Машина заглохла в тот момент, когда мы с Горянычем смачно ржали над очередным анекдотом. Мы так увлеклись смакованием пошленькой истории, что даже не сразу поняли, что больше не едем. После минуты молчания, воцарившейся в салоне и ушедшей на осмысление произошедшего, Горяныч посмотрел назад и спросил:

— Не, а чё случилось-то? Чего мы остановились-то?

Я вышел из машины и открыл капот. Визуально все было в порядке, но «бэха» отказывалась ехать. Горяныч подошел ко мне, зябко приподняв плечи и боязливо пряча руки в карманах куртки.

— И чё? – спросил он. Я захлопнул крышку капота.

— А фиг её знает, чё. Электроника, это тебе не «Жигули», не залезешь.

Мы постояли, посмотрели вперед, назад, направо, налево… И не увидели ничего, кроме снега. Тверская губерния, мать её…

Я посмотрел на часы:

— Опоздаем теперь точно. Без нас шампанское выпьют.

— Да уж… Какое там шампанское… Сколько нам тут куковать придется? Новый год, нет никого. Тут и так машин – три за сутки, а теперь точно дня два еще никто не проедет. Так что сели мы с тобой, Витюха, капитально!

Мы помолчали, покурили, опять поглазели по сторонам, надеясь, что в новогоднюю ночь все же произойдет чудо и появится ну хоть трактор… Трактор не появился. И звонить кому-либо из знакомых нет смысла – пока они сюда доедут, Новый год не то, что придет – уйти успеет. К тому же наверняка все уже отметили проводы старого года и за руль не полезут.

— У тебя пожрать с собой есть хоть что-нибудь? – спросил Горяныч.

— Да, там в багажнике сумка.

— А выпить?

— И выпить есть. Там литрушечка спрятана под колбасенью…

Мы топтались около умершего автомобиля уже минут двадцать. Потихоньку занялась метель, ветер пробирал нас через наши итальянские куртки до костей, а в машине не было легче – остывший металл, казалось, окутывал еще более сильным холодом, поэтому мы предпочли мерзнуть на дороге – хоть подвигаться можно. Горяныч бросил в снег окурок и семенящим шагом направился куда-то к засугробленной обочине:

— Пойду-ка я …

Через минуту до меня донеслось хихиканье. Горяныч появился из снегопада с улыбкой от уха до уха.

— Вить, иди сюда… Ты помнишь, что я сказал, когда мы остановились? – он взял меня под руку и потащил к обочине. – Ты помнишь, что я сказал?

— Что ты сказал?

— Я сказал, сколько мы тут куковать будем. А посмотри теперь! – и он развернул меня лицом по ходу нашей поездки. Прямо перед собой я увидел указатель: «с. Кукуево – 2 км».

— Кукуево?! – ошарашено повторил я.

— Ты прикинь, а? – ржал Горяныч, толкая меня в бок. – Ку-ку-ево!!! – он просто захлебывался от смеха. – Здесь, наверное, все застревают! Па ре-ке плы-вет та-пор из села Ку-ку-ева…!!! – прокричал он в метель. Я уж подумал, не успел ли он тайком приложиться к припрятанной литрушечке, как вдруг Горяныч закричал:

— Тихо!!! – и поднял вверх указательный палец, к чему-то прислушиваясь.

— Что? – спросил я.

— Тс-с-сс! – зашипел он. – Слышишь?

Зимняя дорога. Лев Львович Каменев

Я прислушался и до меня донесся какой-то странный хлопающий звук. Сомнений не было – кто-то ехал по дороге на лошади. Мы уставились на дорогу, с некоторым напряжением ожидая появления того, кто мог бы нам помочь в нашей безнадежной ситуации. Звук приближался, и скоро из метели возникли сани, запряженные темной косматой лошадью. На облучке сидел колоритный абориген пенсионного возраста, чем-то напоминающий Кузьмича из «Национальных особенностей». Он остановил коня, окинул нас оценивающим взглядом из-под косоухой ушанки и спросил:

— Сидим?

— Ага, — ответил я.

— Замерзли?

— Да есть немного.

Дед, кряхтя, слез с саней, извлек откуда-то трос и протянул мне:

— Цепляй, поедем.

— И что, он потянет? — с сомнением в голосе спросил Горяныч, прищурившись оценивающим взглядом на коня.

— Он? — «Кузьмич» тоже посмотрел на крутобокого жеребца, как будто в первый раз его видел. — Потянет! — и протянул мне трос.

Я вкрутил крюк, зацепил трос, втолкнул Горяныча на пассажирское место, а сел сам за руль. Дед осторожно стал выводить лошадь на дорогу. Я почувствовал, как натянулся трос, и мгновение спустя «бэха» тронулась с места.

Проехали мы немного. Сани свернули направо, и мы въехали в деревню. «Кукуево» — успел прочитать я на указателе. Сани остановились около рубленой избы в три окна с кружевными наличниками.

