Этот импозантный молодой фармацевт, отпускающий лекарства в аптеке, мне кого-то напоминал. Какие-то неуловимые черты, поворот головы, что-то точно знакомое, где же я это видела… Ох, неужели это Стас Куревин? Не может быть. Как изменился! Он или не он? Бейджик на груди рассеял сомнения окончательно. «Стас, здравствуйте! Рада вас видеть. Я сестра Леси Яреминой, из школы номер N, помните?». Он явно напрягся, потом улыбнулся. Мы немножко пообщались. «Недавно был вечер встречи, вы ходили?» – «Нет, да я вообще со школы почти никого не видел».

Еще бы он ходил. Его били по туалетам класса до 10-го. Он, кстати, давал сдачи, так что нередко это получалось до крови. Почему? Не до конца понимаю. Это был, в принципе, обычный парнишка, просто непохожий на других. Учился неровно, ходил немного забавной походкой, был чуть полноват, отвечал не всегда впопад. Я много слышала про историю его травли от сестры, которая сочувствовала парню; меня саму это сильно задевало, как всегда задевает вопиющая несправедливость; в школе организовывались классные часы, вызывались родители, сменялись агрессоры, но он так и оставался в состоянии жертвы… В десятом-одиннадцатом все как-то сдулись, ориентиры сменились, мир в виде грозных экзаменов, возможной армии, поступления в вуз и взрослой жизни агрессивно надвигался на вчерашних детей, и под его давлением было уже не до междоусобной вражды, надо было сплачиваться и сдруживаться. И Стаса перестали травить. Над ним, быть может, по старинке подшучивали, но поскольку он и раньше спуску не особо давал, тут ответить было уже проще, и к последнему звонку он стал в коллективе совершенно своим.

Но что осталось в тех нескольких школьных годах?

Мне иногда страшно подумать, что вот мы все такие осознанные родители, знаем, что в лимбическую систему наших детей закладываются основные данные до 3-х лет, знаем, что пример родительских отношений дает установку на всю жизнь, мы стараемся воспитать гармоничную личность, слушаем классику во время беременности и смотрим на изысканные полотна, водим ребенка на развивалки с ранних лет и с любовью подбираем ему кружки, продумываем его сбалансированное питание и стараемся не сбивать аппетит сладостями… И тут он, весь такой со сдутыми с него пылинками, заворачивает за угол, заходит в школу… и получает по лицу — в переносном и даже прямом смысле. Всю палитру человеческих отрицательных чувств, эмоций, подлости и лжи.

Дочь рассказывает, как в классе более модные одноклассницы подкалывают и не берут в свою компанию девочку Элю, потому что она ходит в одном и том же (при этом в школе у них как бы форма). Эля из малоимущей семьи, растет без отца. На родительское собрание приходит мама, папа и бабушка мальчика Степана — милого паренька невысокого роста с открытым и детским лицом, в больших очках, — приходят, чтобы защитить сына, понять, почему его постоянно третируют, отчего он не хочет ходить в школу вообще. Высокая худая девочка со смешной фамилией Тараканова на фотографиях класса немного подгибает ноги, чтобы казаться ниже, и вдруг это оказывается видно на снимке — и начинается потеха. Тараканихе и так проходу не давали, а теперь, видя ее, одноклассники начинают приседать и дико хохотать…

Что происходит в нашей школе? Что происходит с нашими детьми?

Наверное, то же, что и с взрослыми: мы не умеем принимать не таких, как мы.

Впервые приехав за границу, я была удивлена, сколько же там инвалидов! У нас-то их совсем нет. Ну, вспомните, когда вы видели в последний раз передвигающегося по улице человека в инвалидной коляске? Да это и невозможно. Несмотря на все программы «доступной городской среды», я не могу доехать от дома до ближайшей станции метро на велосипеде, не спешившись раз пять. Тротуары либо слишком узкие, либо раздолблены, либо грязь и лужа, и конечно — высокие бордюры. Тадым-тадым, тадым-тадым, слезла. Тадым-тадым, тадым-тадым, слезла. Проехать тут на коляске не представляется возможным, не стоит и пытаться.

