Тот самый священник, встретив меня на следующий день, поинтересовался исходом дела, я рассказала, что купила лекарство и оставила девочку в этой семье. Он похвалил мой поступок, сказал что-то о подвиге современного христианина, еще что-то о делании добра… Туман самодовольства, угар гордости за себя застилал мозги точно таким же смогом, как дым от сигарет в той самой квартире. И только довольно долгое время спустя я пришла в ужас от содеянного. Точнее, от не-содеянного:

Как?! Как я могла оставить ребенка в этой квартире с этими людьми?!

Ну почему я не отвела ее в милицию?  Почему, в конце концов, я не попыталась поместить ее в приют, который находился буквально в пяти минутах ходьбы от моего дома? У нас был очень хороший приют, чистый и аккуратный, там работали любящие люди.

У меня был шанс изменить жизнь этой девочки. Но я им не воспользовалась.

По большому счету, я не сделала ничего для того, чтобы помочь ей, а эти копеечные капли были просто пустяком на фоне реальной проблемы, которую я могла решить.

Но я ее не решила.

Прошло почти двадцать лет. И все эти двадцать лет я вспоминаю Олю, несчастную, затравленную, забитую, никому не нужную девочку, которая в последней надежде пришла за помощью в церковь… Я могла вырвать ее из этого ужаса. Но не вырвала. Я отделалась копеечными каплями.

Больше Олю я не видела. Как-то я пыталась отыскать эту семью, но никто ничего определенного мне не сказал. Да, были тут какие-то… Пили, да. Куда делись? А кто ж их знает… Я даже не знаю, что стало с Олей потом, осталась ли она жива после этой болезни, кто приютил ее, бедную… Смогла ли она изменить свою жизнь или стала пить вместе с матерью и теткой и пошла по рукам… Одно знаю: до последнего вздоха я буду корить себя за то, что не приняла никаких мер, чтобы помочь ей. Я вроде и не прошла мимо, и не осталась равнодушной, но мои усилия приняли неверное направление и прекратились не в той точке. Мне не хватило опыта, рассудительности, ума, энергии, желания, ответственности довести это дело до того самого правильного конца.

Прости меня, Оля…

Теги:  

Присоединяйтесь к нам на канале Яндекс.Дзен.

При републикации материалов сайта «Матроны.ру» прямая активная ссылка на исходный текст материала обязательна.

Поскольку вы здесь…

… у нас есть небольшая просьба. Портал «Матроны» активно развивается, наша аудитория растет, но нам не хватает средств для работы редакции. Многие темы, которые нам хотелось бы поднять и которые интересны вам, нашим читателям, остаются неосвещенными из-за финансовых ограничений. В отличие от многих СМИ, мы сознательно не делаем платную подписку, потому что хотим, чтобы наши материалы были доступны всем желающим.

Но. Матроны — это ежедневные статьи, колонки и интервью, переводы лучших англоязычных статей о семье и воспитании, это редакторы, хостинг и серверы. Так что вы можете понять, почему мы просим вашей помощи.

Например, 50 рублей в месяц — это много или мало? Чашка кофе? Для семейного бюджета — немного. Для Матрон — много.

Если каждый, кто читает Матроны, поддержит нас 50 рублями в месяц, то сделает огромный вклад в возможность развития издания и появления новых актуальных и интересных материалов о жизни женщины в современном мире, семье, воспитании детей, творческой самореализации и духовных смыслах.

Об авторе

Год рождения 1970. Воспитываю троих сыновей. Пишу художественные рассказы. Победитель конкурса рассказов форума ЭКСМО 2010 (группа не издающиеся), 3 место в конкурсе новогодних рассказов форума ЭКСМО 2010 г, 1 место в 1 туре, 4 место во 2 туре и приз зрительских симпатий в конкурсе детективного рассказа форума ЭКСМО 2011 г, 1 место в конкурсе рассказов "Кто мой ближний" 2011 г. на Православном Творческом Портале. Номинировалась на национальную премию "Писатель года" 2011 г.

Другие статьи автора
новые старые популярные
Шениа

Читаю и плачу. Мне не хватало смелости даже начать помогать нуждавшемуся человеку. Ваша статья заставила серьезно задуматься над своими страхами, вспомнить все свои НЕпомощи. Очень жаль ту девочку.

Lada

мне тоже ….. все мои НЕ помощи ,,,, Прости меня Господи .

