«Чин свадебный»: всё «как у людей»

Осень. Покров. На «Матронах» — бум свадебной тематики. Побуду-ка и я «в тренде». 

Помню, курсе на втором преподаватель по болгарскому рассказывала нам про свою свадьбу.

Болгарский, надо сказать, в универе я так и не выучила, но вот впечатления бывшей ленинградской студентки о том, как родня её мужа настояла, чтобы свадьба была сыграна по обычаям сельской Болгарии, надолго врезались в память. Ещё бы — шатёр из ковров, столы для всей семьи да одаривание молодых, кидание на одеяле над колодцем, — это вам не дежурное: «А теперь у нас конкурсы для подружек невесты…», — через которое как раз в то время строем проходили мои однокурсницы.

А ещё, помнится, очень захотелось восстановить свадьбу русскую, потому что было во всём этом народном обряде что-то искреннее – когда все вместе и когда каждый знает, что ему делать, потому что так заведено, а не мается в ожидании несуразных указаний чужого дядьки – приглашённого тамады.

Позже нашлась и подсказка – оказывается, в Древней Руси был составлен и записан особый «Чин свадебный», в XVI веке включавшийся в сборники вместе с «Домостроем». Но, то ли я изменилась с тех пор, то ли средневековый памятник оказался не столь поэтичным, как рассказ о юношеских воспоминаниях, – чем дольше я перечитываю его, тем меньше почему-то хочется ему следовать.

В. М. Максимов, «Приход колдуна на крестьянскую свадьбу». 1875 г.

Во-первых, подобно «Домострою», «Чин» — это характерный для XVI века текст-ритуал, текст-инструкция. В итоге, не знаю, кому как, а мне во всех этих бесконечных «приедут, поклонятся, пройдут, войдут и сядут», «подадут сыр» или «овощие», столы со скатертью или без — очень не хватает какой-то сверхидеи. Впрочем, она здесь легко просматривается – «А вот как играют свадьбу приличные люди».

Автор нескончаемо и тщательно описывает то, как должны быть одеты невеста, «боярышни», сваха, дружка жениха; чем нужно одаривать тех или других, как кормить. И среди бесконечных «жёлтых летников» да шуб, коней в золоте да «рушных лебедей», мысль вылавливает пополам остатки древних магических ритуалов и атрибуты демонстрации богатства. Ну, и выходит тот же сценарий для тамады – размеренно, размеренно – тоска!

Женщины в летнике

А ещё здесь отчётливо видна рациональность и рассудочность текстов XVI века. Разумеется, из «Чина» убраны упоминания многих архаичных пережитков древней плодородной магии, которая присутствовала на свадьбе. Здесь нет ни певшихся на пиру песен, ни «грубейших шуток», сопровождавших свадебный поезд (они мельком упомянуты у немецкого путешественника XVII века Адама Олеария). Смысл этих непременных свадебных «сальностей» — в своеобразном пожелании плодородия брачующейся паре.

Кое-где в «Чине» подобные вещи остались, но в том невинном виде, который был приличен письменному тексту – «осыпание» молодых, постель на ржаных снопах да непонятное, если не знать подтекста, привязывание у крыльца жеребцов и кобылиц в то время, как молодые опочивают. («Жеребцы в ту пору, глядя на кобыл, ржут», — оговаривается автор «Чина», предоставляя читателю самому понять, что подобное «нагнетание сексуальности» должно увеличить мужскую силу новобрачного).

В остальном же, честно говоря, древнерусский чин оказывается мне почти неприятен. Прежде всего, той прагматичностью и прямолинейностью, с которой в нём описаны самые интимные моменты.

Нет, я всё понимаю: невинность невесты в Средние века была чуть ли не единственной гарантией законности будущих наследников. А потому внимания «делам постельным» в свадебных ритуалах всех народов неизменно уделялось много, и выносить физиологические подробности на всеобщее обозрение здесь было даже обязательно. Пожалуй, русский чин, предписывающий после определённых событий всего-то в устной форме сообщить родителям жениха (!):  «Дал Бог, все в порядке», — по сравнению с иными обычаями просто-таки – верх целомудренности.

И всё же – два постельничих, «ближняя боярыня», дружка, сваха и далее – полный список родни, которой волнительную новость сообщают по цепочке, а наутро ещё и обязательный торжественный визит свёкра с боярами – по современным меркам, свидетелей происходящего в супружеской спальне получается многовато.

К. Е. Маковский, «Под венец». 1884 г.

Однако подвергать здесь однозначному осмеянию и осуждению древний памятник смысла я не вижу. Он был актуален в определённое время, время это прошло, а памятник остался. И, может быть, заглянув в него, кто-то сыграет интересную и весёлую свадьбу «в этническом стиле».

А что? Например, «летник», несмотря на получающийся каламбур, — по-моему, вполне неплохая идея для зимнего наряда невесты. Уж гораздо лучше шифонового «платья-тортик» вкупе с диалектическим противоречием: демонстрировать декольте на морозе или же закутать его в шубу по самый нос.

Что же до обычаев – то как раз вчера в интернете мы про них поругались. Не буду называть ни предмет разговора (он был не о свадьбах), ни собеседников. Обидно только, что донести до них мысль у меня, кажется, не получилось.

Да, в культуре любого народа существует этап, когда официальные документы продолжают мыслить ритуалами. То есть, представления о том, что «хорошо», в законе всё ещё формулируются несуразным перечнем про «пройдут, войдут и сядут». Да, наступает время, когда одни ритуалы умирают, и возникают новые.

Ну, так уж устроен человек, что ему жизненно необходимы моменты, когда абстрактное и очень индивидуальное «хорошо» подменялось бы на общее «заведено», потому что «все вместе и каждый знает, что ему делать».

Так что если вам вдвоём очень хочется рвануть на край света, а родственники обижаются и непременно требуют отыграть свадьбу, «как у людей»… В порядке доброго хулиганства покажите им древнерусский памятник и… кто знает, что из этого получится. Может быть, они как-то сразу передумают и отпустят вас с миром. Или же вы все вместе посмеётесь, превратив отрывки обязательного бытового ритуала в добровольную игру и разделив её на всех.

В общем. Не знаю, как оно там будет, но запомнится на всю жизнь точно.

Л. И. Елесина, «Русская свадьба». 1985 г.