— Ну, милости просим, гости дорогие, чем богаты… — возница широким жестом пригласил нас пройти в избу. Чуть замешкавшись, мы поднялись по крыльцу и вошли в дом.

Изба была самая обычная, холостяцкая, из современных вещей в ней, пожалуй, был только телевизор в углу. В центре избушки потрескивала дровами печь, рядом стоял старый потемневший стол и две длинных скамьи, у стены – буфет довоенных времен с расставленными на полках гранеными стаканами, алюминиевыми кружками и парой эмалированных кувшинов с отколами по краям. У другой стены – пара пружинных кроватей, накрытых толстыми стегаными одеялами. На крючках – березовые и дубовые веники, связки сушеных грибов, пучки каких-то трав. И дух в избе был древесно-травяной, с дымком от горящих в печи поленьев. Так и казалось, что сейчас в избу войдет Баба-Яга.

— Да вы к столу проходьте, — пригласил нас хозяин. – Я вам для сугреву сейчас… — он исчез в сенях, потом появился с кривой бутылью и банкой соленых огурцов. Я поставил сумку на стол и стал выкладывать припасы: все равно на праздник к своим не попадем, так хоть облегчить хлопоты хозяина по нашему с Горянычем устройству.

— А меня, значица, Прохором звать, — наконец, представился наш гостеприимный возница.

— Игорь.

— Виктор.

Мы пожали руки друг другу и сели за стол. Прохор разлил самогон по граненым стаканам, выложил на разномастные блюдечки огурцы и капустку, я порезал колбасу и грудинку.

— Ну, как говорится, за знакомство, — произнес простой тост Прохор. Мы выпили холодно-обжигающего самогона.

— А что это у вас за деревня такая? – спросил Горяныч, хрупая огурцом.

— Кукуево-то? – переспросил Прохор, чуть нахмурившись. – А что?

— Да так, название уж больно… такое…

— И, между прочим, — вдруг обиженным тоном заговорил Прохор, — не деревня у нас, а село.

— А какая разница? – не унимался Горяныч.

— А разница такая, мил человек, что в деревне церкви нету. А у нас есть. Значит, мы – село. А название тебе чем не угодило?

Игорь хихикнул и оглянулся на меня, ища поддержки.

— Ну так название-то такое, популярное, можно сказать. Частушку-то все знают… По реке плывет топор…

— Не топор, — назидательно поднял вверх указательный палец Прохор, — а утюг.

— Да какая разница: топор, утюг… — ржал Горяныч. – Смысл-то один!

— А разница такая, — неспешно отвечал Прохор, — вот каждое село на Руси чем-то да прославилось. Хохлома – у них ложки. Жестово – подносы. Холуи – шкатулки там всякие. А у нас, – он опять поднял палец вверх, — утюги плавучие. А дело было так. Был у нас тут кузнец – Михай Криворучка. У него на самом деле одна рука кривая была. Его мамка когда рожала, аккурат на Крещение дело пришлось. Ну и повитуха-то уже из церкви пришедше, да успела за столом посидеть, ну и, понятно дело, навеселе была. Да за младенцем-то и не углядела. Рука-то у него и повредилась. Как-то так она у него была… так… кривенько. Да ладно б левая, а то, понимашь, правая. А с такой-то рукой – ну какой он работник?

Так уж родители и смирились, что сын у них калека, на шее сидеть будет, а потом кусочничать пойдет. А отец у него знатный кузнец был. И вот Михай все за отцом-то и смотрел, как он кует, как железо калит. Ну и научился. Такие подковы ковал – кони с ними как на крыльях летали. Ну, тут дело-то к возрасту подошло. Женихаться стал Михай. Выбрал себе в невесты девушку работящую, хорошую, не баловную, да вот беда – к ней же просватался парень из соседнего Татуева. И надо ж такому быть, что и этот второй жених был кузнецом! И славился он топорами. Говорили, такие топоры делал, что они сами сучья с деревьев обрубали. И позвал отец к себе этих двух женихов и сказал: пусть не моя воля, ни её, а как Богу будет угодно. Даю вам сутки – кто из вас самую чудесную вещь скует, тому дочь свою и отдам в замужество. А сам-то, конечно, надеялся, что Михаю дочка-то не достанется.

Для очистки совести соревнование-то назначил. Жалко ему было за калеку дочь отдавать. И вот на следующий день в вечеру пришли женихи свои работы показывать. Татуевский принес кованую розу. Ну так искусно сделана, что пока в руки не возьмешь, то и не поймешь, что она из железа. Хоть в вазу ставь. Подивились родители, сваты подивились, а тут Михай достает из-за пазухи… утюг. Самый что ни на есть обычный утюг. Ну, те его на смех подымать – нашел, мол, чудесную вещь. А он и говорит: «Зря смеетесь. Этот утюг я для своей суженой сковал, чтобы ей по дому хлопотать было легче. Ваши-то утюги все неподъемные, бабы с ними вон как мучаются. А мой – как перышко. С секретом. Легкий он, такой легкий, что хоть на воду ставь – поплывет». Да и поставил утюг в ведро с водой. А он не потонул, а так и закачался на воде, как лодочка. Вот тут все и ахнули.