Zeru

Главный ужас в том, что всё это всегда было, есть и будет. Мы уйдём, а бедные Оли всё будут и будут рождаться, чтобы расти без любви и заботы, с вечным страхом и болью в ушах… За что?!
"Тут не исправить уже ничего, Господь, жги!" ©

Людмила

Лилия, не корите себя. Вы не знаете, как сложилась жизнь той девочки. На тот момент вы додумались до того, что сделали и ведь сделали немало. Ведь у той девочки в будущем все могло и сложиться хорошо.

Лилия Малахова

Могло, но шансов было мало. Понимаете, я не сделала максимум из того, что можно было сделать.

Людмила

Лилия, вы тогда до этого максимума просто не догадались. Вы потом уже поняли. Да, может быть так было бы правильнее и по логике вещей так и выходит. Я не берусь судить, я не знаю, но мне кажется, что покаяние это хорошо, и ваша боль за девочку, и ваша молитва очень важны, но поверьте, что вы и так сделали с моей точки зрения много, вы выстояли в очередях, вы добивались, чтобы девочку приняли. Я не знаю, сделала бы я столько.

Лилия Малахова

Да, я не допетрила. Увы. 🙁

Annavic

Ну мы же прекрасно понимаем, что никто никаких капель ей не капал.. а потом скорее всего вообще выгнали. Давайте уже будем реалистами что ли. А я наоборот по-хорошему рада, что к Лилии пришла такая реакция, могла и не прийти, а к большинству людей так, к сожалению, и не приходит.. Это очень радующие редкие лично меня случаи, и поэтому я человека стараюсь с такой волны не сбивать и не говорить, что всё в порядке и что ему показалось, потому что и так человечности мало, а раскаяние редкое явление.. У меня такого раскаяния в жизни ещё не было, например.

Лилия Малахова

Я умом понимаю, что так могло быть (что капать не стали и выгнали), но не могу воспринять этого. Мой мозг отказывается это воспринимать.

Annavic

Спасибо, Лилия, мне этот комментарий возможно поможет объяснить себе поведение некоторых людей. То, что я принимаю за чёрствость, может быть тем, что вы сейчас сказали, реакция отрицания в психологии. Мне такое тоже знакомо, только по другому поводу..

Annavic

Понимаете, там не было сделано и минимума, так как автор была, судя по всему, молоденькая и по-неопытности не сообразила, что делать. Первый шаг бы был — отвести в другое место, в приют, который рядом с домом, раз хороший написано, значит туда можно было. В милицию лучше действительно не звонить, ментам не доверяю, отправят в приют хуже прежнего. Но не возвращать тем людям, в ту квартиру вообще заводить было опасно, этот мужик он же чужой, он ж её просто насиловать мог в пьяном виде. В таких семьях детей и на панель отправляют, люди не будьте наивными. Я бы и сама побоялась… Читать далее »

Annavic

Лилия, сожалею если эта часть комментария слишком жестокая (а там продолжение снизу), он вообще не к вам был обращён, просто почитаешь и такое ощущение, что некотые комментаторы видели в жизни только хорошее, уж больно картинка какая-то благообразная. И начинаются сахарно-сиропные речи, как это часто у новообращённых христиан или просто когда хотят человека утешить и говорят общие фразы. Так и хочется встряхнуть "люди, алё! вы совсем?" Хотя может зря я так.

Лилия Малахова

Да правильно Вы все написали. 🙁 Вот я и говорю — нам , благополучным, не понять всей глубины таких ситуаций.

Loreleya

Лида, но вам самой было всего 25 лет.Если бы вы теперешняя так поступили-то стоило бы корить себя, а тогда-не догадалась, не просчитала, не поняла..Увы..мы все совершаем ошибки.Вы просто не догадались.Научитесь прощать и себя тоже.Об этой девочке заботится Тот, о Ком мы иногда забываем.Не факт, что она не попала вскоре в приют, не факт что в приюте лучше чем дома… Покайтесь на исповеди и отпустите ситуацию, сейчас у вас достаточно своих проблем.

Ася

На самом деле, дело не в возрасте. 25-это уже достаточно много. Я была гораздо моложе, когда по работе мне приходилось работать с такими безнадзорными детьми. И как-то, Бог дал, промахов таких не было. Дело не в возрасте. Дело в том, что автор бессознательно хотел убежать от этого мира неблагополучия поскорее. Вот и всё. Это не вина автора. Это ему испытание. Видимо, чтобы вот так прозрев, обрести какую-то более сильную глубину души. Каждому своё.