Недавно в метро я поймала себя на том, что рассматриваю парня напротив: у него так шапка неловко сидит или нарост на лбу? Перехватив его испепеляющий взгляд, вздрогнула, поняв, что нарост. Дальше я не знала, куда деть глаза — чтобы не смотреть на него. Или лучше приветливо улыбнуться? Или исподтишка глянуть еще раз? Парень выходил на следующей остановке; разминувшись у дверей с калекой-нищим, он насыпал ему немного мелочи на ходу.

Калека-нищий в метро…  привычная картина, да и калек годами видишь все тех же. Мы уже и не реагируем на них, и не рассматриваем даже, и не надо тут думать, куда глаза девать. Я, кстати, видела в прошлом году на курорте в Греции такую калеку-девушку, с ампутированными выше колен ногами. Она отдыхала в четырехзвездочном отеле с мамой или родственницей. Подтянутая, модная, симпатичная, она ходила вдоль бассейна на красивых железных протезах, отстегивала их и удобно устраивалась на шезлонге. Никто вокруг не думал при этом, куда девать свои глаза, — она общались со всеми так же, как и все, и все общались с ней так же, как и со всеми.

Пару лет назад в Испании мы не раз видели группы ментальных инвалидов с сопровождающими. Они могли, разговаривая и смеясь, сидеть за одним из столиков в кафе. Или гулять по зоопарку, рассматривая зверей. Они казались компанией добрых друзей, кто-то кого-то кормил, кому-то вытирали слюни, кого-то терпеливо пытались выслушать в его мычании. С глазами людей, оказавшихся рядом, тоже все было нормально.

Хотя, стоит заметить, такое толерантное отношение к людям с ограниченными возможностями не спасает от школьного буллинга и европейцев.

Черные и белые, больные и здоровые, богатые и бедные, модные и немодные, русские и «нерусские», москвичи и «понаехавшие», петербуржцы и «все остальные», интеллигенты и «мы в ваших университетах не учивались». Мы все хотим идентифицировать себя с какой-то близкой нам общностью людей. Как переехавшие в другую страну эмигранты стараются держаться вместе, анклавами, чтобы было не так страшно, так и мы — страшась этой жизни, стараемся сгруппироваться с себе подобными. Нам так проще. Нам так не боязно. Так мы чувствуем себя сильнее. Мы, в общем-то, очень слабые. Нам трудно вдумываться, что есть какие-то не такие, как мы: с наростами на лбу, без рук или ног, толстые или нищие, слабовидящие или эпилептики. Если они и есть, то лучше быстро пройти мимо. Потому что не знаем, что делать с глазами.

А пусть глаза привыкают. Когда привыкнут, то все будет нормально. И Тараканова окажется верной подругой, и Стас Куревин расскажет массу забавных историй про животных, ведь он увлекается биологией, и дочка захочет подарить девочке Эле модный шарфик.

Меня не травили в детстве, я была уважаема одноклассниками. Возможно, меня любили не все учителя и считали слишком резкой; пожалуй, я не слыла самой крутой среди сверстников и у меня не было особенно модных вещей; но зато я всегда была на стороне тех, кого гнобили. И все, что я могу сегодня сделать для своих детей — научить быть всегда на стороне слабых. И приучать свои и их глаза смотреть на «не таких».

Имена и некоторые обстоятельства изменены, все совпадения автор просит считать случайными.

Теги:  

Присоединяйтесь к нам на канале Яндекс.Дзен.

При републикации материалов сайта «Матроны.ру» прямая активная ссылка на исходный текст материала обязательна.

Поскольку вы здесь…

… у нас есть небольшая просьба. Портал «Матроны» активно развивается, наша аудитория растет, но нам не хватает средств для работы редакции. Многие темы, которые нам хотелось бы поднять и которые интересны вам, нашим читателям, остаются неосвещенными из-за финансовых ограничений. В отличие от многих СМИ, мы сознательно не делаем платную подписку, потому что хотим, чтобы наши материалы были доступны всем желающим.

Но. Матроны — это ежедневные статьи, колонки и интервью, переводы лучших англоязычных статей о семье и воспитании, это редакторы, хостинг и серверы. Так что вы можете понять, почему мы просим вашей помощи.

Например, 50 рублей в месяц — это много или мало? Чашка кофе? Для семейного бюджета — немного. Для Матрон — много.

