Если аист отправил в игнор

С самого раннего детства — сколько себя вообще помню — мечтала, что будет у меня много детей. Поэтому меня ужасно радовал тот факт, что я родилась девочкой: значит, смогу, когда вырасту, стать мамой! «У меня сестренки нет, у меня братишки нет», – напевала я вслед за Пугачевой, точно зная, что во взрослом состоянии с одиночеством уже в моей собственной семье будет покончено навсегда.

Надо сказать, что мечта осталась неизменной, даже несмотря на рождение долгожданного, буквально выпрошенного у родителей брата.

Второй по счету смской от моего будущего мужа стал вопрос о детях – а сколько бы ты хотела деток в семье? Пока я ломала голову, как же ответить на столь прямой вопрос еще малознакомому мне человеку, пришла третья по счету смска от него: «Я бы хотел, чтобы было хотя бы четверо – два мальчика и две девочки». До сих пор шучу, что после этого все мои сомнения в том, мой ли это человек, пропали на корню.

На нашем венчании во время молитвенного прошения «о еже возвеселитися им видением сынов и дщерей» мы потихоньку сжали друг другу руки, а я мысленно шепнула: «Господи, пожалуйста, ну пожалуйста – очень прошу Тебя!».

Шли недели и месяцы нашего брака, сперва незаметно и легко, как это и бывает только в самом начале семейной жизни, однако все чаще в наших разговорах мы обращались к теме детей – когда, когда же наконец мы станем самыми лучшими на белом свете родителями? Может, уже в этом месяце нас будет трое? Нет? Ну значит тогда точно в следующем, ведь правда? Снова нет…

Народная мудрость гласит, что тяжелее всего ждать и догонять. Насчет последнего не знаю, с первым соглашусь на все 100%. Наше ожидание оказалось мучительным – сперва просто ожидание, потом пошли походы по врачам и «зависания» в многочисленных сообществах «планюшек», «хочушек», самонастраивания на тему «скоро буду мамой, самой-самой» и вся прочая атрибутика, хорошо знакомая тем, чей адрес был отправлен аистом в полный игнор.

Медицина – и бесплатная, и платная – между тем диагностировала нам полный порядок по всем фронтам и вновь отправила в свободное плавание с прогнозом о скорейшем прибавлении нашей, слава Богу, крепкой, но, увы, по-прежнему совсем малой Церкви. Время шло, однако прогнозы так и оставались прогнозами. Очередную годовщину семейной жизни мы отмечали вдвоем.

Я честно старалась «отключить» голову, отвлечься… «Вот тут-то все и получится, когда не будешь зацикливаться» (кто из нас не слышал этого совета в подобной ситуации). Любимая работа и различные хобби, поездки и общение с друзьями, шоппинг и много чего ещё. Все это помогало, но лишь на непродолжительное время – до очередного витка отчаяния, вызванного известием о скорых прибавлениях в семьях наших друзей и знакомых.

Один из таких тяжелых по душевному настрою периодов, когда все чаще лезли в голову назойливые мысли «А вдруг у нас никогда не будет детей? Как же быть? Как жить дальше?», совпал с началом моего волонтерства. Скажу честно, в волонтеры я пошла, исходя из принципа, что, занимаясь чужими проблемами, легче будет хоть на время забыть о наличии своих собственных. То есть был сугубо эгоистический настрой, прикрытый сверху благочестивыми лозунгами и девизами.

Посещения дома престарелых и помощь бездомным животным, сбор вещей малоимущим семьям и сдача крови – во всем этом я принимала участие, причем наибольшая моя активность совпадала с периодами всплеска внутренней боли. Муж меня поддерживал во всех начинаниях, насколько только мог, проявляя терпение и к позднему возвращению домой от покалеченной собаки, и к долгим телефонным разговорам (по решению каких-то организационных проблем), и к захламлению дома большим количеством вещей на раздачу, и к отсутствию порой обеда/ужина.