Ася

а мне кажется, дело в том, что человек просто физически устал тогда. И поэтому не сообразил. Кстати, Вы не правы насчёт милиции. Сама бы милиция не помогла, но вот в детскую комнату этой самой милиции или к участковому надо обращаться обязательно. Точнее, с этого начинать. А самовольный привод в приют ничего бы не дал. Если мать не лишили прав, никто бы не имел право его туда помещать. Поэтому и дело не в неопытности (да и кто мы такие, чтобы судить чужой опыт?) автора, Вы-то тоже, несмотря на возраст, видимо, не очень разбираетесь в этом деле;). У нас вся система работы… Читать далее »

Annavic

Совсем не разбираюсь, нет. Я не в возрасте — мне почти как автору тогда, 27. А ваш комментарий очень ценный, спасибо за ценную информацию.

Annavic

(оно же) Встречалась с аналогичным текстом, как мужчина сдал бомжа в скорую и гордился. Думал, врачи им займутся. Его оставили умирать на полу, бо всем насрать. Ну откуда такая наивность в людях? Я бы не доверила. И ведь я человек достаточно наивный. Он что, не мог проконтролировать процесс? Вот почитаешь такие комментарии и думаешь, какие же люди простые, неужели вы верите? Мой коммент не к Лилии относится, а просто такое ощущение, что все в танке.

(извините, что по несколько комментов оставляю, длинные комментарии сайт не вмещает)

Gallka

Тоже как-то скорую вызывала бомжу — лежит человек на снегу…
И что надо его домой отнести?
у него ведь возможен туберкулез или ещё что-нибудь.
как можно контролировать что-то в больнице? там все непредсказуемо…
даже с родным человеком не всегда разрешат ночью подежурить.

Мышка

Может, заплатить врачам?.. Ну, как добрый самаритянин… Хотя понимаю, что это не каждому под силу (и в моральном, и в финансовом плане).

Jasmine

ну это глупость на самом деле. Для бомжей должны быть отдельные отделения. Или отдельные пункты помощи. То чем, например занимается Лиза Глинка. В общее отделение их класть нельзя. Нужели это не понятно? Врач никогда ни за какие деньги не согласится положить на соседнюю койку с Вами бомжа. Даже если вы очень это захотите. Отвечать потом врачу. Бомжам несомненно помогать нужно. Но делать это нужно разумно.

Мышка

Согласна. Тогда нужно обладать определенной информацией, где в городе оказывают помощь таким людям.

Лилия Малахова

У нас их в коридорах кладут и при первой же возможности выписывают.

Manypenny

За какие деньги? БОМЖу всю неотложную помощь окажут бесплатно, в обычной больнице, под плач соседей по палате, правда.

Ежик

Да…кладут,бывает. И без денег. Только очень недовольны все соседи по палате. И их понять можно.

И потом второй вопрос-куда выписывать-то? Где взяли?

Лилия Малахова

Ну их дело — выписать, а куда, не их проблема. 🙂

Ежик

Правда-не их. Никаких отработанных механизмов работы с такими личносями нет. Поэтому можно выписать,например,к матроне-доброй самарянке…

Manypenny

Не знаю, как по другим болезням, а по туберкулезу дело обстоит так: "Скорая" привозит "лицо БОМЖ" в обыкновенную туберкулезную больницу, где лежат "домашние" больные, потом бродяги переводятся в загородную больницу. С воплями, причитаниями, проклятиями, самовольными уходами БОМЖей на улицу обратно. Потому что в большом городе им лучше бродяжничать, чем в селе.

Ежик

Хм…на соседнюю коечку к вашей любимой маме или дочке…а потом с вас доктор денег возьмет-чтоб его убрали…а то можно походить,поухаживать.Как добрый самарянин.
Простите,накипело насчет "денег врачам".

Manypenny

Ага… а куда убирать-то? на коечку в коридор? чтоб бродяга честно впечатлял собой всех больных отделения, а не только из этой палаты?

Ежик

Это я патентую теорию-как обогатиться врачу. Класть бомжа сначала за деньги от добрых людей,а потом за взятки из одной палаты в другую переводить. Так и накопим на "домик в деревне"…

Ежик

Замечу,что у скорой примерно такой же ресурс помощи бомжам,как и у вас.