Ну а отец что — при свидетелях слово давал, деваться некуда, так и пришлось за Михая дочку отдать. И что ты думаешь? На утюгах этих они и жили. Ажно из Петербурга заказчики приезжали, к царскому двору утюги ему заказывали. Отбою от желающих не было. Так он и прожил с женой своей в мире и достатке. А секрета своего никому не раскрыл, с собой унес.

— Хорошая сказка, — сказал Горяныч, опрокидывая второй стакан самогонки.

— Да не сказка это, — возразил Прохор. – На самом деле было. А частушку ту татуевские придумали в отместку, значит, нашим. А утюги Михаевы до сих пор в семьях хранят. От бабки к внучке передают по наследству как приданое. Берегут пуще самовара. А молодежь придумала – чтобы, значит, родители не догадались, они записочку к утюгу привяжут, и по реке его и пустят. А обратно — за веревочку тянут. Так друг с дружкой и переписываются. Почта, значит, такая. У нас тут в прошлом годе даже приезжали из этой… Из Франции. Из «Тефалю». Просили продать за любые деньги. Мы, говорят, хотим производство таких легких утюгов наладить. Но никто им не продал, а попросили их с миром…

Последнюю фразу я дослушал с трудом – от печного жару да самогонки меня разморило так, что я едва не валился с лавки на пол. Краем глаза я заметил, что Горяныч упал лицом на стол и захрапел.

— Ну-ка, давайте баиньки, — сказал Прохор. Мы с ним дотащили Горяныча до кровати, и я сам повалился спать, не раздеваясь.

Проснулся я оттого, что яркий солнечный луч светил прямо в глаза. На миг мне показалось, что наступила весна. Я посмотрел на соседнюю кровать – пусто. Горяныч, значит, встал раньше и уже где-то бродит. Выйдя во двор, я обнаружил Горяныча возле машины.

— Витян, а я машину починил, — сказал он.

— Как?

— Да клемма тут отошла, ты в темноте просто не заметил. Принимай работу.

Горяныч потянулся, а потом подошел к невысокому забору.

— Ты посмотри, какой у них тут вид! – сказал он, доставая сигареты. – Река какая, ты глянь! И не замерзла ведь…

— Значит, глубокая, — сказал я, прикуривая от его сигареты. – Ну что, поедем?

— Да, наверное. Э-эх!!! Жаль, от Москвы далеко! По реке плывет утюг… — вполголоса напел Игорь и хотел уже уходить.

— Горяныч! – я толкнул его локтем в бок. – Посмотри, что это там?

— Где? – спросил он, шаря взглядом по поверхности воды.

— Да вон! Смотри!!! Что это?!

Мы уставились на какой-то небольшой предмет, плывущий по течению и посверкивающий в лучах солнца. Минуту мы терялись в догадках, что же это могло быть? И только когда таинственный предмет поравнялся с нами, поняли: по реке, покачиваясь на волнах, плыл утюг.

Теги:  

Присоединяйтесь к нам на канале Яндекс.Дзен.

При републикации материалов сайта «Матроны.ру» прямая активная ссылка на исходный текст материала обязательна.

Поскольку вы здесь…

… у нас есть небольшая просьба. Портал «Матроны» активно развивается, наша аудитория растет, но нам не хватает средств для работы редакции. Многие темы, которые нам хотелось бы поднять и которые интересны вам, нашим читателям, остаются неосвещенными из-за финансовых ограничений. В отличие от многих СМИ, мы сознательно не делаем платную подписку, потому что хотим, чтобы наши материалы были доступны всем желающим.

Но. Матроны — это ежедневные статьи, колонки и интервью, переводы лучших англоязычных статей о семье и воспитании, это редакторы, хостинг и серверы. Так что вы можете понять, почему мы просим вашей помощи.

Например, 50 рублей в месяц — это много или мало? Чашка кофе? Для семейного бюджета — немного. Для Матрон — много.

Если каждый, кто читает Матроны, поддержит нас 50 рублями в месяц, то сделает огромный вклад в возможность развития издания и появления новых актуальных и интересных материалов о жизни женщины в современном мире, семье, воспитании детей, творческой самореализации и духовных смыслах.

Об авторе

Год рождения 1970. Воспитываю троих сыновей. Пишу художественные рассказы. Победитель конкурса рассказов форума ЭКСМО 2010 (группа не издающиеся), 3 место в конкурсе новогодних рассказов форума ЭКСМО 2010 г, 1 место в 1 туре, 4 место во 2 туре и приз зрительских симпатий в конкурсе детективного рассказа форума ЭКСМО 2011 г, 1 место в конкурсе рассказов "Кто мой ближний" 2011 г. на Православном Творческом Портале. Номинировалась на национальную премию "Писатель года" 2011 г.

Другие статьи автора
новые старые популярные

замечательная сказка!

Ася

Так красиво!

Екатерина

Мило

Похожие статьи