В один из таких депрессивно-активных периодов мой духовник объявил на приходе о создании группы, которая будет заниматься работой с детьми-сиротами в детском доме, и пригласил всех желающих. Я, предварительно посоветовавшись с мужем, решила, что вполне смогу ездить по субботам в детский дом, и тоже записалась во вновь создаваемую группу. С нами было проведено несколько бесед – священником, директором детского дома, выразившим согласие на сотрудничество с приходом, и социальным работником этого же детского дома. И начались наши поездки к детям.

Детский дом нами был выбран непростой – если вообще могут быть простыми такие учреждения – коррекционного типа, там находились дети с диагнозом «олигофрения в стадии дебильности», то есть в силу этого диагноза почти лишенные шансов на устройство в семью (хотя были, конечно, и немногочисленные счастливые исключения из правил). Скажу сразу, что от поездок у всех без исключения участников группы осталось одно общее чувство – глубокой вины за эти ищущие, переворачивающие и выворачивающие душу наизнанку глаза детей: а ты – не мой папа, ты – не моя мама?

Мы в ответе за тех… Фото автора

Нам были рады, нас всегда ждали, звали в гости на праздники и в будни, с нами с удовольствием общались и делились новостями/радостями/горестями, но при этом каждый из детей в глубине души ждал от нас большего, чем то, что мы тогда могли им дать.

Каждый раз я приезжала из детского дома с ощущением, что я – обманщица и что больше туда не поеду, но в следующую субботу собиралась и ехала снова. Возвращалась и горько рыдала в подушку от собственного бессилия. Муж, работавший по субботам, но бывший в курсе всех событий, касавшихся детского дома, как-то после очередной порции слез и эмоций спросил: «Так может быть, давай возьмем ребенка оттуда? Ну, вот хотя бы ту же Сашу, о которой ты столько рассказываешь». – «Я не смогу взять ребенка с таким диагнозом, ты это понимаешь, просто не смогу!».

«Хорошо, ну тогда что нам мешает взять ребенка без диагноза «олигофрения»? Станем ему папой и мамой?».

— Я мешаю, я не могу, я хочу своего!

— Тогда, наверное, лучше будет прекратить совсем ездить в детский дом – так будет честнее и по отношению к ним, и по отношению к себе самой.

Визиты в детский дом я прекратила, снова возобновив прерванные до этого и надоевшие уже до зубовного скрежета походы по врачам и зависания в тематических конференциях, – только теперь я больше интересовалась вопросами вспомогательных репродуктивных технологий, читала различные истории участниц сообществ, вполне конкурентоспособные по содержанию со сценариями сериалов, под общим лозунгом «СВОЙ ребенок ЛЮБОЙ ценой».

Хорошо помню тот вечер и очередной рассказ, вычитанный мной на бэбиблоге про то, как автор поста и ее лучшая подруга провернули целую операцию по заметанию следов от супруга героини: ЭКО сделали незамужней подруге, а автор поста стала имитировать беременность для мужа и всех окружающих. Основная идея автора была такая, что да, пусть обманываю, пусть ребенок не от мужа будет, а от донора и не я его рожу, но зато все будут считать, что он – НАШ СОБСТВЕННЫЙ!

Видимо, все как-то совпало в одной точке – и этот шедевральный рассказ, и собственные переживания и размышления, и воспоминания о поездках в детский дом, о детских глазах, обращенных к нам, приходящим взрослым, с затаенной надеждой и мольбой – забери меня отсюда, стань мне мамой/папой…

— Любимый, помнишь наш разговор о том, чтобы взять ребенка-сироту? Ты не передумал? Все в силе?

За окном гремели новогодние салюты и петарды, выли сигнализации автомобилей, а мы сидели вдвоем в тишине нашего дома. Только теперь она уже не угнетала, не раздражала, окутывая душной ватой. Мы оба точно знали, что так тихо у нас в доме на праздники было в последний раз. Но это – уже совсем другая история!

«Зима за окном», Евгения Гапчинская

Продолжение следует…