как же страшно было просто читать Вашу историю. не знаю, когда смогу успокоиться, эта боль не проходит
и Вы не одна такая, кто по неосознанности не протягивает руку помощи, мы все такие — стыдно вмешаться, не так посмотрят… а человек гибнет.

Лилия Малахова

Да вот мне и вмешиваться-то не стыдно было… Я просто не вмешалась на 100%.

катя

Думаю, у каждого в жизни найдётся случай, о котором мы вспоминаем и хотели бы изменить ход событий-но, увы, поздно… Тогда понимаешь своё малодушие и немощность. Самое главное-не упустить возможность сделать добрые дела в настоящем! Чего я всем желаю.

Мышка

Ох… Спасибо, Лилия… У меня первая мысль была: "В милицию!", но что уж теперь, хороша ложка к обеду… А скольким я не помогла?.. Я и не вспомню… вот буквально сегодня увидела у ларька явно нищую старушку (была одета очень бедно), раздумывала, может, чем помочь? Но бабушка не просила ни помощи, ни денег… я, не зная, как лучше подступиться, так и не подошла. Они не всегда могут попросить… мы не всегда решаемся подойти, а зря:(

Лилия Малахова

Да, бывает. Бывает и так, что спросишь — помочь? — а в ответ проклятия.

Emiliya

Господи, помилуй…

Annavic

на что я, уже вконец оборзевшая, рявкнула: «Нет, не может!»

правильно рявкнули..

Лилия Малахова

Вы знаете, у меня была настолько распухшая голова от хождений по кабинетам, от криков девочки, что была на взводе. Я тогда сама себе удивилась — для меня рявкнуть на кого-то, тем более на пожилого человека это было что-то запредельное. А Оля еще все-таки довольно большая девочка, от таких детей ждут, что они будут терпеть, а Оля просто никогда не получала помощи, она полагалась только на себя. ну и воспитание, конечно, откуда оно. И она этим раздражала людей.

Annavic

Понятно.. Ну ничего страшного, потерпят, чай в больницу пришли, где людям может быть больно, а не в дом отдыха :/

olgayeriomenko

Лиля, я понимаю Вас. Но все-таки, не думаю, что Вы смогли бы помочь такой большой девочке. В приют? Я знала детей, которые сбегали из приютов, хотя их там не обижали. Нам, докторам они объясняли, что свобода все-таки дороже (другими словами, но смысл был такой).
Ну, может,могли бы предложить ей приходить в храм, чтобы Вы могли кормить ее, закапать те же уши.

Лилия Малахова

Я думала об этом тоже. Но тогда это уже был бы ее выбор.

Мышка

Перечитала текст дважды, бросились в глаза "алюминиевые крестики", значит, детей все же кто-то крестил?.. Или сердобольные прихожане подарили — на тебе, Боже, что нам негоже?.. Загадка. Интересно также, почему дети не появлялись больше рядом с храмом, если поняли, что там можно получить хоть какую-то помощь…

Лилия Малахова

Не знаю насчет крестин. Возможно, им эти крестики подарили наши бабушки церковные за 5 минут до того, как я их встретила.

Annavic

тут отсутствие жизненного опыта скорее всего сказалось (опыт он же ещё эмоциональный)

и многим нам неофитам, да и многим христианам в целом, свойственно то, что я называю "ненастоящесть", мозг забивается догмами, а сам человек как личность не развивается, деревенеет. Я уверена, многие атеисты как личности бывают развитее христиан. И я до неофитства была живее как-то, тяжкими грехами грешила больше, а как человек была живее, предлагала милостыню из жалости, а не из-за того, что ради Христа и что мне за это дадут Царствие Небестное (до сих не поняла и не разобралась с этой формулировкой "ради Христа", что это значит).

Annavic, ой, спасибо, это же прямо то, о чем я думаю.. Какой фальшивой себя чувствую иногда, вот это фарисейство надо изживать в себе, догматизм.. И изживается он — любовью, как ее в себе взрастить? Вот когда вдруг жаром сердце обдает и становится не страшно заразиться от бомжа, не неловко (а может и неловко, но все равно сделаешь) предложить свою помощь. И обратное тоже бывает: когда чувствуешь, что не надо чего-то делать или просто не хочешь этого делать, а себя убеждаешь — ну, это же благочестиво, это же ПРАВИЛЬНО.. А потом опять настигает это чувство фальши..

Похожие статьи