Если каждый, кто читает Матроны, поддержит нас 50 рублями в месяц, то сделает огромный вклад в возможность развития издания и появления новых актуальных и интересных материалов о жизни женщины в современном мире, семье, воспитании детей, творческой самореализации и духовных смыслах.

Об авторе

Журналист, редактор, живет в Санкт-Петербурге. Работала спецкорром журнала «Фома» в Петербурге, шеф-редактором журнала «Вода живая», представителем издательства «Никея». Автор книги «Жила-была я» (издательство «Лепта»), соавтор нескольких брошюр и книг (издательство «Сатисъ», «Никея»). Замужем, мама четырех детей. Редактор портала "Матроны" и "Православие и мир".

Другие статьи автора
новые старые популярные
Natalya Natalya

Как странно. Такая добрая автор и такой странный вопрос задала фармацевту.
Неужели она думала, что ему охота в школу?

vero4ka

Конечно, учить, но…В силу моей профессии, мои дети часто и много общаются с «людьми с особенным здоровьем» — так у нас дома принято говорить. А вот себя защитить не смог сын — сегодня он вновь рыдает, что «эти курицы» опять называли его лопоухим и ушастым, «доводили»…И вообще, не будет он больше никогда слушать моих советов: нельзя ко всем людям относиться по-доброму и прощать их — самому же станет хуже!…Так-то!

Delete

vero4ka, даже не каждый взрослый понимает разеницу между «прощать», «относиться по-доброму» и «заниматься попустительством».

Может, стоит объяснить ему, что под добротой вы понимали не позволение испражняться на голову всем и каждому? Можно ведь и простить, и сдачи дать не со зла, а для урока человеку на будущее. Как-то так.

Совершенно прав ваш сын. Ко всем нельзя. Сказано же «избави мя от людей некоторых…» Сама недавно советовалась с приходским священником, дочку грызут не в школе, а уже на работе. Сдачи дает, а также умеет быть незаменимой. Но энергии на это уходит море. Батюшка посоветовал учиться четко различать, где, подставляя вторую щеку, ты делаешь добро, а где — зло… Вот бы еще научиться это определять быстро…

Травля — это вообще не про толерантность. Каждый человек чем-то отличается. Мальчик из этой истории — в принципе обычный мальчишка. У кого-то очки, кто-то заикается, кто-то рыжий, кто-то толстый, кто-то длинный, а кто-то наоборот — маленький. У кого-то учеба идет неважно (ну ты двоечник), у кого-то наоборот — слишком хорошо. Это вообще позор — быть ботаником. У каждого человека есть какие-то отличия. Я не знаю, по какому принципу кто-то остается в роли жертвы…

на мой взгляд, по принципу того, что родители не объяснили своим чадам, что любое живое существо — и человек, естественно! — неприкосновенно, что имеет право на существование, и никто не вправе делить людей на сорта. именно такие невоспитанные негодяи и травят всех подряд — даже если эти люди и не особенные, а просто знают, что нельзя унижать другого, так как ты ничем не лучше него, а он ничем не хуже тебя.

Мария Франциска

Дети такими способами устанавливают иерархию — кто будет главным, а кто — наоборот.

Trisha

Вспоминаю далёкие 80-е. Классный руководитель встала а сторону большинства детей, которые сбегали и срывали уроки, нагло лгали, дав тем самым повод для травли небольшой кучки детей, которые не не пошли на поводу большинства в силу разных причин. Кто-то боялся гнева родителей, кто-то жалел учителей-им ведь тоже попадало за такие проделки учащихся, ну а кто- то считал себя достаточно независимым, чтобы идти на поводу хулиганов.

elena2121980

У меня дочку,маленькую и худенькую, долгое время в школе обижали мальчики. И причину то понять так и не вышло.Я сначала думала, что она преувеличивает, а потом на улице услышала мат и оскорбления в ее адрес . Я и на родительском собрании этот вопрос поднимала, и с психологом общалась. Все бестолку. Родители понуро молчали , обещали провести воспитательную беседу с сыновьями. Психолог утешала и объясняла, что ничем не может помочь,потому что с детьми-задирами по нашим законам она может работать только по заказу родителей этих детей, а обращений нет. Психолог говорила : терпи и не отвечай, зло злом не лечится. Священник говорил… Читать далее »

Похожие статьи